Верни мои предметы фетишизма!
Название: Перечитай его снова
Ник: Saviri
Бета-ридинг: Verlis
Жанр: Humour/Romance
Рейтинг: R (уж больно буква хорошая!)
Пейринг: Айя (Ран) Фудзимия /Кен Хидака, Йодзи Кудо / Оми Цукиено.
Аксиомы к теореме:
• действие происходит после первого сезона аниме;
• Санрюдзин (Эсцет) мертвы, но Айя-чан все еще в коме (скажите спасибо, что вообще не убила – просто кошмарно раздражает!);
• Вайсс по-прежнему живут в «Koneko»;
• Шварц находятся на вольных хлебах – со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Размер: «простынь».
Предупреждение: Сопли, слезы, ООС. Чрезвычайно тупые гэги и куча проходных персонажей. Ах да, еще флафф – куда ж без него…
Краткая аннотация: Прошло два года совместной жизни – и лодка любви разбилась об острые камни быта. Что делать: вычерпывать воду или бодро идти ко дну? И что выберет Кен – зная, что Айя активно дырявит днище?..
Фанфик закончен.
Отказ от прав (Disclaimer): не мое! А что, похоже?
Проект Weiss принадлежит господину Коясу и иже с ним. Я не владею ничем и прибыли, соответственно, не извлекаю. Сюжетная линия позаимствована из «Летучей мыши» (либретто Эрдмана и Вольпина плюс исправления Дреера для экранизации) – хотя осталось от нее до печального мало…
От автора: фик написан в подарок для Натаниэля – в благодарность и за заслуги: он первый человек (не считая моей беты), который признался, что да, он-таки читал мои фики! Кроме этого, он умеет заставить работать, конструктивно критиковать и – самое главное – восхитительно писать. В общем, спасибо тебе огромное!
Если я не ошибаюсь, ты ненавидишь, когда Кудо называют «Йодзи». Мои соболезнования… А еще ты, кажется, не любишь резкие переходы (см. «Йодзи»)…
Разрешение на размещение: получено.
читать дальшеЛюбить – это, прежде всего, отдавать.
Любить – значит, чувства свои как реку,
С весенней щедростью расплескать
На радость близкому человеку.
…Любить – значит, страстно вести бои
За верность и словом, и каждым взглядом,
Чтоб были сердца до конца свои
И в горе, и в радости вечно рядом.
… Любить – это видеть любой предмет,
Чувствуя рядом родную душу:
Вот книга – читал он ее или нет?
Груша… А как ему эта груша?
… Любовь – не сплошной фейерверк страстей.
Любовь – это верные в жизни руки,
Она не страшиться ни черных дней,
Ни обольщений и ни разлуки.
Любить – значит истину защищать,
Даже восстав против всей вселенной.
Любить – это в горе уметь прощать
Все, кроме подлости и измены.
… И к черту жалкие рассужденья,
что чувства уйдут как в песок вода.
Временны только лишь увлеченья.
Любовь же, как солнце, живет всегда!
Э. Асадов
Кен не дышал.
«Господи, Господи, Господи! Господи, пожалуйста!.. Лишь бы он не… лишь бы только он не…»
Бледное изящное тело неуверенно пошевелилось.
«Господи, Господи, Господи!»
Тонкие нежные веки нехотя дрогнули – раз, затем другой.
«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…»
Смахнув с лица непослушную красную прядь, настойчиво щекотавшую чувствительную кожу, Ран недовольно сморщил нос, перевернулся на спину – и засопел.
«… не проснулся».
Кен с облегчением привалился к стене, желая только одного: дышать! Втягивая воздух медленными скупыми глотками, он прилежно постарался не думать о том, что сейчас, вероятно, здорово походит на скаковую лошадь, забредшую на ипподром в безумной надежде поесть халявного овса, вот только вместо этого пришлось бежать забег за целое стойло…
Не шуметь, напомнил он себе, с трудом удерживаясь от того, чтобы, махнув рукой на конспирацию, пить воздух, пока не заноет в груди.
«Если Ран не хочет проснуться в компании трупа – ему следует спать крепче, – подумалось мрачно. – Еще одного раза я уже не выдержу…»
Легкие выразили полное согласие с утверждением, попытавшись вылезти через горло. Оно и неудивительно – он отказывал им в кислороде целых… Кен осторожно покосился на будильник: сколько?!
«Иду на рекорд», – решил Хидака в редком приступе самоуважения.
«А то как же, – откликнулось сознание, – мирового идиотизма…»
Печально вздохнув, Кен отлепился от стены и осторожно приблизился к кровати.
«Какого черта ты творишь? – возмутилось сознание. – Уходи отсюда немедленно!»
«Уже ухожу», – кивнул он согласно, приблизившись к постели еще на один крошечный шажок.
Нет, что ему нужно уйти, Кен, естественно, понимал. Понимал, что утро уже позднее и, несмотря на бессонную ночь, Айя совсем скоро проснется. И если, проснувшись, он застанет в своей спальне Кена… Задумываться о такой возможности Хидаке не хотелось.
А значит, следовало уйти – тут же и тотчас! Следовало – но… Кен медлил. Ран был таким красивым! Красивым особенной неповторимой красотой, которая практически не встречается в жизни – зато часто упоминается в исторических хрониках: в конце концов, из-за нее когда-то в древности сражались народы.
Длинные волосы, костром пылающие среди белых льняных простыней – так хочется коснуться шелковистых прядей, чтобы проверить – не жгутся ли… Кожа, прозрачная и бархатистая, бледная – словно лепестки кувшинок, купающихся в лунном свете, безупречная – словно свежевыпавший снег. Такой Ран и есть – снег и пламя, стужа и жар, с легкостью способный и разжечь, и заморозить…
«Вот как сейчас», – отметил он грустно, чувствуя, как пересыхает во рту – стоило Айе перевернуться на живот, потянув на себя легкую ткань постельного белья. Кен прикусил губу: кому как не ему было знать – спал Айя исключительно нагишом.
Хидака тяжело вздохнул: черт бы побрал эти простыни! Послушный мысленной команде, спящий изменил положение – и белье, до того благопристойно укрывавшее его до затылка, скользнуло вниз. Пройдясь голодными глазами по сильной шее и скульптурному развороту плечей, Кен едва удержался, чтобы собственноручно не содрать с Рана проклятый лен – по мнению Хидаки, тот двигался чересчур, он бы даже сказал, инквизиторски медленно. Простынь поползла быстрее, мстительно явив изнывающему Сибиряку бледно-розовые соски… мускулистый пресс… плоский живот с темной впадиной пупка…
Хидака застонал.
«Ой-е-е!..»
Кен жалко клацнул зубами, тихо взвыв, когда судорожно сжатые челюсти прихватили язык. Теперь Ран просто не мог не проснуться.
Зажав рот ладонью, Хидака плюхнулся на пол, в какой уже – за последние полчаса – раз возопив «Господи!». Лихорадочно перебирая детские воспоминания о проведенных при католической школе годах, он попытался выудить из разрозненных кусков религиозных текстов наиболее подходящий к случаю. В голову почему-то настойчиво лезло «Упокой». Кен скрипнул зубами, размышляя, можно ли покрыть пробелы в теоретической части за счет избыточного энтузиазма.
«Господи, – взмолился он, так и не придя к однозначному выводу. – Прошу тебя, сотвори чудо! Ты говорил: блаженны убогие… Сейчас как раз этот случай! Ведь если Ран встанет и обнаружит меня под кроватью...»
Господь действительно всеблагой и всемилостив: Фудзимия не проснулся – только свесил с кровати длинную стройную ногу.
Хидака судорожно вздохнул: изящная щиколотка маячила прямо перед носом. Ноги у Рана были красивые – с пропорциональными икрами, нежно очерченными ступнями и милыми пальчиками. Кен мимоходом порадовался, что так и не успел убрать руку со рта: как пить дать, стонал бы – меж тем, провоцировать небеса не хотелось.
Не найдя в себе достаточно храбрости, чтобы подняться с пола, к дверям решил ползти по-пластунски. К счастью, любовь Рана к чистоте избавляла от необходимости огибать препятствия и предметы. Паркет в его комнате был безупречным: здесь можно было не только передвигаться – но и с чистой совестью есть. Окажись Хидака у себя, наверняка не преодолел бы и метра, намертво увязнув в желе еще в начале дистанции.
Выскользнув в коридор осторожным ужом, Кен мягко закрыл дверь и, дрожа от облегчения, осел на ковер: пронесло!
«Ну да – на этот раз», – отметил едко внутренний голос.
«Знаю», – согласился он недовольно.
«Но ты же не думаешь, что так будет вечно? Даже ты не настолько глуп…»
«Это я тоже знаю», – вздохнул Кен.
«Ты должен это прекратить!»
Хидака беспомощно закрыл глаза:
«Как?» – поинтересовался он без энтузиазма.
«Будь решительным, настойчивым – твердым, в конце концов! Скажи ему все!»
«Твердым», – повторил он грустно.
«Тьфу», – распознав сексуальную неудовлетворенность, голос с безнадегой махнул рукой.
«Ага», – согласился Кен. Воспитательные беседы с собой он вел уже какую неделю. Его альтер-эго выступало как Цицерон – упрашивая, уговаривая, угрожая:
«Ты должен поговорить с ним! Заставь его! Черт, заставь хотя бы себя!..»
И Кен, и голос знали одинаково хорошо: это – безнадежно.
Прижавшись разгоряченным лбом к двери, Хидака с отчаяньем смотрел на темные доски. Крепкая, мореного дуба, а за ней – Айя, прекрасный, словно принцесса из сказки: так хочется войти и разбудить поцелуем. Не прятаться на полу среди тапочек, не рассматривать украдкой, проникая по утрам, словно вор – а войти и взять то, что принадлежит ему по праву! Вот только принадлежит ли?
Кен печально вздохнул: к этому времени они с Айей встречались уже два года.
«И что я только делаю, Господи!» – Кен стоял перед зеркалом и, высунув язык, пытался оценить нанесенный ущерб. Видимых повреждений не наблюдалось: язык был как язык – в меру длинный, в меру острый, розовый… Осторожно пошевелив кончиком и с радостью констатировав: не болит!, Кен радостно хмыкнул. Хорошо, что на нем все заживает как на собаке – иначе к этому времени язык бы страшно распух и просто не помещался во рту. В конце концов, в комнату Рана он проникал не впервые, так что травмировал его уже не единожды. В общем, пришел он к выводу, абсолютно обычный язык – как и сам Кен абсолютно обычный парень.
Опершись руками об умывальник, Хидака внимательно изучал свое отражение. Растрепанная темно-коричневая шевелюра с мелькавшими то тут, то там белесыми прядями. Рваная косая челка падает на глаза – совершенно обычные карие глаза, которые даже при максимуме поэтичных потуг иначе как «цвета кофе» не назовешь. Нос курносый и слегка вздернутый, словно у дворового задаваки – спасибо хоть не картошкой или чем похуже. Кожа смуглая и, в общем-то, типичная для азиата – разве что оттенок не желтоватый, а золотистый от загара. Рот … Кен недовольно скривился: какой-то уж слишком нежно очерченный, темно-розовый – почти… девчачий. Капризно выпяченный подбородок, щеки – немного впалые: в последнее время он не слишком хорошо спит. Хидака вздохнул: да и ест не так чтоб… Ресницы… слишком уж длинные для парня и – Кен вздохнул – изогнутые. Шея, руки – обычные: в меру длинные, в меру мускулистые… Сложение атлетическое (спасибо футболу!) – но и только. Плечи, талия, голени – жилистые. Правда, координация хорошая – но что такого сексуального в хорошей координации? Несмотря на это, Кен искренне гордился своими порывистыми движениями, в глубине души надеясь, что манерой двигаться напоминает зверя.
«Ага, – вздохнул он, глядя в жалобно пялящиеся из зеркала глаза, – олененка…»
В нем не было ничего необычного. Совсем ничего. Сотни тысяч таких Кенов ходят по улицам Токио, в то время как Айя… Он вздохнул. Айя был только один.
Кен неуверенно дотронулся до отражения на серебристой амальгаме: как сильно он хотел его стереть! То, что смотрело на него оттуда – эту жалкую посредственность, стереть, смешав краски как на палитре и превратив ее в кого-то другого – необычного и удивительного, яркого и взрывоопасного, мимо которого не пройдешь, которого просто нельзя не заметить, который будет достоин Айи… Кен отвел глаза от зеркала и расстроено опустился на бортик ванной, баюкая голову усталыми руками.
Ему до сих пор не верилось, что они с Айей вместе. Что Айя такой … такой… Кен махнул рукой, отчаявшись подобрать достойное слово. Что Айя обратил внимание на него.
Печальная улыбка тронула губы. Они и вместе-то были именно из-за Айи. Сам Кен оказался для этого слишком робким, слишком неуверенным – хоть Ран и заворожил его практически с первой минуты: прекрасный Ашура*, возникший из тьмы, чтобы забрать его жизнь – но удовлетворившийся сердцем.
«Я убью их всех! Твоих родных и близких, сестер и братьев – всех, кто дорог тебе, каждого, кто знает о твоем существовании. Я убью их всех!»**
Кен мечтательно ухмыльнулся: вот только скажите, что это не самое романтичное признание в любви!
Любовь… Почему-то именно после знакомства с Раном Хидака, жизнь которого была бедна привязанностями, но зачастую горчила предательством, вдруг задумался о любви. Дальше мыслей дело, правда, не пошло: в свои девятнадцать с небольшим Кен имел до смешного смутное представление о предмете. Разумеется, его случай не был полностью безнадежным. Проведя большую часть своей жизни в приюте – пусть даже и католическом, Кен был достаточно хорошо осведомлен о том, откуда берутся дети и венерические заболевания. Однако эти знания касались секса, и уж никак не отношений – а именно в этом вопросе Хидака плавал по верхам: полууличное воспитание не сочетается с романтикой.
Айя нравился ему – и нравился сильно, хотя Кен никогда не решался выразить симпатию чем-то большим, чем кружка горячего шоколада или миска попкорна с маслом к высокоинтеллектуальному фильму, которые Айя иногда позволял себе посмотреть. Впрочем, ранний Стэнли Кубрик плохо сочетается с кукурузой…
Кену казалось, не стоит даже пытаться. Столько препятствий, столько барьеров, столько разнообразных «против»…
Он убийца – и Айя тоже.
Он парень – и Айя тоже.
А если этого не достаточно… Он обычный, а Айя – Айя.
И все же, сколько бы Кен не твердил себе, что это абсолютно зря, думать о Ране он так и не перестал. Каждый раз при взгляде на Айю Хидаку охватывало странное томление, но что оно означало, тем более – что с ним делать, Кен совершенно терялся. В этом состояла еще одна и, пожалуй что, самая главная трудность: физический аспект отношений приводил его в замешательство. Секс? Поцелуи? Зачем?!
Католические догмы, которые в них годами вбивали в приюте, предписывали хранить целомудрие до освященного церковью брака, ибо тело человеческое есть храм, в котором обитает дух Господень. Отдавая должное официальной доктрине, сам Кен себя однако храмом не чувствовал. Тело виделось ему как некий полифункциональный механизм, главной задачей которого всегда оставалось выживание. Остальные менялись в зависимости от жизненных обстоятельств. Защищать себя, защищать других, играть в футбол, гораздо позже – убивать и заботиться …
С таким утилитарным подходом стоило ли удивляться тому, что гормональный взрыв, которого с таким испугом и нетерпением ожидает любой мальчишка, прошел незаметно – и можно сказать – практически мимо? Старшие ребята прятали под матрасом порнографические журналы, подглядывали в девчачьих раздевалках – после чего надолго уединялись в душе. А Кен стоял средь стонущих в кабинках одногодок и, судорожно сжимая в руках бутылку шампуня, всерьез не понимал: зачем?
С логикой у Хидаки всегда было несколько туго: обычно Кен предпочитал действовать, а не думать. Сколько он себя помнил, вокруг всегда хватало людей, принимавших решения за него. Отец, отдавший его в приют, настоятельница и воспитатели, футбольный тренер, говоривший как, когда, что и с кем ему делать, и, конечно же, Казе.
Несколько поцелуев, полученных в темной кладовке от старшеклассницы, решившей потренироваться на безотказном малыше с доверчивыми глазами Бэмби, Хидаку не впечатлили. Слишком слюнявые и отдающие креветками. Морепродукты ему, конечно, нравились – но есть их Кен предпочитал с тарелки.
Другие всегда говорили про секс. Секс, поцелуи, прикосновения. Кен, выросший на Святом Писании, решил, что секс должен быть истинным чудом. Не обязательно библейского масштаба, но все-таки чудом – раз уж вокруг все им так одержимы.
Его первый сексуальный опыт оказался куда как далек от чудесного. Не было ничего волшебного, ни захватывающего, ни замечательного. Невероятное – да, было: позор. Знаменательное событие настигло Хидаку в возрасте семнадцати лет, после чего попало в отдел мозга, помеченный красным мигающим грифом «НЕ ОТКРЫВАТЬ».
В плане инициативы происходящее здорово смахивало на ситуацию с поцелуями. Поспорив с подругами, что все-таки затянет в койку «того недотрогу с удивительными глазами», девица банально взяла его «на слабо». Отказаться от предложения – на глазах у однокурсников, прекрасно слышавших каждое слово, было просто немыслимо. Кену было интересно, любопытно и… не хватило духу. Он выдавил «да» прежде, чем сообразил, что у него открыт рот.
Сам опыт напоминал оживший кошмар. Затемненная комната с рядом коек, из которой ради оказии выгнали остальных обитательниц, тусклый ночник у изголовья кровати, девушка, полуприкрытая простынью и уже давно раздетая, бросающая на него нетерпеливые и вместе с тем оценивающие взгляды… Пересохшее горло, сбивающееся дыхание, непослушные пальцы и повлажневшие с перепугу ладони, носки – он никак не мог сообразить – снимать их или все же оставить... И дикий истерический смех партнерши, увидевшей его длинное – до колен – полосатое белье, выдаваемое в приюте. Упакованный в блестящую фольгу квадратик презерватива едва не довел его до истерики. Окончательного позора Хидаке удалость избежать лишь потому, что в семнадцать лет потенция неуязвима как таковая. Девица осталась довольна, а Кен… Вернувшись в комнату после «события», он два часа всерьез раздумывал, а не принять ли ему постриг. Больше Хидаку на подвиги не тянуло – стоило только вспомнить, через что довелось пройти.
Потом он ушел в футбол, и даже появись желание – со временем для секса стало туго. Разумеется, его не обходили вниманием: еще бы, один из самых молодых игроков за всю истории футбольной лиги! Однако желания завязать интрижку – пусть даже эпизодическую – у Кена не возникало. Фанаток он избегал: они казались слишком хищными, такие способны сорвать с тебя одежду и изнасиловать прямо на воротах под ликующие крики «Оле!» Избыточная энергия, словно молния в громоотвод, благополучно заземлялась сквозь изнуряющие тренировки.
Вайсс и, в частности, знакомство с Кудо воскрешению усопших идеалов не поспособствовали. Кен, запуганный сексуальной активностью блондина, долгое время старался не оставаться с ним наедине в закрытых помещениях, в глубине души считая Йодзи откровенным мазохистом. А как еще можно назвать человека, который занимается этим каждую ночь – добровольно, без принуждения да еще утверждает, что получил удовольствие?!
В общем и целом, Хидака зашел в тупик. Айя ему нравился, и сделать с ним Кену что-то все же хотелось. Но что? Вот тут он недоумевал.
Что собой представляют полноценные, так сказать, правильные отношения – и уж тем более, как их строить, Сибиряк не представлял себе совершенно. Наверняка он знал только одно: отношения бывают – или (согласно Йодзи) их имеют.
«Ну да, имеют, – фыркнул Кен, вспоминая. – Позвольте Кудо опошлить прекрасное…»
Если верить редким просмотренным в детстве аниме, неотъемлемым компонентом любых отношений являлись плюшевые медвежата, домашняя выпечка и самодельные шарфы. Представить Фудзимию в обнимку с мишкой, связанным собственноручно Кеном – или того лучше, вяжущим пресловутого мишку ему? Такое не могло привидеться с пьяных глаз даже Кудо.
Кен был не в состоянии разобраться в себе. А посему он вздыхал и просто смотрел. Проблему решил Ран, который не просто сделал первый шаг – но одолел весь путь за двоих. Не было ухаживаний, ни прелюдии, ни хождения вокруг да около. Просто во время ужина Ран скучным голосом, в котором Хидаке теперь постоянно мерещилась сексуальность, сообщил Кудо, привычно облапившему футболиста в дразнящие объятия, что ему лучше убрать руки от ЕГО Кена – если блондин не желает осваивать размножение почкованием. После чего спокойно встал и, поблагодарив Оми за пищу, столь же спокойно удалился, позволив остальным переваривать еду и перспективы.
От удивления Йодзи едва не проглотил сигарету. Кен же, смущенный и недоумевающий, отправился в душ, пытаясь сообразить: то ли Айя пошутил (Айя – ПОШУТИЛ!), то ли у него начались слуховые галлюцинации. Сам Ран считал, что десять минут – вполне достаточно, чтобы Хидака успел свыкнуться с мыслью о своей принадлежности.
Промывая короткие волосы, Кен успел прийти к печальному выводу, что Айя, очевидно, все-таки шутил. Или шутил, или хотел уберечь от Йодзи – как и полагается защитнику невинных. Хидака заалел: вряд ли разрабатывая свой боевой лозунг, Персия вкладывал в слово «невинный» тот смысл, который сейчас в нем привиделся Кену.
Внезапно дверь распахнулась – и на пороге возник Ран.
– Айя, что ты здесь?.. – Кен поперхнулся фразой и протестующе помотал головой: Ран – в душе, что это за нафиг?
– Хн, – хищно ухмыльнувшись, Фудзимия обласкал его пристальным взглядом – и начал стаскивать с себя одежду.
– Айя?! – до Кена вдруг дошло, что он целиком, полностью и абсолютно голый. Он голый и… Ран осторожно шагнул через бортик. И не только он один… Вжавшись в стену, Хидака отчаянно замахал руками, не зная, что прикрывать в первую очередь: то ли глаза, то ли срам. Тот факт, что у него имеются не только две руки, но и веки, Кен почему-то выпустил из виду.
– А-а-а-а… – выговорить «Айя» он так и не смог: словно в пресловутых трех соснах – голос безнадежно затерялся в гортани.
Ран что-то неопределенно хмыкнул. Кен вздохнул и попытался еще раз:
– Ра-ан? – ну что же, он почти не заикался.
– Хн-н-н?
Кен осторожно приоткрыл один глаз и, стараясь смотреть прямо перед собой, ну, в крайнем случае, вверх – и упаси Боже ниже! – смерил Фудзимию подозрительным взглядом. Будь это не Айя, а кто-то другой – и Кен бы решил, что над ним издеваются.
Теплое дыхание нежно щекотало переносицу, и мысли, и так не слишком толковые, превратились в окончательно бессвязные.
«Господи, что он здесь делает? Теперь-то уж точно не от Кудо спасает – раз Йодзи отсутствует… Может… – в животе вспорхнула пугливая стайка бабочек. – Может ли быть, что он тоже – меня?..»
Собрав воедино остатки храбрости, Кен заставил себя посмотреть в фиолетовые глаза.
– Ран, что ты здесь делаешь?
Ответный взгляд Фудзимии был полон снисходительной нежности:
– Глупый Кен.
+комменты
Ник: Saviri
Бета-ридинг: Verlis
Жанр: Humour/Romance
Рейтинг: R (уж больно буква хорошая!)
Пейринг: Айя (Ран) Фудзимия /Кен Хидака, Йодзи Кудо / Оми Цукиено.
Аксиомы к теореме:
• действие происходит после первого сезона аниме;
• Санрюдзин (Эсцет) мертвы, но Айя-чан все еще в коме (скажите спасибо, что вообще не убила – просто кошмарно раздражает!);
• Вайсс по-прежнему живут в «Koneko»;
• Шварц находятся на вольных хлебах – со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Размер: «простынь».
Предупреждение: Сопли, слезы, ООС. Чрезвычайно тупые гэги и куча проходных персонажей. Ах да, еще флафф – куда ж без него…
Краткая аннотация: Прошло два года совместной жизни – и лодка любви разбилась об острые камни быта. Что делать: вычерпывать воду или бодро идти ко дну? И что выберет Кен – зная, что Айя активно дырявит днище?..
Фанфик закончен.
Отказ от прав (Disclaimer): не мое! А что, похоже?
Проект Weiss принадлежит господину Коясу и иже с ним. Я не владею ничем и прибыли, соответственно, не извлекаю. Сюжетная линия позаимствована из «Летучей мыши» (либретто Эрдмана и Вольпина плюс исправления Дреера для экранизации) – хотя осталось от нее до печального мало…
От автора: фик написан в подарок для Натаниэля – в благодарность и за заслуги: он первый человек (не считая моей беты), который признался, что да, он-таки читал мои фики! Кроме этого, он умеет заставить работать, конструктивно критиковать и – самое главное – восхитительно писать. В общем, спасибо тебе огромное!
Если я не ошибаюсь, ты ненавидишь, когда Кудо называют «Йодзи». Мои соболезнования… А еще ты, кажется, не любишь резкие переходы (см. «Йодзи»)…
Разрешение на размещение: получено.
читать дальшеЛюбить – это, прежде всего, отдавать.
Любить – значит, чувства свои как реку,
С весенней щедростью расплескать
На радость близкому человеку.
…Любить – значит, страстно вести бои
За верность и словом, и каждым взглядом,
Чтоб были сердца до конца свои
И в горе, и в радости вечно рядом.
… Любить – это видеть любой предмет,
Чувствуя рядом родную душу:
Вот книга – читал он ее или нет?
Груша… А как ему эта груша?
… Любовь – не сплошной фейерверк страстей.
Любовь – это верные в жизни руки,
Она не страшиться ни черных дней,
Ни обольщений и ни разлуки.
Любить – значит истину защищать,
Даже восстав против всей вселенной.
Любить – это в горе уметь прощать
Все, кроме подлости и измены.
… И к черту жалкие рассужденья,
что чувства уйдут как в песок вода.
Временны только лишь увлеченья.
Любовь же, как солнце, живет всегда!
Э. Асадов
Кен не дышал.
«Господи, Господи, Господи! Господи, пожалуйста!.. Лишь бы он не… лишь бы только он не…»
Бледное изящное тело неуверенно пошевелилось.
«Господи, Господи, Господи!»
Тонкие нежные веки нехотя дрогнули – раз, затем другой.
«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…»
Смахнув с лица непослушную красную прядь, настойчиво щекотавшую чувствительную кожу, Ран недовольно сморщил нос, перевернулся на спину – и засопел.
«… не проснулся».
Кен с облегчением привалился к стене, желая только одного: дышать! Втягивая воздух медленными скупыми глотками, он прилежно постарался не думать о том, что сейчас, вероятно, здорово походит на скаковую лошадь, забредшую на ипподром в безумной надежде поесть халявного овса, вот только вместо этого пришлось бежать забег за целое стойло…
Не шуметь, напомнил он себе, с трудом удерживаясь от того, чтобы, махнув рукой на конспирацию, пить воздух, пока не заноет в груди.
«Если Ран не хочет проснуться в компании трупа – ему следует спать крепче, – подумалось мрачно. – Еще одного раза я уже не выдержу…»
Легкие выразили полное согласие с утверждением, попытавшись вылезти через горло. Оно и неудивительно – он отказывал им в кислороде целых… Кен осторожно покосился на будильник: сколько?!
«Иду на рекорд», – решил Хидака в редком приступе самоуважения.
«А то как же, – откликнулось сознание, – мирового идиотизма…»
Печально вздохнув, Кен отлепился от стены и осторожно приблизился к кровати.
«Какого черта ты творишь? – возмутилось сознание. – Уходи отсюда немедленно!»
«Уже ухожу», – кивнул он согласно, приблизившись к постели еще на один крошечный шажок.
Нет, что ему нужно уйти, Кен, естественно, понимал. Понимал, что утро уже позднее и, несмотря на бессонную ночь, Айя совсем скоро проснется. И если, проснувшись, он застанет в своей спальне Кена… Задумываться о такой возможности Хидаке не хотелось.
А значит, следовало уйти – тут же и тотчас! Следовало – но… Кен медлил. Ран был таким красивым! Красивым особенной неповторимой красотой, которая практически не встречается в жизни – зато часто упоминается в исторических хрониках: в конце концов, из-за нее когда-то в древности сражались народы.
Длинные волосы, костром пылающие среди белых льняных простыней – так хочется коснуться шелковистых прядей, чтобы проверить – не жгутся ли… Кожа, прозрачная и бархатистая, бледная – словно лепестки кувшинок, купающихся в лунном свете, безупречная – словно свежевыпавший снег. Такой Ран и есть – снег и пламя, стужа и жар, с легкостью способный и разжечь, и заморозить…
«Вот как сейчас», – отметил он грустно, чувствуя, как пересыхает во рту – стоило Айе перевернуться на живот, потянув на себя легкую ткань постельного белья. Кен прикусил губу: кому как не ему было знать – спал Айя исключительно нагишом.
Хидака тяжело вздохнул: черт бы побрал эти простыни! Послушный мысленной команде, спящий изменил положение – и белье, до того благопристойно укрывавшее его до затылка, скользнуло вниз. Пройдясь голодными глазами по сильной шее и скульптурному развороту плечей, Кен едва удержался, чтобы собственноручно не содрать с Рана проклятый лен – по мнению Хидаки, тот двигался чересчур, он бы даже сказал, инквизиторски медленно. Простынь поползла быстрее, мстительно явив изнывающему Сибиряку бледно-розовые соски… мускулистый пресс… плоский живот с темной впадиной пупка…
Хидака застонал.
«Ой-е-е!..»
Кен жалко клацнул зубами, тихо взвыв, когда судорожно сжатые челюсти прихватили язык. Теперь Ран просто не мог не проснуться.
Зажав рот ладонью, Хидака плюхнулся на пол, в какой уже – за последние полчаса – раз возопив «Господи!». Лихорадочно перебирая детские воспоминания о проведенных при католической школе годах, он попытался выудить из разрозненных кусков религиозных текстов наиболее подходящий к случаю. В голову почему-то настойчиво лезло «Упокой». Кен скрипнул зубами, размышляя, можно ли покрыть пробелы в теоретической части за счет избыточного энтузиазма.
«Господи, – взмолился он, так и не придя к однозначному выводу. – Прошу тебя, сотвори чудо! Ты говорил: блаженны убогие… Сейчас как раз этот случай! Ведь если Ран встанет и обнаружит меня под кроватью...»
Господь действительно всеблагой и всемилостив: Фудзимия не проснулся – только свесил с кровати длинную стройную ногу.
Хидака судорожно вздохнул: изящная щиколотка маячила прямо перед носом. Ноги у Рана были красивые – с пропорциональными икрами, нежно очерченными ступнями и милыми пальчиками. Кен мимоходом порадовался, что так и не успел убрать руку со рта: как пить дать, стонал бы – меж тем, провоцировать небеса не хотелось.
Не найдя в себе достаточно храбрости, чтобы подняться с пола, к дверям решил ползти по-пластунски. К счастью, любовь Рана к чистоте избавляла от необходимости огибать препятствия и предметы. Паркет в его комнате был безупречным: здесь можно было не только передвигаться – но и с чистой совестью есть. Окажись Хидака у себя, наверняка не преодолел бы и метра, намертво увязнув в желе еще в начале дистанции.
Выскользнув в коридор осторожным ужом, Кен мягко закрыл дверь и, дрожа от облегчения, осел на ковер: пронесло!
«Ну да – на этот раз», – отметил едко внутренний голос.
«Знаю», – согласился он недовольно.
«Но ты же не думаешь, что так будет вечно? Даже ты не настолько глуп…»
«Это я тоже знаю», – вздохнул Кен.
«Ты должен это прекратить!»
Хидака беспомощно закрыл глаза:
«Как?» – поинтересовался он без энтузиазма.
«Будь решительным, настойчивым – твердым, в конце концов! Скажи ему все!»
«Твердым», – повторил он грустно.
«Тьфу», – распознав сексуальную неудовлетворенность, голос с безнадегой махнул рукой.
«Ага», – согласился Кен. Воспитательные беседы с собой он вел уже какую неделю. Его альтер-эго выступало как Цицерон – упрашивая, уговаривая, угрожая:
«Ты должен поговорить с ним! Заставь его! Черт, заставь хотя бы себя!..»
И Кен, и голос знали одинаково хорошо: это – безнадежно.
Прижавшись разгоряченным лбом к двери, Хидака с отчаяньем смотрел на темные доски. Крепкая, мореного дуба, а за ней – Айя, прекрасный, словно принцесса из сказки: так хочется войти и разбудить поцелуем. Не прятаться на полу среди тапочек, не рассматривать украдкой, проникая по утрам, словно вор – а войти и взять то, что принадлежит ему по праву! Вот только принадлежит ли?
Кен печально вздохнул: к этому времени они с Айей встречались уже два года.
«И что я только делаю, Господи!» – Кен стоял перед зеркалом и, высунув язык, пытался оценить нанесенный ущерб. Видимых повреждений не наблюдалось: язык был как язык – в меру длинный, в меру острый, розовый… Осторожно пошевелив кончиком и с радостью констатировав: не болит!, Кен радостно хмыкнул. Хорошо, что на нем все заживает как на собаке – иначе к этому времени язык бы страшно распух и просто не помещался во рту. В конце концов, в комнату Рана он проникал не впервые, так что травмировал его уже не единожды. В общем, пришел он к выводу, абсолютно обычный язык – как и сам Кен абсолютно обычный парень.
Опершись руками об умывальник, Хидака внимательно изучал свое отражение. Растрепанная темно-коричневая шевелюра с мелькавшими то тут, то там белесыми прядями. Рваная косая челка падает на глаза – совершенно обычные карие глаза, которые даже при максимуме поэтичных потуг иначе как «цвета кофе» не назовешь. Нос курносый и слегка вздернутый, словно у дворового задаваки – спасибо хоть не картошкой или чем похуже. Кожа смуглая и, в общем-то, типичная для азиата – разве что оттенок не желтоватый, а золотистый от загара. Рот … Кен недовольно скривился: какой-то уж слишком нежно очерченный, темно-розовый – почти… девчачий. Капризно выпяченный подбородок, щеки – немного впалые: в последнее время он не слишком хорошо спит. Хидака вздохнул: да и ест не так чтоб… Ресницы… слишком уж длинные для парня и – Кен вздохнул – изогнутые. Шея, руки – обычные: в меру длинные, в меру мускулистые… Сложение атлетическое (спасибо футболу!) – но и только. Плечи, талия, голени – жилистые. Правда, координация хорошая – но что такого сексуального в хорошей координации? Несмотря на это, Кен искренне гордился своими порывистыми движениями, в глубине души надеясь, что манерой двигаться напоминает зверя.
«Ага, – вздохнул он, глядя в жалобно пялящиеся из зеркала глаза, – олененка…»
В нем не было ничего необычного. Совсем ничего. Сотни тысяч таких Кенов ходят по улицам Токио, в то время как Айя… Он вздохнул. Айя был только один.
Кен неуверенно дотронулся до отражения на серебристой амальгаме: как сильно он хотел его стереть! То, что смотрело на него оттуда – эту жалкую посредственность, стереть, смешав краски как на палитре и превратив ее в кого-то другого – необычного и удивительного, яркого и взрывоопасного, мимо которого не пройдешь, которого просто нельзя не заметить, который будет достоин Айи… Кен отвел глаза от зеркала и расстроено опустился на бортик ванной, баюкая голову усталыми руками.
Ему до сих пор не верилось, что они с Айей вместе. Что Айя такой … такой… Кен махнул рукой, отчаявшись подобрать достойное слово. Что Айя обратил внимание на него.
Печальная улыбка тронула губы. Они и вместе-то были именно из-за Айи. Сам Кен оказался для этого слишком робким, слишком неуверенным – хоть Ран и заворожил его практически с первой минуты: прекрасный Ашура*, возникший из тьмы, чтобы забрать его жизнь – но удовлетворившийся сердцем.
«Я убью их всех! Твоих родных и близких, сестер и братьев – всех, кто дорог тебе, каждого, кто знает о твоем существовании. Я убью их всех!»**
Кен мечтательно ухмыльнулся: вот только скажите, что это не самое романтичное признание в любви!
Любовь… Почему-то именно после знакомства с Раном Хидака, жизнь которого была бедна привязанностями, но зачастую горчила предательством, вдруг задумался о любви. Дальше мыслей дело, правда, не пошло: в свои девятнадцать с небольшим Кен имел до смешного смутное представление о предмете. Разумеется, его случай не был полностью безнадежным. Проведя большую часть своей жизни в приюте – пусть даже и католическом, Кен был достаточно хорошо осведомлен о том, откуда берутся дети и венерические заболевания. Однако эти знания касались секса, и уж никак не отношений – а именно в этом вопросе Хидака плавал по верхам: полууличное воспитание не сочетается с романтикой.
Айя нравился ему – и нравился сильно, хотя Кен никогда не решался выразить симпатию чем-то большим, чем кружка горячего шоколада или миска попкорна с маслом к высокоинтеллектуальному фильму, которые Айя иногда позволял себе посмотреть. Впрочем, ранний Стэнли Кубрик плохо сочетается с кукурузой…
Кену казалось, не стоит даже пытаться. Столько препятствий, столько барьеров, столько разнообразных «против»…
Он убийца – и Айя тоже.
Он парень – и Айя тоже.
А если этого не достаточно… Он обычный, а Айя – Айя.
И все же, сколько бы Кен не твердил себе, что это абсолютно зря, думать о Ране он так и не перестал. Каждый раз при взгляде на Айю Хидаку охватывало странное томление, но что оно означало, тем более – что с ним делать, Кен совершенно терялся. В этом состояла еще одна и, пожалуй что, самая главная трудность: физический аспект отношений приводил его в замешательство. Секс? Поцелуи? Зачем?!
Католические догмы, которые в них годами вбивали в приюте, предписывали хранить целомудрие до освященного церковью брака, ибо тело человеческое есть храм, в котором обитает дух Господень. Отдавая должное официальной доктрине, сам Кен себя однако храмом не чувствовал. Тело виделось ему как некий полифункциональный механизм, главной задачей которого всегда оставалось выживание. Остальные менялись в зависимости от жизненных обстоятельств. Защищать себя, защищать других, играть в футбол, гораздо позже – убивать и заботиться …
С таким утилитарным подходом стоило ли удивляться тому, что гормональный взрыв, которого с таким испугом и нетерпением ожидает любой мальчишка, прошел незаметно – и можно сказать – практически мимо? Старшие ребята прятали под матрасом порнографические журналы, подглядывали в девчачьих раздевалках – после чего надолго уединялись в душе. А Кен стоял средь стонущих в кабинках одногодок и, судорожно сжимая в руках бутылку шампуня, всерьез не понимал: зачем?
С логикой у Хидаки всегда было несколько туго: обычно Кен предпочитал действовать, а не думать. Сколько он себя помнил, вокруг всегда хватало людей, принимавших решения за него. Отец, отдавший его в приют, настоятельница и воспитатели, футбольный тренер, говоривший как, когда, что и с кем ему делать, и, конечно же, Казе.
Несколько поцелуев, полученных в темной кладовке от старшеклассницы, решившей потренироваться на безотказном малыше с доверчивыми глазами Бэмби, Хидаку не впечатлили. Слишком слюнявые и отдающие креветками. Морепродукты ему, конечно, нравились – но есть их Кен предпочитал с тарелки.
Другие всегда говорили про секс. Секс, поцелуи, прикосновения. Кен, выросший на Святом Писании, решил, что секс должен быть истинным чудом. Не обязательно библейского масштаба, но все-таки чудом – раз уж вокруг все им так одержимы.
Его первый сексуальный опыт оказался куда как далек от чудесного. Не было ничего волшебного, ни захватывающего, ни замечательного. Невероятное – да, было: позор. Знаменательное событие настигло Хидаку в возрасте семнадцати лет, после чего попало в отдел мозга, помеченный красным мигающим грифом «НЕ ОТКРЫВАТЬ».
В плане инициативы происходящее здорово смахивало на ситуацию с поцелуями. Поспорив с подругами, что все-таки затянет в койку «того недотрогу с удивительными глазами», девица банально взяла его «на слабо». Отказаться от предложения – на глазах у однокурсников, прекрасно слышавших каждое слово, было просто немыслимо. Кену было интересно, любопытно и… не хватило духу. Он выдавил «да» прежде, чем сообразил, что у него открыт рот.
Сам опыт напоминал оживший кошмар. Затемненная комната с рядом коек, из которой ради оказии выгнали остальных обитательниц, тусклый ночник у изголовья кровати, девушка, полуприкрытая простынью и уже давно раздетая, бросающая на него нетерпеливые и вместе с тем оценивающие взгляды… Пересохшее горло, сбивающееся дыхание, непослушные пальцы и повлажневшие с перепугу ладони, носки – он никак не мог сообразить – снимать их или все же оставить... И дикий истерический смех партнерши, увидевшей его длинное – до колен – полосатое белье, выдаваемое в приюте. Упакованный в блестящую фольгу квадратик презерватива едва не довел его до истерики. Окончательного позора Хидаке удалость избежать лишь потому, что в семнадцать лет потенция неуязвима как таковая. Девица осталась довольна, а Кен… Вернувшись в комнату после «события», он два часа всерьез раздумывал, а не принять ли ему постриг. Больше Хидаку на подвиги не тянуло – стоило только вспомнить, через что довелось пройти.
Потом он ушел в футбол, и даже появись желание – со временем для секса стало туго. Разумеется, его не обходили вниманием: еще бы, один из самых молодых игроков за всю истории футбольной лиги! Однако желания завязать интрижку – пусть даже эпизодическую – у Кена не возникало. Фанаток он избегал: они казались слишком хищными, такие способны сорвать с тебя одежду и изнасиловать прямо на воротах под ликующие крики «Оле!» Избыточная энергия, словно молния в громоотвод, благополучно заземлялась сквозь изнуряющие тренировки.
Вайсс и, в частности, знакомство с Кудо воскрешению усопших идеалов не поспособствовали. Кен, запуганный сексуальной активностью блондина, долгое время старался не оставаться с ним наедине в закрытых помещениях, в глубине души считая Йодзи откровенным мазохистом. А как еще можно назвать человека, который занимается этим каждую ночь – добровольно, без принуждения да еще утверждает, что получил удовольствие?!
В общем и целом, Хидака зашел в тупик. Айя ему нравился, и сделать с ним Кену что-то все же хотелось. Но что? Вот тут он недоумевал.
Что собой представляют полноценные, так сказать, правильные отношения – и уж тем более, как их строить, Сибиряк не представлял себе совершенно. Наверняка он знал только одно: отношения бывают – или (согласно Йодзи) их имеют.
«Ну да, имеют, – фыркнул Кен, вспоминая. – Позвольте Кудо опошлить прекрасное…»
Если верить редким просмотренным в детстве аниме, неотъемлемым компонентом любых отношений являлись плюшевые медвежата, домашняя выпечка и самодельные шарфы. Представить Фудзимию в обнимку с мишкой, связанным собственноручно Кеном – или того лучше, вяжущим пресловутого мишку ему? Такое не могло привидеться с пьяных глаз даже Кудо.
Кен был не в состоянии разобраться в себе. А посему он вздыхал и просто смотрел. Проблему решил Ран, который не просто сделал первый шаг – но одолел весь путь за двоих. Не было ухаживаний, ни прелюдии, ни хождения вокруг да около. Просто во время ужина Ран скучным голосом, в котором Хидаке теперь постоянно мерещилась сексуальность, сообщил Кудо, привычно облапившему футболиста в дразнящие объятия, что ему лучше убрать руки от ЕГО Кена – если блондин не желает осваивать размножение почкованием. После чего спокойно встал и, поблагодарив Оми за пищу, столь же спокойно удалился, позволив остальным переваривать еду и перспективы.
От удивления Йодзи едва не проглотил сигарету. Кен же, смущенный и недоумевающий, отправился в душ, пытаясь сообразить: то ли Айя пошутил (Айя – ПОШУТИЛ!), то ли у него начались слуховые галлюцинации. Сам Ран считал, что десять минут – вполне достаточно, чтобы Хидака успел свыкнуться с мыслью о своей принадлежности.
Промывая короткие волосы, Кен успел прийти к печальному выводу, что Айя, очевидно, все-таки шутил. Или шутил, или хотел уберечь от Йодзи – как и полагается защитнику невинных. Хидака заалел: вряд ли разрабатывая свой боевой лозунг, Персия вкладывал в слово «невинный» тот смысл, который сейчас в нем привиделся Кену.
Внезапно дверь распахнулась – и на пороге возник Ран.
– Айя, что ты здесь?.. – Кен поперхнулся фразой и протестующе помотал головой: Ран – в душе, что это за нафиг?
– Хн, – хищно ухмыльнувшись, Фудзимия обласкал его пристальным взглядом – и начал стаскивать с себя одежду.
– Айя?! – до Кена вдруг дошло, что он целиком, полностью и абсолютно голый. Он голый и… Ран осторожно шагнул через бортик. И не только он один… Вжавшись в стену, Хидака отчаянно замахал руками, не зная, что прикрывать в первую очередь: то ли глаза, то ли срам. Тот факт, что у него имеются не только две руки, но и веки, Кен почему-то выпустил из виду.
– А-а-а-а… – выговорить «Айя» он так и не смог: словно в пресловутых трех соснах – голос безнадежно затерялся в гортани.
Ран что-то неопределенно хмыкнул. Кен вздохнул и попытался еще раз:
– Ра-ан? – ну что же, он почти не заикался.
– Хн-н-н?
Кен осторожно приоткрыл один глаз и, стараясь смотреть прямо перед собой, ну, в крайнем случае, вверх – и упаси Боже ниже! – смерил Фудзимию подозрительным взглядом. Будь это не Айя, а кто-то другой – и Кен бы решил, что над ним издеваются.
Теплое дыхание нежно щекотало переносицу, и мысли, и так не слишком толковые, превратились в окончательно бессвязные.
«Господи, что он здесь делает? Теперь-то уж точно не от Кудо спасает – раз Йодзи отсутствует… Может… – в животе вспорхнула пугливая стайка бабочек. – Может ли быть, что он тоже – меня?..»
Собрав воедино остатки храбрости, Кен заставил себя посмотреть в фиолетовые глаза.
– Ран, что ты здесь делаешь?
Ответный взгляд Фудзимии был полон снисходительной нежности:
– Глупый Кен.
+комменты
-
-
19.11.2008 в 19:24Тогда, в отдаленном сиротском отрочестве, Хидака все же оказался прав. Физическая любовь действительно являлась чудом, а чудеса не происходят… так просто. Для этого нужна магия. Или волшебник.
Таким волшебником Абиссинец и оказался. В тот вечер под хрустальными струями воды, сердито брызжущими на мокрую плитку, вершилось чудо. Айя творил магию – руками, губами и всем существом, подарив Кену не только себя, но и его самого. Впервые в жизни Хидака почувствовал свое тело – не боевую машину, не спорттренажер и даже не храм – обычное человеческое тело. Теплое, живое, настоящее. Почувствовал каждую ткань и каждую клетку, горячий ток крови по венам и пульсирующий ритм сердца, почувствовал каждый сантиметр кожи, обласканный губами, и внутренности, свернувшиеся в тугой комок в горячечном возбуждении. Когда окружающий его мир зашатался, Кен, утонув в потемневших от страсти сливовых глазах, с замиранием сердца вдруг понял, что вот оно – чудо!
И бедный наивный Хидака пропал.
На следующее утро они уже были парой. Ран ничего не объяснял, а Кен был слишком ошеломлен, чтобы говорить – об отношениях и вообще. Неделю Хидака провел в состоянии, похожем на ступор. Лейки его лишили практически сразу, поскольку он то и дело норовил оросить посетителей вместо гардений.
Йодзи клялся, что в глазах Сибиряка трепещут сердечки. Возможно, так оно и было. Интересно, что маячит в его глазах сейчас? Надгробные кресты – по их с Раном любви?
Кен намылил руки и, брызнув водой на ненавистное отражение, мстительно порадовался, когда оно стекало вниз в прозрачных водных струйках. В последнее время ему хотелось переколотить все встреченные зеркала. Быть может, если он станет немного другим…
Кен протестующе затряс головой: к черту! Я такой, какой есть! Я не должен меняться!
Он печально вздохнул:
«Кого я обманываю?»
На жизнь Кен смотрел достаточно трезво, а посему тот факт, что он – не самый яркий туз в колоде, осознавал хорошо. Раньше его это не беспокоило. У него было здоровое и сильное тело. Он был жив – многим людям повезло гораздо меньше. А то, что он не был красавцем – ну… С этим было довольно легко примириться. В конце концов, на фоне Йодзи убого выглядело абсолютное большинство. А на фоне Айи… убого выглядел даже Йодзи.
Тем сильнее его удивлял выбор Рана. По мнению Хидаки, тот заслуживал гораздо большего. Кен был для него слишком обычный, слишком банальный, слишком неподходящий.
– Почему? – однажды спросил он у Айи. Спросил один-единственный раз, внутренне обмирая от страха, что, задумавшись над вопросом, тот вдруг осознает свою ошибку– и тут же уйдет. Кен собирался с храбростью уже давно, он хотел знать – действительно хотел! Черт, ему было просто необходимо знать, что он нужен Рану, что это не какая-то прихоть, что тот не уйдет от него точно так же, как и пришел! Что между ними что-то есть… что-то серьезное… Возможно, даже… любовь?
– Хн? – Ран смерил его вопросительным взглядом и наклонился для поцелуя. Кен тяжко вздохнул: поцелуи поцелуями, но ответа сейчас хотелось сильнее. Он проворно накрыл рот Рана ладонью.
– Почему я? С тобой, – уточнил Кен, видя, как недоумевающе съезжают к переносице каштановые брови. – Почему это должен быть я?
– Потому что, – Ран проворно обхватил его губами пальцы, и Кен едва не заскулил от удовольствия – стоило мягкому язычку очертить границу кутикул.
– Потому что? Потому – что?! Что это за ответ?! – гиблое дело – возмущаться, когда стекаешь в лужу от удовольствия.
– Глупый Кен, – в глазах Рана плескались дразнящие искорки и, золотистые на фиолетовом, они столь живо напоминали трепещущее на ветру королевское знамя, что завороженный зрелищем Кен позабыл сначала реплику, затем – вопрос, а после и вовсе позволил Рану утащить себя в кладовку. Больше они к этому не возвращались.
«Глупый Кен-Кен, – повторил он про себя горько. – Наверное, действительно глупый. И до сих пор не поумнел…»
Иначе смог бы указать, когда «они» пошли под откос, расщепляясь снова на «ты» и на «я», смог бы определить, когда – и главное, почему – все разладилось…
Кен с сомнением поглядел на полотенце, которое Йодзи вчера приволок с распродажи. Вместо привычных уже полосочек – огромные женские груди и доброжелательный совет «Хватай возможность!». Вздохнув, он вытер влажные руки о джинсы и невесело побрел в спальню.
Все время этих отношений Хидаке приходилось привыкать.
Сначала – к тому факту, что он не один. Что они – вместе. Что он уже не беспризорный, но чей-то. Что он Айин. Что он не он – но часть тандема, в котором приходится рассчитывать не только на себя, но и на кого-то еще, рассчитывать, подстраиваться, страховать. Хидака не был тугодум – скорее, классический консерватор: чтобы принять какую-то мысль, времени ему требовалось много, зато, приняв, он держался ее до конца.
Потом он привыкал к себе. К своему телу и к удовольствию, которое доставлял ему Ран. Привыкал засыпать в чужой постели, потому что Айя категорически отказывался заходить в комнату, напоминающую биологический рассадник. Привыкал к утренним поцелуям, остро пахнущих зеленым чаем и немного жасмином, к нежным ласкам и дразнящим прикосновениям. Привыкал к тем странным желаниям, которые охватывали его каждый раз, стоило хоть краем глаза заметить алое пламя Айиных волос: коснуться, погладить, прижать к себе, защитить – и заняться любовью…
Затем он привыкал к Рану. Привыкал считать его своим. Привыкал к его требованьям, к неразговорчивости, к одержимости сестрой и работой, к нотациям и маниакальному вниманию к деталям. Учился интерпретировать лаконичное «Хн», которое в зависимости от интонаций могло означать целую кучу вещей. Ковал броню против взглядов, которыми Айя награждал всех и каждого, когда что-то шло вразрез с его планами – а это происходило удручающе часто. Привыкал к тому, что Ран всегда был окружен людьми, привыкал не нервничать каждый раз, когда фанатки цеплялись за ЕГО Рана, суя записки за отворот отвратительного рыжего свитера. Привыкал просыпаться средь ночи и, нависая над Айей, ловить спокойное дыхание, слетающее с бледных искусанных им же самим губ. Привыкал сворачиваться в клубочек и считать глухое размеренное сердцебиение, по-детски глупо радуясь: если сердце бьется – значит Ран живой. Привыкал (но так и не привык!) к тому, что, уходя на очередную миссию, может уже никогда не увидеть Рана, что может навсегда его потерять – или потеряться сам. Привыкал шептать «Люблю тебя» – сначала в подушку, а позже, осмелев, уже в лицо. Привыкал слышать «И я», произнесенное бесстрастным тоном, но от того не менее ценное.
Еще привыкал притворяться – сильнее, чем прежде. Привыкал примерять еще одну маску, осваивать новую разновидность двуличия. Парой они становились лишь в спальне – за очень плотно закрытой дверью. Везде же были просто Ран и Кен. Сотрудники. Почти ровесники. Не связанные ничем, кроме профессиональной солидарности и корпоративной этики. И внешне, и внутренне абсолютно противоположные. Они никогда и никуда не ходили вдвоем, никогда и ничего не делали вместе. Не было традиционных держаний за руки, не было развлечений и совместных прогулок, не было общих интересов и очень мало – общих вечеров. Зато было секс – много секса. Поначалу.
О том, что они встречаются, за пределами Критикер не узнали. Реакцию фанаток на это известие предсказать было просто: в «Конеко» больше не ступила б не одна. Магазин моментально пошел бы ко дну, и Вайсс пришлось подыскивать себе другое прикрытие. На этом настаивал Ран – и Кен соглашался. Дело было не в доводах, которые приводил Фудзимия – хотя они были более чем убедительны, но в том, что так сказал Айя. Он считал это верным, нужным – и Кен верил безоговорочно. Их счастье, казавшееся ему таким сладким, теперь отдавало полынью – но даже такое, скрываемое, словно позорный секрет, полученное урывками, оно продолжало оставаться счастьем.
Кену пришлось сломать свое мировоззрение. Сломать, переделать под Рана, под новый мир, который тот ему подарил – мир, в котором Кен был желанным и нужным, в котором его кто-то хотел и любил. Но он не жалел. Жизнь – особенно после Казе – была до скудного бедна чудесами, однако появился Ран и вывалил на Кена целый ворох. Хидака мечтал обрести человека, который найдет ему цель, которому он сможет доверять, который будет решать – справедливо и правильно. И вот он нашел Айю.
Фудзимию ему переделывать не хотелось. Разве что иногда – совсем чуть-чуть, и ради самого же Рана. Чтобы тот научился наслаждаться жизнью и, принимая окружающий мир таким, как он есть, смог радоваться простым вещам. Чтобы расслабился и жил, а не существовал, замыкая себя на месть, сестру, Такатори и деньги. Чтобы завел себе какие-то мечты и хоть немножко оттаял… В то, что Ран на самом деле такой, Кен верить отказывался.
«Я знаю тебя уже три года, – подумал он грустно. – И все никак не пойму. Кто ты, Ран Фудзимия? Какой ты? Узнаю ли я это хоть когда-нибудь? Позволишь ли ты мне? Три года – три чертовых года! – а я вижу всего лишь верхушку айсберга…»
Кен против воли хихикнул. Фудзимия ненавидел, когда его называли Айсбергом, но с легкой руки Кудо это прозвище приклеилось намертво. Правда, в глаза его так называл исключительно Йодзи. Оми был хорошо воспитан, а Кен – слишком любил.
«Кудо, – рычал обычно взбешенный Айя, – еще один раз – и я…»
«А ты меня укуси! – предлагал в ответ Йодзи, отклячивая зад…
У всех сказок, какими бы волшебными они не были, имеется одно паскудное свойство: кончаться. Теперь, едва-едва свыкнувшись с новыми правилами, Кен снова привыкал. На этот раз, к отсутствию Айи.
-
-
19.11.2008 в 19:27Кен вошел в комнату и, толкнув дверь ногой, неловко плюхнулся на кровать. Прищуренные глаза с неудовольствием обежали помещение. Бардак – что опять?! Ну надо же, а ведь только вчера убирал… Думалось, что если в комнате станет почище, возможно, и Айя захочет бывать здесь почаще… Вздохнув, Кен потер гудящий затылок и вытянулся на постели: к черту! Такие мысли никуда не ведут. Ведь дело-то вовсе не в комнате, а дело – в чем?
Вот этого как раз Хидака не знал. Он бился над ребусом целую вечность, но все никак не мог сообразить, в чем, собственно, закавыка.
«А, может, я все это придумываю? – подумалось вдруг с надеждой. – Быть может, что у нас все замечательно? Черт, да мне-то откуда знать, какими они должны быть, эти отношения? Вон Айя, к примеру, тревогу не бьет – а ведь Айя, он умный...
Ведь это совершенно нормально, что… Он забыл про нашу годовщину.
Вот уже свыше шести недель мы не навещали его сестру.
Я не могу вспомнить, когда мы в последний раз разговаривали…»
Это нормально, абсолютно нормально – возможно, не для других, но для них?..
Кен закрыл глаза, чувствуя, как набухает в горле тяжелый давящий комок.
«Я скучаю. Господи, я так по нему скучаю! Вон он, лежит в соседней комнате: протяни руку, постучи в стену – и он наверняка услышит. Проснется – и услышит. Но я не хочу – не имею права его будить».
Кен перевернулся на живот. Полгода назад их отношения стали меняться. Полгода – месяцем раньше, месяцем позже – сказать наверняка было трудно: уж слишком невыразительными были сдвиги. Невыразительны, размыты и просто недостаточны, чтобы он начал бить тревогу. А Айя… Айя не видел повода для волнений даже сейчас. И это пугало его еще больше.
Все началось с визитов к Айе-чан. Ран стал навещать ее в одиночку, не позволяя Кену себя поддержать. Чего Хидаке искренне желалось – понимая, как больно и паскудно должно быть на душе у любимого: видеть сестру, такую жалкую и беспомощную, хотеть к ней приблизиться – и не сметь, чувствуя себя не в праве, терзаясь, что сохраняет ее хрупкую жизнь, отбирая чужие. Кен отпускал его с тяжелым сердцем – лишь для того, чтобы спустя полчаса, окончательно изведясь от тревоги, бежать в больницу на поиски. Не привлекая внимания, он пробирался к палате, желая только одного: узнать, что с Раном все в порядке. Однако, заглядывая украдкой сквозь толстое мутное стекло, он видел только Айю, неподвижно обмякшую на больничной кушетке. Айю – и ни малейших признаков Рана.
Куда Фудзимия пропадал, Хидака не спрашивал. Ему казалось, он и так отлично знает. Слоняется где-то по улицам, одинокий и неприкаянный, глодаемый виной и горьким пониманием того, что будь Айя в сознании, наверняка бы не пожелала видеть у своей постели такого брата. В такие дни Кен старался быть особенно предупредительным, заботясь о желаниях любовника прежде, чем тот успевал открыть рот.
«Поговори со мной! – взывал он мысленно. – О чем угодно, только не молчи! Я готов выслушать, готов принять и простить – ты только поговори. Возможно, тебе – нет, нам двоим – от этого станет легче. Прошу тебя, поговори! Поговори со мной, Ран!»
Но Ран приходил – и молчал.
Потом были миссии. Дополнительные – лишь для Абиссинца и Балинеза. Многочисленные и наверняка опасные – судя по тому, сколько времени у них уходило на слежку.
– Почему? – орал Хидака на первых порах. – Ради всего святого?! Почему ты – и почему он?.. – Кен с ненавистью кивнул на блондина. Не мысливший себя без света рампы Балинез на этот раз почему-то предпочел оказаться в самом темном углу, где и сидел, механически щелкая зажигалкой и доводя и так уже взбешенного Хидаку до печеночных колик.
Кен все не понимал: почему? Какого черта это должен быть Кудо?!! Почему Йодзи – а не он, Кен? Почему он не может быть с Айей? Защищать его оберегать, присматривать – просто быть с ним?
– Потому что я так хочу, – произнес Ран спокойно.
– Ч-ч-чт? – от удивления и боли Хидака не смог закончить даже простейшее местоимение. – Ран, ты не хочешь, чтобы я – с тобой?..
– Глупый, – улыбнувшись одними губами, Айя осторожно погладил его по щеке. Здесь, в подвале в присутствии только Оми и Йодзи Ран иногда позволял себе ласки – пусть даже и мимолетные. Закрыв глаза, Кен всем своим существом подался прикосновению, так не прикосновению даже – мазку, легчайшему как крылья бабочки-однодневки.
– Тогда почему?
– Я не хочу, чтобы ты лишний раз подвергался опасности.
У Кена отвисла челюсть. Несколько секунд он тупо смотрел на Фудзимию, пытаясь переварить услышанное и тщась сказать хоть что-нибудь, после чего покачал головой и зажмурил глаза, желая сдержать подступившие слезы:
«Я не заплачу… Я не… Черт! Все что угодно, но только не слезы… Ран… Господи! Он не хочет, чтобы я… чтобы меня…»
– А если я хочу? – спросил он вдруг мягко. – Если я хочу – с тобой? Всегда – с тобой?
Ран отрицательно покачал головой.
– Я тебе не позволю.
– Не позволишь? Не позволишь?! Ты – мне? Да ты! Да я! Да как ты вообще?.. Ну, знаешь ли!.. – Кен сердито топнул ногой и, уперев руки в бедра, вызывающе взглянул на любовника, всем своим видом заявляя: да я даже с места не двинусь – пока ты…
– Кен-кун, – нерешительно подал голос Оми, все это время молча следивший за ними с кушетки. – Тебе не кажется, что ты ведешь себя…
– Омитчи, не вмешивайся!
– Ну, знаешь ли, Хидака, – протянул Балинез с осуждением. – Малыш тебе чего плохого сделал?
– А ты вообще заткнись! – заорал Кен.
– Кен, – позвал Фудзимия бесстрастно. – Я так хочу.
И он сдался.
Ран не хотел, чтобы он подвергал себя риску? Не находил в себе сил за него беспокоиться? Прекрасно! Кен возьмет все это на себя. Он сможет – он ведь сильный! Он выдержит все, лишь бы только Айя был счастлив. Он научиться самому трудному – терпению – и будет ждать. Он будет ждать и дождется. А как же иначе? Разве может Айя к нему не вернуться, если Кен будет готов его встретить – в любое время дня и ночи?
Миссий становилось все больше. Оми на них тоже не брали: очевидно, оберегали – совсем как Хидаку. Каждый раз, когда Айя, затянутый в черный с заклепками плащ, покидал дом, Кен внутренне готовился к очередной бессонной ночи и дико сожалел, что им вообще стали давать такие задания. Жалеть о том, что он пошел на встречу желаниям Рана, Хидаке в голову не приходило.
Блондина он практически возненавидел. Глядя, как неуверенно взбирается по лестнице нетрезвый Йодзи, Кен холодел от мысли, что безопасность Рана теперь зависит от Кудо. Что к следующей миссии тот не успеет проспаться, или отреагировать, или еще что-нибудь – и из-за двух бутылок пива, выпитых не в тот момент, он навсегда потеряет Рана. Каждый раз, встречая с миссии серого от усталости Фудзимию и тяжко пьяного Балинеза, Кен разрывался между желанием уложить Рана в постель и разодрать блондина на части.
– Прекрати! – шипел он, втаскивая длинное тело Йодзи по ступеням. – Ты, кусок вонючего дерьма! Прекрати наконец пить!
– Кен-Кен, – улыбался Йодзи криво, после чего пытался встать, естественно, неудачно, и снова валился на пол – на этот раз вместе с Хидакой. – Такой хороший… Такой заботливый… А я вот сволочь! Какая же я сволочь, Кен!
В зеленых глазах Кудо блестели слезы, но он не плакал – держался. Такого Йодзи Хидака ненавидеть не мог. Да и за что его ненавидеть? Разве Йодзи хотел, чтобы все повернулось так? Снова пачкать руки и совесть чужой смертью? Вряд ли. И вот поди ж ты, носит на сердце грехи, предназначенные для Кена.
Вздохнув, Хидака поднимал полубессознательное тело – правда, на этот раз гораздо нежнее, и, отобрав у Йодзи дорожку, в которую тот пытался завернуться, тащил его в спальню. Там опускал на постель, сдирал слишком тесную для блондина одежду и, отирая с лица холодную испарину, тихонько шептал: «Пообещай мне, что с ним ничего не случится».
-
-
19.11.2008 в 23:10-
-
20.11.2008 в 06:18Однажды у него не выдержали нервы. Кен устроил сцену – жуткую безобразную истерику, гневно вопрошая у Мэнкс, неужели во всем Токио не осталось других убийц, кроме них? Иначе какого черта Фудзимия с Кудо уже целую неделю проводят вне дома, гоняясь по городу за тварями тьмы?
– Ну?! – фыркнул Кен, сжимая кулаки. Странно, но ни смущенной, ни полной раскаянья секретарша не выглядела. А вот сердитой, удивленной – это да, судя по тому, как раздраженно взмыли вверх изящные брови.
– Кен, – в голосе Рана звучало предостережение.
– Что?! – огрызнулся Сибиряк вызывающе, пытаясь спрятать за бравадой растущее недоумение. Ситуация получалась не совсем такой, как он планировал. А, черт – и близко ничего подобного! Кажется, он только что умудрился наворотить конкретного дерьма – иначе почему так внезапно напрягся Ран и побледнел Йодзи?
Некоторое время Мэнкс просто молчала. Буравила его глазами, раздумывая над ситуацией, уже открывала рот, чтобы что-то сказать, но, вдруг передумав, качала головой и вновь принималась оценивать происходящее. Вайсс тоже молчали – молчали и не шевелились: иногда даже случайное движение способно склонить чашу весов в ненужную сторону…
Хрупкое равновесие нарушил Ран: притянув к себе обмякшего от прикосновений Хидаку, обнял за спину и, положив подбородок ему на плечо, уставился на Мэнкс, словно гроссмейстер, провернувший удачную партию. Наверное, ход был действительно неплох – во всяком случае, с точки зрения секретарши. Улыбнувшись Кену (тот моментально почувствовал себя сволочью), она решительно кивнула и медленно произнесла:
– Ну что ж, я посмотрю, что можно сделать. Правда, – в голосе Мэнкс вдруг прорезалась сталь, – после того, как побеседую с Абиссинцем и Балинезом.
Беседовали они долго. О чем, Кен так и не узнал. Им с Цукиено указали на дверь практически сразу. Кен было подумывал, а, может, все-таки поупираться – когда подросток уволок его из подвала, ободряюще обнимая за плечи.
– Кен-кун, ты не бойся – все будет в порядке.
– Думаешь? – переспросил Хидака с надеждой. Знать Оми, конечно, не знал, но Кен ощущал наивное, по-детски глупое желание, чтобы его сейчас хоть как-нибудь утешили.
– Естественно.
– Хорошо бы, – Кен застенчиво улыбнулся. – Я так волнуюсь… Ран…
– Ран?! – переспросил Оми с недоумением. – При чем тут Ран? Ах да, конечно же, Ран… Ну-у, с ним, естественно, тоже….
К несчастью, Сибиряк был слишком погружен в себя, чтобы обратить внимание на оговорку.
Время шло, но вопреки полученным посулам, ситуация не менялась.
Ночью Ран был на миссиях, днем – преимущественно отсыпался. Кен делал то же –с точностью до наоборот. Они напоминали планеты, вращающиеся вокруг одного солнца, но по разным орбитам, встречаясь только при полном затмении – невероятно редкое событие.
Кен чувствовал, что Ран отходит. Видел, что отдаляется – и ничего не мог с этим поделать. Каждый раз, почти решаясь на разговор по душам, он открывал рот – и, рассматривая лиловые синяки под лиловыми же глазами, вдруг с болью вспоминал: Ран делает все это для меня. Рискует, убивает – только для меня. Ради меня, из-за меня – неужели я не смогу потерпеть?!
Каждую ночь он проскальзывал в комнату Рана, долго лежал на постели и, зарываясь лицом в подушку, вдыхал пьяняще сладкий аромат, пытаясь отделить от смягчителя для белья цветочный запах Айиной кожи. Правда, скривился Кен, припоминая, в последнее время привычные запахи перебивал какой-то третий – неуловимый, чужеродный и абсолютно неуместный. Ран умудрялся притащить его с миссий – в придачу к усталости и перепачканным брюкам. Кен безрадостно подумал о том, что криминальные силы Токио как будто сговорились наперебой разить невероятно дорогими и столь же вульгарными духами.
Хидака чувствовал себя недостойным. Недостойным жертв, недостойным Айи.
«Если его убьют, я никогда себе не прощу.
Если его убьют, это будет из-за меня.
Если его убьют… Если его – или все же когда?..»
Кен начал находить седые волосы. Седеть в двадцать один?!
Любовь душила его. Такая сильная, почти легендарная – раз для нее не жалко жизни. Ему бы чувствовать себя польщенным, да он бы и чувствовал – не мешайся она с отчаяньем.
«Если он любит меня, то почему я не чувствую? В его глазах всегда столько тепла – вот только оно почему-то не греет».
Кен вздохнул. Возможно, прокрадываться в спальню Айи – не самый лучший выход, но…
«Я был бы счастлив – прошепчи он во сне мое имя…»
-
-
20.11.2008 в 06:18После затянувшегося аутотренинга Кен наконец-таки решился на беседу. Откладывать дальше было не только глупо, но и опасно.
Айя сидел на диванчике и, цедя неизменный жасминовый чай, увлеченно читал – судя по весу, что-то жутко интеллектуальное. Кен расстроено рысил рядом, мимоходом отмечая, что дела у них и вправду шли не слава Богу – и вот вам еще один дополнительный признак.
«Раньше мы к этому времени уже давным-давно лежали. Ну… иногда, бывало, сидели – но не в такой же позиции!..»
Торопливо носясь взад-вперед, брюнет мучительно соображал, как подступиться к волнующей теме. Вываливать вот так сразу казалось… ну, неправильным. В мыльной опере, которую Кен просмотрел в порядке ознакомления «как это происходит у людей» такие вопросы решались в несколько более торжественной обстановке. Ужин, свечи, романтика, а когда жертва расслабилась – душераздирающее «Ты меня больше не любишь?!»
Кен покачал головой: конечно, он может сейчас пойти настрогать бутербродов, но где гарантия, что Ран после такого заявления не подавиться насмерть?
«Сложная это штука, любовь, – подумал Хидака со вздохом, зарывая пальцы в уже порядком взъерошенную шевелюру. – И для здоровья небезопасная, причем не только в плане СПИДа…»
Как ни крути, а Рана следовало подготовить. Как-то постепенно, издалека, намеками… как-то… Как? В голове было потрясающе пусто
«Знакомое состояние», – подумал он грустно.
Фудзимия невозмутимо шелестел страницами, и Кен почувствовал, что раздражается. Какого черта?! Я тут мучусь, беспокоюсь о нем, а он – читает?! Неужели – Кен бросил презрительный взгляд на трактат – какая-то книга получше меня?!
Очевидно, что да, подумал он кисло: от чтения Ран оторвался исключительно для того, чтобы задумчиво изучить циферблат наручных часов – после чего опять погрузился в страницы.
Кен запаниковал:
«Он что, сейчас уйдет? Опять?! Да ведь я уже неделю пытаюсь…»
Хидака с мукой застонал.
– Хн? –с раздражением спросили с кушетки. Голову от книги Ран так и не поднял.
«Ну, естественно, – подумал Кен мрачно. – Хн. Это дурацкое «Хн» – причем, всегда! Айя, давай сходим в парк! – Хн. Может, ты хочешь кофе? – Хн. Черт, да даже во время секса!.. – Кен с горечью вспомнил, как в ответ на экстатическое «Айя, я, кажется, с-сейчас кон…» Фудзимия бывало изрекал свое обычное «Хн?». – Господи, я ведь действительно его люблю. Не то, чтоб меня мучили сомнения, но если б вдруг приспичило доказательств… Встречаюсь с Раном вот уже два года – и до сих пор так ничего ему не сделал…»
Хидака застонал: ну вот! Опять завелся с полуоборота – а ведь собирался спокойно поговорить, обсудить и, может, даже что-нибудь наладить. А не отъесть Рану голову.
Почему-то каждый раз проигрывая в уме предстоящий разговор, ему хотелось швырнуть любовнику в лицо обвинения в невнимательности, безразличии и холодности.
«Нет, – Кен протестующе помотал головой. – Ран любит меня. Я должен всегда об этом помнить. Да я и знаю, просто… Хочу еще раз в этом убедиться?»
«Очень убедительно, – прокомментировал внутренний голос. – Еще немного потренируешься – и сможешь пробовать себя в политике. Там как раз очень нужны такие таланты: врать не краснея…»
Хидака вздохнул. Хорошенькое начало для разговора по душам. Интересно, дальше-то что будет? Опыт предыдущих лет, воспитанный на суевериях, мрачно предсказал: хорошего – ничего.
Кен скрипнул зубами: нет, нет, нет!
«Давай же, Хидака, возьми себя в руки! Ты сможешь! У тебя все получится! Ты специально готовился – даже фразы придумывал…»
– Айя, – начал он неуверенно – и умолк. Все заготовленные фразы на этом закончились.
– Хн.
Кен нервно сжал руки…
– Э-э-э… Что ты читаешь?
– Хайдеггер.
– и… как? Интересная книга?
– Хн.
Кен тихо зарычал, однако в последнюю минуту все же умудрился взять себя в руки – и даже натянуто улыбнулся:
– Что – настолько интересная?
Ран наконец оторвался от текста:
– Кен.
«Ну, хотя бы не «Хн», – подумал тот мрачно.
В сердитом взгляде Фудзимии читалось однозначное «И какого?..»
– Айя, я тут это… того… то есть, не я того, я просто… потому что… – запутавшись в словах, Кен смущенно уставился в пол и стал неловко ковырять носком кроссовка коврик.
– Кен.
Кен заюлил:
– Ну, понимаешь, я просто подумал…
Брови Рана вытянулись в ниточку:
– Подумал – ты?!
– Очень смешно, – надулся Хидака по-детски. Айя вздохнул и, отложив наконец в сторону книгу, притянул Кена к себе на колени, после чего сдул с глаз растрепанную челку и терпеливо – словно у капризного ребенка – спросил:
– Что такое?
Теперь уже вздохнул Кен.
– Я… – пробормотал он, доверчиво обнимая Рана за шею. – В последнее время мы не очень часто видимся… И я подумал… Ну, у других пар из-за этого возникают трудности… Я не говорю, что у нас есть трудности, потому что мы – это мы. Но если бы мы были не мы, а кто-то другой, тогда, возможно…
– Кен, – Ран медленно наклонился к нему. Бледное заостренное лицо нарочито неспешно приблизилось и наконец замерло, позволяя Хидаке рассмотреть в черных с лиловым отливом зрачках свое растерянное отражение. Брюнет беспомощно умолк на полуслове. Ран рядом, совсем близко…. Кен нервно сглотнул. Так давно… так давно его не…
– Кен, – губы Рана были в считанных миллиметрах от его пересохшего рта. Теплое дыхание с легким ароматом жасмина и жимолости скользило по чувствительной коже – совсем как острое жало айиного языка скользило по его же губам.
Хидака обмер: Ран меня сейчас – поцелует?! Сердце вприпрыжку помчалось в груди. Взглянув на Айю из-под дрожащих ресниц, Кен потянулся к нему – губы разошлись на встречу поцелую, когда…
Ран убрал с его лба непослушную прядь:
– Глупый.
Щелкнув Кена по носу, он столкнул его с коленей и, подобрав с дивана книгу, снова уставился в текст. Кен чувствовал себя так, словно из него извлекли требуху. Он потрясенно смотрел на Айю то открывая, то закрывая рот. Ч-что? Что это только что было? И главное, что, это все?! Очевидно, он произнес это вслух, поскольку Айя оторвался от книги и недовольно посмотрел на него:
– Хн?
Кен попытался что-то сказать – и провалился с позором. Голосовые способности удалось обрести только с третьей попытки:
– Айя, я люблю тебя? – признание прозвучало на редкость жалко и в некоторой мере вопросительно.
– Я знаю, – Фудзимия кивнул и вновь нырнул за переплет.
Кен протестующе помотал головой, пытаясь собрать воедино строптивые мысли.
«Я так понимаю, – решил он невесело, – по мнению Айи, проблем у нас нет».
-
-
20.11.2008 в 06:20С печалью осознав, что справиться с проблемой в одиночку не по силам, Хидака положился на Всевышнего и, вспомнив из цитатника «Ищите да обрящете», он обратился за помощью… к Кудо.
Насилие, которое для этого пришлось совершить над собой, широкая общественность считала антигуманным и проводила по Конвенциям ООН как «преступления против человечества». Наступить себе на горло удалось с огромным трудом – и то исключительно потому, что Кен, уверовав в разумное мироустройство, наивно полагал, что каждое живое существо имеет на земле свое предназначение. Единственным достойным оправданием существования блондина являлись его фундаментальные знания в любовных вопросах. «Или так, – решил Кен, – или он ниспослан нам за грехи».
Получить помощь от Йодзи оказалось гораздо сложнее, чем он первоначально предполагал: кроме морально-этической подоплеки вопроса возник еще один – технически-процессуальный аспект. В те редкие мгновения, когда его не окружали поклонницы, плейбой был слишком пьян, чтобы шевелить – не только языком, но даже мозгами. Застать его в относительном одиночестве и физическом в состоянии дать мало-мальски членораздельный совет можно было единственно в тот момент, когда Балинез намеревался расстаться с штанами.
Кен подошел к проблеме творчески, прицельно окатив блондина из поливочного шланга. Некоторое время план балансировал на грани провала: мокрая ткань джинсов эффектно подчеркивала длинные ноги, и Балинез уже почти решил остаться, но… Пятно находилось на достаточно компрометирующем месте и выглядело… двусмысленным.
В спальню Йодзи поднялся с надеждой, что вслед за ним туда подтянется эскорт в виде пары-тройки цветочниц постарше. Кен, опасавшийся того же, проследовал попятам, тыча в энтузиасток табличкой «Исключительно для служебного персонала».
Выждав для приличия минут пятнадцать, Хидака постучал по двери и вошел:
– Йодзи, у меня к тебе… Святое небо! – Кен начал заваливаться куда-то набок.
– Хм? – штаны снять Йодзи-таки успел, благодаря чему, вертясь перед зеркалом, здорово смахивал на плакатную стриптизершу. Сходство довершали пижонские ковбойские сапоги, которые блондин почему-то не удосужился стащить вместе с джинсами, и тот факт, что Кудо принципиально не носил белья.
– Ты… т-ты… – пробормотал Кен заикаясь.
– Сногсшибателен? – пришел на помощь Йодзи.
Поскольку ноги после увиденного действительно не держали, Кен неуверенно кивнул и сполз по стене, спрятав побагровевшее лицо в ладонях.
«Господи, Господи, Господи, – билось в перепуганном мозгу Хидаки. – Это… это же…»
Кену уже доводилось слышать про жертвы во имя любви, но такие?..
«Вот так обычно и начинаются фобии», – подумал он невесело, все еще не решаясь выглянуть из-за безопасного заграждения ладоней.
– Ну, так чего ты хотел? – судя по звуку, Йодзи подкуривал очередную сигарету.
– Помощи? – предположил неуверенно Кен, уже и сам не понимающий толком, какую он помощь имеет в виду.
– Наверно, чего-то серьезное, – изрек блондин глубокомысленно, – раз валяешься в ногах от самого порога…
– Ах, ты… – Кен попытался пронзить нахала возмущенным взглядом, но тут же, издав звук, по частоте приближающийся к ультраволнам, поспешно зажмурил глаза: пользуясь его растерянностью, Кудо неслышно подкрался поближе, тем самым значительно улучшив общий ракурс обзора.
– Хидака, – голос Йодзи звучал уязвленно. – Ты что меня, оскорбляешь?! Застав меня во всей красе, другой бы на твоем месте воспользовался случаем и… ну, я не знаю, хотя бы налюбовался вдоволь, а ты? Какие-то странные жесты, нелепые комментарии... И постоянно зачем-то закрываешь глаза! А впрочем, – произнес Йодзи самодовольно, – если ты боишься ослепнуть от моей красоты…
– Боюсь, – проскрежетал зубами Кен. – Так что если ты не хочешь рассказывать Мэнкс, в каких обстоятельствах я потерял зрение, тебе лучше надеть на себя белье.
– Белье? Пфф, – Йодзи презрительно выпустил сквозь зубы струйку дыма. – Ты снова меня оскорбляешь…
«А ведь какой был план, – подумалось Хидаке с тоской. – Просто зайти и спросить…»
– Белье, – между тем развивал свою мысль Йодзи, – это деньги, выброшенные на ветер...
– Йодзи! – простонал бедный Кен.
– Ну ладно, – сжалился Кудо, – если уж тебе и вправду так не можется, я попытаюсь что-нибудь найти. Вот, к примеру, у меня есть чудесная коллекция дамских стрингов, и я мог бы…
Кен протестующе замотал головой и попытался просочиться сквозь стену.
– Я так понимаю, что эта идея тебя не очень вдохновляет, – пробормотал Йодзи. Кен согласно закивал. – Может, оно и к лучшему, – заметил Кудо задумчиво, – эти стринги, они, знаешь ли, ужасно впиваются…
– Кудо! – прорычал Кен. – Просто одень эти чертовы брюки!!!
– Да пожалуйста, – протянул Йодзи обижено.
Дробный стук каблуков по дощатому полу, скрип открывающейся дверцы платяного шкафа и наконец такой долгожданный шелест ткани.
– Все, – пропыхтел Йодзи, – ты можешь открывать глаза.
Кен осторожно приоткрыл веки. Первым, что он увидел, было злорадное лицо Балинеза. Причина для злорадства обнаружилась полуметром ниже.
– Кудо!!! – провыл Кен возмущенно.
– Что? – протянул Йодзи невинно. – Ты сказал одеть штаны – я и одел. Ты же не говорил их застегивать…
Хидака понял: лучше отступить. Пробормотав что-то невразумительное и все еще не открывая глаз, он попытался на четвереньках выбраться из комнаты.
«Глупая идея, глупая, глупая, глупая, – подумал он, саданувшись головой о косяк, но, зашипев от боли, глаз все же не открывал: что значит пара шишек по сравнению с психологической травмой! А травмой он с гарантией обзаведется, если еще хоть раз увидит Кудо «ню». – Глупая идея, глупый Кен…»
-
-
20.11.2008 в 06:20– Ты не слушаешь, а издеваешься, – пробормотал Кен обвиняюще.
– Ну, – ухмыльнулся Балинез зубасто, – ты сам виноват…
– Я?! – Кен возмущенно сощурил глаза. Ну, естественно, кое-кто буквально выпрыгивает из брюк, а виноват он, Кен!
– Естественно. Ты такой милый, когда краснеешь, – промурлыкал Балинез прямо на ухо. Кен задрожал и попытался отодвинуться.
– О, Господи! – Йодзи осуждающе покачал головой. – Вот сраму-то: быть таким трепетным в двадцать один! И куда только смотрит Фудзимия? Будь я на его месте…
– Гм, – выдавил Кен. – Я, собственно, поэтому и пришел…
– Что?! – брови цвета тимьянного меда удивленно поползли вверх. – Ты хочешь предложить мне место Айи?
Кен закатил глаза и залепил ему подзатыльник:
– Кретин! Я хочу поговорить об Айе…
– А-а-а, – протянул Йодзи разочарованно.
Разочарованно? Прежде, чем он сумел успокоиться, Кену пришлось дважды напомнить себе, что Кудо любит женщин – всегда, только и исключительно.
– Что значит «А-а-а»? – поинтересовался он наконец с подозрением.
– Ну, я-то грешным делом думал, что у тебя наконец открылись глаза на мой шарм и обаяние, – Йодзи обиженно потер светлый затылок. – Но раз ты продолжаешь упорствовать в своих заблуждениях…
Кудо в негодовании воздел руки к небу – миссионер, несущий свет прогресса папуасам.
– Ладно, чего там у тебя?
Кен замялся. Идея попросить совет у Балинеза теряла свою привлекательность с каждой прошедшей секундой. Почувствовав его неуверенность, Йодзи глубоко затянулся и ободряюще ткнул Кена локтем в бок:
– Да ладно, выкладывай!
– Ну, я… это… – Кен вытер о себя внезапно повлажневшие ладони. – Ран… он… мгхм… Я хочу сказать, я и Айя….
– Да ты не спеши, – протянул Йодзи едко. – Что там час, что там день – я тебе всю жизнь готов посвятить…
– Мне кажется, у нас проблемы, – выпалил Кен одним махом.
– Проблемы? – дурашливое выражение в зеленых глазах мгновенно сменило… Какое, Кен так и не понял: слишком уж быстро воскресла присущая Йодзи игривость.
– Ну, мне так кажется…. – Кен чувствовал необходимость оправдаться. – Не то, чтоб Айя… Или… Ну… Это трудно! – он вскинул на блондина умоляющие глаза, беспомощно барахтаясь в словесных конструкциях. – Я просто… В последнее время Айя стал… немного невнимательным, что ли… И хотя это совершенно не означает, что…
– Когда у вас последний раз был секс? – перебил его Йодзи.
Кен вытаращил глаза:
– А это здесь причем?!
Йодзи страдальчески наморщил лоб.
– Ну?
Глаза Хидаки стыдливо забегали:
– Ну… мы… Айя в последнее время несколько устал и…
– Кен.
– А?
– Просто скажи когда.
Хидака тяжело сглотнул и, потупившись, пробормотал что-то невразумительное.
– Что-что? – Йодзи нахмурился. – Говори погромче, я ни черта не слышу, что ты там бормочешь.
– Два месяца назад, – произнес Кен тонким голосом.
– Ско?...
После четырех лет знакомства с Кудо Кен уже не надеялся, что когда-нибудь увидит что-либо, способное лишить блондина дара речи. Теперь он точно знал, что ошибался.
«Лучше б не знал», – подумалось ему мрачно.
Балинез рассматривал Хидаку с выражением суеверного ужаса. Кен неуютно ерзал. Молчание затягивалось.
– Всего святого ради! – взорвался наконец Хидака, пытаясь замаскировать смущение раздражением. – Прекрати на меня пялиться и закрой рот. Можно подумать, что ты никогда…
– Упаси меня Боже, – Йодзи трижды сплюнул через плечо, после чего еще раз смерил Кена недоверчивым взглядом. В зеленых глазах забрезжило понимание:
– Так вот почему ты так рьяно от меня закрывался! «Не введи нас во искушение», да, Кен-Кен?
Теперь уже в сердцах сплюнул Кен. Ну, разумеется! Живи Кудо Йодзи в средневековье, и церковь наверняка бы сожгла его вместе с Коперником. Правда, если ученый считал, что планеты вертятся вокруг Солнца, то Балинез с чистой совестью помещал в центр вселенной себя.
Некоторое время они просто молчали. Йодзи задумчиво курил, время от времени бросая на Хидаку непонятные взгляды. Кен столь же задумчиво изучал свои руки, невесело размышляя о том, что он, наверно, все-таки кретин. Ведь если честно, к Йодзи он пришел совсем не за помощью, черт, и даже не за советом – просто хотел услышать от блондина, что ничего такого страшного у них с Айей не происходит, что это нормально и по-своему даже типично.
«Точно кретин, – вздохнул он с отвращением, – коль уж тебе хотелось утешений, то тут ты явно не по адресу. Обратился бы к Оми – вот кто известный утешитель: даже на смертном одре начнет уверять, что все в порядке – если и не поправишься, то перейдешь в лучший мир…»
Йодзи наконец пришел к какому-то выводу и, забычковав сигарету в кадке с фикусом, уже изрядно осыпанным пеплом, медленно произнес:
– Кен-Кен, мне, конечно, льстит твое доверие, но я как-то не совсем понимаю, чего именно ты от меня хочешь. Свести с кем-нибудь, кто снимет с тебя сексуальное напряжение – или все же позаботиться об этом лично?
– Ч-что? – Хидака, не ожидавший, что разговор примет такой оборот, испуганно прикрылся расшитой оборками думкой, выставив маленькую подушечку перед собой на манер спартанского щита.
В ответ блондин закатил глаза и выразительно постучал себя пальцем по лбу:
– Ну?
Кен яростно замотал головой – темные пряди, отчаянно и уже давно нуждавшиеся в стрижке, яростно захлестали по щекам.
– Н-нет.. я просто… просто Ран… – он жалобно взглянул на Йодзи. Зеленые глаза Балинеза светились пониманием и сочувствием.
– Ран, – произнес он мягко. – Ведь это должен быть именно Ран. Да, Кен-Кен?
– Естественно, – Хидака недоуменно посмотрел на блондина: что это вообще за вопросы? – Разумеется – я ведь его люблю, – добавил он простодушно.
– Ну, разумеется, – кивнул Кудо сухо. – Ты – любишь.
Убедившись, что ни напряжения, ни чего другого Йодзи с него снимать не собирается, Кен несколько воспрянул духом.
– И что теперь? – поинтересовался он неуверенно. – Чего мне делать дальше?
Губы Кудо искривились в ехидной улыбке.
«Сейчас скажет какую-то гадость», – сообразил прозорливо Кен.
– Пойти принять холодный душ.
Кен закатил глаза:
– А потом?
– Потом тоже. И так пока я чего-нибудь не придумаю…
– А ты сумеешь? – поинтересовался Хидака скептически.
Йодзи с укоризной посмотрел на товарища:
– Вот целый день так: оскорбление за оскорблением. Разумеется, смогу: я ведь не ты, мне сперма на мозги не давит…
– Так не на что давить… – ухмыльнулся Кен криво.
– Один – один, – кивнул блондин одобрительно. – А теперь брысь отсюда!
Кен послушно сполз с кровати и засеменил к дверям. Последнее, что он увидел, покидая комнату, было задумчивое покачиванье светловолосой головы:
«Два месяца, Господи…»
-
-
20.11.2008 в 06:21– Да я и не собирался, – промямлил Кен, с опаской разглядывая кипу бумаг, которую настойчиво совал ему Кудо. Со времени их памятной беседы успела пробежать почти неделя, и Кен, который поначалу боялся, что Йодзи забудет, не найдет времени или просто поленится заняться его маленькой проблемой, вскоре стал истово на это надеяться. Конечно же, ему не повезло.
Деятельность, которую блондин успел развить за столь короткое время, находясь под впечатлением от фразы «Два месяца», приобрела пугающий размах.
Воспользовавшись поводом, чтобы взвалить свою работу на Кена (о, меньшее из зол! – решил тот хмуро), блондин в течение нескольких дней с задумчивым видом слонялся по дому, бормоча под нос слова «разброс», «дисперсия», «критерий Фишера», после чего подолгу пялился в пространство. По вечерам он выбирался в город, где – как утверждал сам – производил масштабные полевые исследования.
С одной стороны тот факт, что дело было поставлено на научную основу, должен был успокаивать, но… Кудо все больше смахивал на маниакального ученого, всю жизнь мечтавшего поставить эксперименты на людях, да все как-то не получалось, и вот нашелся идиот…
Кену казалось, что он прекрасно понимает средневековых алхимиков, которые, вызвав демона в надежде трансформировать свинец в драгметаллы, вдруг выясняли, что загнать его обратно, несмотря на каббалу, почему-то не удается…
– Сволочь, – рассеянно отметил Кудо, после чего, порывшись в поисках сигарет и счастливо пощелкав зажигалкой, попытался ослабить узел галстука, который, охваченный научной лихорадкой, таскал не снимая. Странное дело, но галстук прекрасно гармонировал с легкомысленной маечкой и низко вырезанными джинсами. Возможно, все дело было в зажиме, щедро исписанном фаллическими символами и непотребными картинками.
– Что это такое? – Кен с недоумением рассматривал пухлую стопку разномастных бумаг: тетрадные листы, стикеры, газетные обрывки… Попавшийся Хидаке на глаза обрывок туалетной бумаги (Кен с облегчением убедился – чистый!) свидетельствовал о том, что озарение настигало Йодзи в довольно странных, чаще всего не предназначенных для этого местах.
– Решение твоей проблемы.
– Пространственно-геометрическое, что ли? – Кен, ничего не понимая, рассматривал написанное: квадратики и треугольнички, соединенные пунктиром и жирными зигзагообразными стрелочками. Изредка среди рисунков мелькал случайный овал или эпизодический параллелепипед. Хидака попытался разобрать каракули, бывшие, очевидно, пояснениями к графике, попутно размышляя, что в графологии*** как науке что-то, наверное, все-таки есть: на густо исписанных страницах буквы упрямо налезали друг на друга. – Т-та-ч-к-ка, – в итоге затяжных мучений Кен наконец сумел разобрать название ссылки и теперь с сомнением смотрел на Балинеза: – Кудо, ты уверен?..
Йодзи довольно кивнул:
– Как в самом себе – ты дальше, дальше читай!
Кен пожал плечами: какое отношение тачка или другое колесное средство имеет к их с Айей проблемам, он представлял себе смутно, но раз уж Йодзи уверен…
По мере того, как карие глаза скользили по тексту, руки Хидаки начали мелко дрожать: все слова разобрать ему так и не удалось, однако фразы «на колени», «пол» и «смыкая ноги за спиной» наводили на мысль, что если это и геометрия, то явно не евклидовая.
– Эт-т… – Кен в панике сжал листы и с ужасом уставился на Йодзи. – Что это такое? Эт-то то, что… что я думаю?!
Подтверждая самые черные подозрения, взгляд Кена упал на следующий рисунок, где, поменявшись местами в зеркальном подобии, малиновый треугольник и шоколадный овал обозначались «перевернутая тачка».
Кен привалился к конторке и часто-часто задышал: бумаги выпали из ослабевшей руки и веером рассыпались по полу, открывая перепуганным шоколадным глазам все новые геометрические абстракции.
– Эй-эй! – Кудо нагнулся и принялся резво собирать листки. – Ты с этим поосторожнее! Здесь, между прочим, дети ходят…
– Значит, выбросить не удастся. Придется жечь – Кен остервенело щелкал кудовской зажигалкой, пытаясь высечь из нее хотя бы искру.
– Кой к черту сжечь! – отвесив Кену смачный подзатыльник, Йодзи поспешно задул неуверенный огонек, который тому удалось наконец-то разжечь. – Ты знаешь, сколько времени я убил, чтобы все это оформить? Бесценный опыт для грядущих поколений, уж можешь мне поверить! На тридцать позиций больше, чем в Камасутре – я специально считал, – в голосе Йодзи слышалась гордость настоящего профи. – Увековечит меня в веках – при условии, что я найду издателя… Кстати, как думаешь, может Персия заинтересуется? Или лучше сразу к Кроуфорду – тот нюхом чувствует коммерческий успех, а это станет настоящей бомбой! Как бы только мне ее назвать?
– Ммм… «Что, как и куда – в диаграммах»? – Кен незаметно пятился к выходу, раздумывая, где именно он сможет пересидеть весь этот кошмар. Гималаи звучали достаточно привлекательно.
– Ха! Мне нравится! – произнес Йодзи с энтузиазмом. – А на форзаце: апробировано на – и твое имя!
– Только через мой труп! – взвился Кен, разом забывший о бегстве. – А лучше – твой…
Кудо укоризненно покачал головой:
– Впервые встречаю такую черную неблагодарность.
– Действительно? – проскрежетал зубами Кен, слишком отчетливо представляя себе национальный масштаб позора, который постигнет его, если Кудо удастся воплотить в жизнь свою угрозу про апробацию.
– А ведь я всего лишь попытался разнообразить твою любовную жизнь, предыдущей опыт которой, – Йодзи смерил Кена осуждающим взглядом, – можно наверняка свести к словам «миссионерская поза». И никакой тебе сексуальной фантазии…
Вот тут уж Кен не сдержал возмущения: фантазии у него были, правда, несколько более безобидные и, в силу затяжной любви к сладкому, касались они в основном взбитых сливок и жидкого шоколада.
– Шоколад, сливки – детский сад! – заклеймил его Кудо презрительно. – Ты бы еще манную кашу вспомнил… Не-ет, после двухмесячного перерыва необходимо что-то по-настоящему радикальное! Так что иди – изучай и штудируй! Написано доступно – поймешь даже ты! – в зеленых глазах промелькнуло сомнение. – Или, может, лучше продемонстрировать лично?
Кен замычал и протестующе помотал головой: о таком-то и подумать было страшно…
– Ладно, иди, – смилостивился Кудо. – И не вздумай халтурить – все равно ведь проверю…
Кен печально побрел в свою комнату, и, прижимая к груди учебное пособие, с грустью размышлял о том, что все больше склоняется в пользу шекспировского варианта решения любовных проблем: яд – оно хотя бы не так унизительно…
-
-
20.11.2008 в 06:23Домой Кен вернулся в состоянии, близком к суицидальному: пытаясь назначить лечение, дежурный хирург вымотал из него всю душу, желая узнать, при каких именно обстоятельствах было получено повреждение. При одной только мысли, что ему придется это рассказывать, Хидака начинал заикаться, что вылилось ему в дополнительный визит к логопеду…
Вернувшись в «Конеко», он желал одного: подняться в свою спальню – и замуроваться изнутри. Успокоив кое-как расстроенного Оми и впервые в жизни порадовавшись, что Ран сейчас шляется неизвестно где, Кен потащился наверх – лишь для того, чтобы на самом пороге, прижав к ближайшей стене, его перехватил Йодзи.
Брюнет с тоской рассматривал полуоткрытую дверь:
«А счастье было так близко…»
– Итак, – склонившись над Кеном, чтобы оказаться лицом к лицу – а точнее, нос к носу, Йодзи выпустил в лицо окосевшего от усталости и нервного напряжения Хидаки струйку сизого дыма. – Какого черта это было?
– Хн? – два года свиданий с Фудзимией не прошли для Кена зря.
Блондин закатил глаза:
– Тебе что было велено? Работать над собой – а не ублажать пошлейшие фантазии! Шоколад, игра в доктора – что это вообще за плебейщина?.. Вот как чувствовал – нельзя, ой нельзя было выпускать это дело из-под личного контроля! Ну, ничего… Сейчас все быстренько пройдем, потом несколько раз закрепим…
Отбросив окурок в сторону индифферентным щелчком, Кудо схватил Кена за руку и потащил в комнату, всерьез намереваясь снискать себе славу на педагогической ниве…
– Неско?.. – Кен протестующе замычал и что есть силы уцепился за дверной косяк.
– Что, нет слов от радости? – крепко ухватившись за пояс на брюках Хидаки, Балинез ожесточенно тянул его на себя в тщетной попытке оторвать Кена от двери и пропихнуть наконец в спальню. – Право же, ты мне льстишь…
– Пшел в задницу! – Кен попытался выполнить невозможное: не выпуская из конечностей косяк, пинал супостата в лодыжку. Особого труда это не составляло: после тренировок по методике Кудо колени начинали гнуться другую сторону.
– В твою? Спасибо, я подумаю…
– Ку-удо! – провыл Хидака отчаянно. – Прекрати, дело вовсе не в сексе!
Йодзи был так потрясен – что даже перестал тянуть.
– Кен, ты что, головой ударился? Что значит, не в сексе? Как это не в СЕКСЕ?
– Да! Не спал он со мной два месяца – пусть бы еще столько не спал!
– Ну да, – согласно кивнул Балинез. Кен встрепенулся: Йодзи – понял? – Точно сотрясение, – продолжил блондин. – Кажется, даже мозг поврежден…
Хидака только рукой махнул. Втолковывать что-то Йодзи…
– Я просто хочу, чтобы он был рядом! Хочу с ним гулять, хочу держаться за руки. Касаться – когда захочу, засыпать с ним – просто быть с ним! Неужели это так сложно понять?!
В ответ Йодзи попытался стянуть с него джинсы:
– Какого черта ты творишь?! – теперь Кен вцепился в штаны – как несколько минут до этого цеплялся за двери.
– Хочу опровергнуть свои подозрения. Видишь ли, ты говоришь совсем как девчонка!
– Что? – взвизгнул Хидака высоким фальцетом.
– Вот-вот, и звучишь так же… - Йодзи окинул покрасневшего от смущения и расстройства Кена насмешливым взглядом и – раз уж занятия поинтереснее не намечалось – полез за сигаретами. – Может, тебе с фанатками пообщаться – обсудите… Что там девушки обсуждают? Питание, эпиляция, противозачаточные – очень актуальная тема (особенно, в твоем случае) … Про трепетные отношения тоже пообщаетесь…
– Сволочь ты, Кудо! Над чужим горе смеяться… – Кен с укоризной смотрел на блондина. – Так и знай, что Бог тебя накажет…
«По крайней мере, я очень на это надеюсь…»
Меж тем, мысль, выглядевшая на первый взгляд абсурдной и в некоторой мере оскорбительной, начинала казаться все более привлекательной. В конце концов, что он теряет? Хуже ведь быть все равно не может, после Кудо-то… И главное, Кену даже спрашивать ничего не надо – они и вправду все время болтают о чем-то таком…. Все, что нужно – просто незаметно крутиться рядом. Плевое дело для тренированного убийцы! Так Кен принял на вооружение новый план, почему-то благополучно забыв, что идея первоначально исходила от Йодзи…
-
-
20.11.2008 в 09:46Кену казалось, что он все продумал. План был до ужаса простым и столь же гениальным. Найти группу более-менее нормально выглядящих школьниц, проверить их на вменяемость по степени кудофилии, и – если результат окажется положительным – таскаться следом, ненавязчиво маскируясь под предмет интерьера. Достаточно легко – если у вас нет персональной орды поклонниц, недоумевающих: какого это черта творит их кумир.
Территорию свою фанатки охраняли по всей строгости (хорошо хоть не метили). Хидака был зажат в углу и обездвижен раньше, чем выдавил недоуменное «Чего?» Не спасла ни профессиональная выучка, ни спортподготовка, ни даже щенячий взгляд и жалкое «Давайте жить дружно…».
Темноволосая девушка, которую, если Кен помнил правильно, звали «Рэйко», и которая – судя по поведению – являлась неформальным лидером этой группы, невозмутимо отобрала у него совок, выставленный в жалких попытках отстоять остатки чести, после чего столь же невозмутимо схватила пальцами за подбородок и осуждающе поцокала языком:
– Итак, Кен-кун, ты ничего не хочешь объяснить?
Глядя в огромные ярко-синие глаза на стандартно кавайном девичьем личике, Кен сообразил, что попал. Многочисленные миссии не прошли для Хидаки зря – он среагировал инстинктивно.
– Только не при свидетелях!
– Хм? – девица с недоумением уставилась на него… и вдруг широко улыбнулась. Остальные возбужденно зашептались сзади. Кен с видимым усилием сглотнул: ой, не к добру….
– Сугой! Все слышали? Кен-кун расскажет нам свои секреты!
«Я – что?»
Восторженно пища, фанатки волокли его к выходу – абсолютно игнорируя тот факт, что Кен – в тщетной попытке оттянуть неизбежное – вцепился в конторку.
«Господи, Господи, Господи, Господи! – Хидака чувствовал себя непорочной девственницей, случайно забредшей на оргию сатанистов. Карие глаза отчаянно метались по помещению, выискивая… что-нибудь, что угодно… любые доступные пути к избавлению – и вдруг остановились на Оми. Цукиено, который машинально продолжал обрезать с герани засохшие листья, был настолько шокирован происходящим, что успел ободрать с несчастного растения практически все, что поддавалось обрезанию.
– Оми! – воззвал Кен с надрывом.
Мгновенно оценив силы противника и сообразив, что атака в лоб закончится исключительно смертью храбрых, Оми ловким движением смахнул под прилавок уже изрядно покалеченный вазон и, пробормотав под нос: «Ну, надо же, какой я неловкий!» – поспешно нырнул туда же.
Кен, ожидавший подмоги, был настолько потрясен предательством, что даже разжал пальцы. Воспользовавшись его слабостью, фанатки мгновенно увлекли Хидаку к дверям.
– И ты, Брут! – воззвал Кен горько.
– Извини Кен-кун, – пропыхтел Цукиено из укрытия, – но в сложившихся обстоятельствах жертвы были просто неизбежны.
«Кровавые?! – додумать мысль, пугающую в своей реалистичности, Хидаке не удалось: триумфальное шествие внезапно остановилось.
Ослепительно улыбаясь и хитро поигрывая глазами цвета свежесрезанной кошачьей мяты, путь фанаткам преграждал Балинез. Сдвинутые на лоб темные очки, невесомая зеленая маечка и тесные кожаные брюки: судя по тому, сколько последние прикрывали, шкурку на них снимали с тушканчика.
«Неужто спасет?» – не поверил Кен.
Дальнейшее показало: не поверил не зря.
Окинув цепким взглядом сопровождающий Хидаку эскорт и рассчитав количество девиц на единицу площади, блондин недовольно нахмурился. После чего, вытянув из-за уха сигарету, театральным жестом прикурил ее от изысканной зажигалки и, наклонившись к Кену, выдохнул дымом в лицо:
– Резвимся на чужой ниве, Хидака?
Говорить Кен не мог: не хватало дыхания. То, что не выбили фанатки, благополучно выел дым.
– Тягаться со мной? – Кудо запрокинул голову и, встряхнув ухоженной медовой шевелюрой, издал низкий смешок. Фанатки восторженно заверещали. Заверещал и Йодзи: пользуясь всеобщей неразберихой, Кен мстительно отдавил ему ногу.
С трудом восстановив контроль над дыханием, Йодзи выдавил бледную улыбку и сладко пообещал:
– Ты еще пожалеешь!
«Еще – куда уж дальше?!»
Сидя под полосатым тентом маленького кафе, Кен болтал ложечкой в апельсиновом чае и с горечью думал, что Йодзи, черт бы побрал его и его родителей за то, что они произвели на свет этого антихриста, вновь оказался прав. Если об этом задуматься, в предсказании неприятностей Кудо достиг исключительного мастерства. Возможно, потому, что к большей их части он приложил руку лично.
Проходящий мимо официант не смог сдержать восхищенного вздоха. Наверное, со стороны они смотрелись очень мило: стайка кавайных девушек, в центре которых восседал не менее кавайный юноша. Соответствовать общепринятым стандартам привлекательности Кену удавалось за счет округлившихся глаз – главным образом от ужаса, но кого интересуют подобные мелочи…
-
-
20.11.2008 в 09:46– Итак, Кен-кун?
Хидаке некстати подумалось, что, несмотря на красочную форму, милые личики и кокетливые улыбки фанатки здорово напоминали пиявок: улучив возможность, впивались в тебя – и сосали, сосали, сосали, пока, раздувшись от съеденного, словно сосиски в кипятке, наконец отцеплялись. Оторвать кровососов, пока они не насытились, удавалось исключительно с мясом.
– А? – переспросил он глуповато.
Фанатки – как одна – закатили глаза:
– Твои секреты, Кен-кун!
– Твои маленькие тайны!
– Самые сокровенные…
– Самые охраняемые…
– Самые постыдные и грязные…
– Расскажи нам все!
Кен неловко заерзал:
«Я что, выгляжу таким кретином?»
– А мы, разумеется, никому ничего не скажем.
– Ни единого слова, ни единого звука…
– Ага, унесем в могилу, – взгляд, которым наградила его соседка, недвусмысленно намекал: если он не начнет говорить, могила будет его – и начинать ее рыть он может прямо сейчас.
– У тебя есть грязные мысли? Про кого?
– Эротические фантазии?
– Ты носишь женское белье?
– Тебе нравится, когда тебя шлепают?
– Ты вообще не носишь белья?
– Ничего подобного! – выпалил Кен, желая прекратить весь этот кошмар, пока новые предположения на тему секретов не довели его до истерики . – Просто… У меня проблема…
– У тебя маленький пенис?
– Котоне, ты что сдурела! Ничего не маленький, правда? Кен-кун скажи ей! А лучше – покажи…
Не перенеси он в детстве операцию, сейчас бы Хидака от смущения подавился своими же гландами. Кен чувствовал, что краснеет. К давешнему официанту присоединился второй: теперь от умиления вздыхали оба.
«Господи! – не отдавая себе отчета, Кен машинально выстукивал по фарфору сигнал бедствия на азбуке Морзе. Три коротких, три длинных и вновь три коротких****.
Фанатки пожирали его голодными взглядами, давно забыв о тающем мороженном. Кен с горечью подумал, что человек, назвавший женщин трепетными созданиями, наверняка не видел ни одну из них живьем. Перспективы, представшие перед Хидакой, были воистину не из приятных: или устроить стриптиз – или выложить правду. Знать бы только, что предпочтительнее.
– Я… мне нравится один человек… – решился Кен.
Все разговоры смолкли как по волшебству.
– А вот это уже действительно проблема… – наконец произнесла девица, которую Кен про себя для удобства давно окрестил Балинезом в женском обличье: такие же светлые волосы и размытое представление о приличиях.
– Котоне, что ты такое говоришь?! – попытались одернуть ее товарки. Та безразлично пожала плечами.
– Я лишь произнесла вслух то, что вы все подумали.
Фанатки смутились – пусть даже через одну.
– Кен-кун, – голос Котоне содержал столько приторной сладости, что пролетающие мимо мухи рисковали увязнуть. – Девушка, которая тебе нравится… Это ведь за ней ты сегодня ходил по «Конеко»?...
Вопрос был задан столь небрежно, что он сообразил: бедняжке не жить. Кен протестующе помотал головой.
– Н-нет, вы… вы… гхм… ее не знаете.
– Что, правда? – кровожадное выражение лица сменилось откровенно расстроенным. – Жаль…
На мгновение Хидака едва не поддался искушению сказать, что ему нравится Кудо, однако торопливо одумался: с проклятым Балинезом ни один коварный план не срабатывал как положено.
Девицы стали бурно обсуждать ситуацию, и спустя полчаса Хидака принялся неловко ерзать: медленно, но верно опции сужались к варианту «Так не доставайся ж ты никому». И что самое обидное, подумал он грустно, ни геноцид, который перенесли сегодня его нервные клетки, ни угроза физического и сексуального насилия, которой он себя столь безрассудно подверг, так ни к чему и не привели. Его проблема по-прежнему оставалась проблемой.
Подобные мысли одолевали не одного только Кена.
– Кен-кун, я что-то не совсем понимаю… – Рэйко окинула его задумчивым взглядом и решительно отодвинула в сторону вазочку с несъеденным десертом. – Твоя проблема… Ты что, хочешь попросить у нас благословения?
«Упаси меня Боже!»
– Всего лишь совета, – покаялся Кен.
– По поводу?
Хидака тяжко вздохнул и с нежеланием признался:
– В последнее время у нас возникли небольшие проблемы…
– Что, правда?!
Он смерил Котоне укоризненным взглядом.
– Ты можешь хотя бы радоваться не столь откровенно?
– Могу, – кивнула та. – Но не буду. Зачем лишать себя удовольствия?
Кен покачал головой и, подняв руки вверх, произнес:
– Ладно-ладно, я все понял. С моей стороны глупо было подумать, что вы сможете мне помочь…ну, или хотя бы захотите… А впрочем, время уделили – и на том спасибо. Давайте я закажу вам еще что-нибудь – и пойду.
В ответ на эту тираду он получил восторженное «А-а-ах!» и град недоумевающих взглядов от остальных посетителей. Кен нервно оглянулся по сторонам, желая увидеть, что вызвало у экзальтированных школьниц столь восторженную реакцию, но ничего заслуживающего внимания вокруг так не обнаружил: ни телезвезд, ни знаменитостей, ни даже Кудо.
– Чего еще? – поинтересовался он с подозрением
– Мы поможем!
– Разумеется!
– Естественно!
– Непременно!
– Ты только скажи
И дружный хор девичьих голосов:
– Грустный Кен-кун такой ми-илый!
– О-о! – Кен снова покраснел и от смущения уткнулся в вазочку с пломбиром.
Теперь восторженное «А-ах!» продублировали официанты.
– Итак, – деловито поинтересовалась Котоне. – С чем именно у вас проблемы?
Неловко запинаясь и то и дело краснея, Кен попытался изложить то, что его беспокоило: отчужденность, невнимательность, разнообразные мелочи – при этом тщательно избегая любых намеков на личность, обозначая Рана обтекаемым словом «объект».
– Наверно, ничего серьезного, – подытожил он в заключение, – но я все равно беспокоюсь, и…
– Бедный Кен-кун, – громким шепотом произнесла одна из фанаток.
От взглядов, которыми обменялись присутствующие, Хидаке стало нехорошо: так смотрят на безнадежного больного прежде, чем отключить страдальца от аппарата.
– Что? – спросил он перепугано.
Ответом ему стало сочувственное похлопыванье по плечу со стороны Рэйко и влажно блестящие глаза фанаток, пытавшихся утешить его в меру сил и способностей. К примеру, Котоне ненавязчиво гладила руку, с каждым движением забираясь все выше.
– Что такое?!
– В общем так, Кен-кун, ты… – Рэйко замялась. – Как бы это помягче выразиться…
– Облажался, – пришла на помощь Котоне, к этому времени переключившая свое внимание с руки на другую конечность. Почувствовав шаловливые пальчики в районе бедра, Кен издал пронзительный визг, после чего, поймав на себе удивленные взгляды присутствующих, поспешно зажал рот и залился нервным румянцем.
Девицы снова заахали. У Кена возникло нехорошее чувство, что над ним издеваются.
– Облажался? – не понял он. – Когда?!
Рэйко покрутила пальцем у виска:
– Глупый Кен-кун. Чтобы сохранить отношения, над ними нужно работать!
– Как хорошо, что ты обратился к нам, – промурлыкала Котоне.
Кен тяжко вздохнул:
«Уже не уверен…»
Скрывать свои чувства ему удавалось не часто, поэтому полное отсутствие энтузиазма на лице Хидаки мог прочитать любой, взявший труд на него посмотреть. Списав неудовольствие на элементарный мужской шовинизм, школьницы взирали на брюнета с разной степенью осуждения.
Кен скрипнул зубами:
– Хорошо. Я буду работать.
– Вот и отлично!
– Здорово!
– Просто замечательно!
– Для начала подари ей цветы!
Несколько дней назад одна из поклонниц – не знамо в счет каких заслуг – вручила Кудо композицию из темно-красных бархатистых роз. Поспешно выпроводив дарительницу, Фудзимия немедленно изъял цветы и, погоняв ими возражающего Йодзи по дому, выставил букет на продажу. Представить себя на месте блондина оказалось до жути легко.
– Не уверен, что это хорошая идея, – замялся Кен.
– Это еще почему?! – вскинулась Рэйко.
– Ммм… Аллергия.
– На пыльцу?
«На бессмысленную трату денег».
– Хорошо, а как на счет шоколада?
Кен покачал головой:
– Не ест.
– Украшения?
– Не носит.
– Хорошенькое платьице?
Хидаку разобрал нервный смех.
– Своди ее в кинотеатр. На что-нибудь романтическое, может «Титаник»?
Кен покачал головой:
– Смотрит только интеллектуальные фильмы.
– Мда, – произнесла одна из школьниц, – действительно тяжелый случай. Слушай, а может…
– Проще бросить, – посоветовала практичная Котоне.
Кен протестующе покачал головой:
– Нет.
– Почему? – искренне удивилась блондинка. – С ней столько мороки.
Кен печально вздохнул:
– Знаю, но… все равно люблю.
– А-ах! Кен-кун такой милый!
Кен мужественно отогнал желания спрятать лицо в ладонях:
«Господи, за что? Чего я сделал, чтобы заслужить такое? Хотя не надо, можешь не отвечать…»
– Слушай, – предложила вдруг Рэйко, бывшая, как он уже решил, наиболее вменяемой во всей компании. – Может тебе того, специальную литературу почитать?
– Специ?.. – Кен с грустью осознал, что дело закончится брошюрой на подобие кудовской – разве что не такой изобретательной.
– Ну да, – кивнула девушка глубокомысленно. – Есть же такие книжки… Из серии «Первый и единственный брак». Ну знаешь, там всякие советы… Как восстановить подорванные отношения… укрепить семью, ну, в общем, что-то в этом роде… Многим помогает.
– Правда? – вскинулся Хидака с надеждой.
В конце тоннеля наконец забрезжил свет, и Кен изо всех ног помчался вперед, беспечно упустив из виду тот факт, что свет не всегда означает выход. Иногда это лишь несущийся навстречу поезд.
-
-
20.11.2008 в 09:47Скучающая за прилавком продавщица, возраст которой слегка перевалил за бальзаковский, задумчиво изучала собственные ногти, терзаясь вопросом: что приготовить на ужин, когда прилавок, вытертый за долгое существование магазина почти до зеркального блеска прошедшими через него книгами, расцветился красным. Мадам Итиносе (а именно это имя значилось на бэйджике рядом с «Вас имеет удовольствие обслужить») удивленно выгнула тонко выщипанные – назло мужу – брови. Подобное чтиво закупалось ими в целях оформления интерьера, поскольку случаи, в которых такую литературу – нет, не читали, но хотя бы смотрели в ее сторону дважды, можно было с легкостью пересчитать на пальцах. Одной руки – причем изрядно покалеченной на производстве.
«Святое небо, – расширенные от удивления глаза продавщицы растерянно блуждали по чтиву, выхватив из кучи разноцветного барахла особо кричащий томик с пугающим названием «Травматология любви». В голове упорно билось недоуменное: это кем нужно быть, чтобы восстанавливать свои отношения, прибегая к помощи подобного мусора. А если мусора так много…
«Ага, – сообразила продавщица. – Опять какой-нибудь урод».
Расправив плечи и выпятив бюст, она нацепила на лицо дежурную улыбку и преданно уставилась на посетителя:
– Чем я могу вам?... О?
Парень, стоявший перед ней, был настолько далек от стереотипного покупателя такой вот «вспомогательной» литературы, что она поначалу решила: увечный то ли попросту сбежал, то ли его не видно из-за кошмарно низкого роста, то ли он прячется под стойкой от стыда.
Мадам Итиносе перегнулась и с любопытством заглянула под прилавок. Никого. Хм, интересно.
– Простите, – услужливо поинтересовались сбоку, – вы что-то потеряли? Может, я могу вам как-то…
– Вы не видели, кто покупает эти книги? – сощурившись, продавщица сканировала зал на признак обнаружения кого-нибудь с абнормальным развитием.
– Что значит «не видели»? – удавился юноша. – Их покупаю я!
– Вы?
– Я.
– Вы в этом уверены? – усомнилась мадам.
На первый взгляд, с ним было все нормально. Не слепой, не косой, слюни не пускает. Может, у него ноги кривые? Вновь перегнувшись через прилавок, продавщица внимательно изучила упомянутые конечности, во время осмотра неловко переминавшиеся с одной на другую Ноги были в порядке. Хм, нахмурилась она, странно… Хотя, может, у него такая проблема, которая не диагностируется визуально? К примеру, импотенция. В столь юном возрасте, усомнилась мадам, да нет вряд ли… Тогда… Единственный правдоподобный вариант…
Густо накрашенные глаза наполнились слезами сочувствия:
– Бедный мальчик…
– Почему это? – перепугался юноша.
Мадам Итиносе искренне гордилась своей деликатностью, а посему решила перевести разговор в не столь щекотливое русло.
– Вы берете все эти книги?
«Не то, чтобы оно тебе хоть что-нибудь дало. Хотя возможно, хирургическое вмешательство…»
– Да, – кивнул юноша гордо.
– Зачем? – удивилась продавщица. Последующий ответ не оставил от умовыводов камня на камне.
– Буду работать.
– Распространителем, что ли? – не поняла она. – Так, может, вам чего полегче взять? Вон, мангу, к примеру, – и окинув задумчивым взглядом дружелюбно-наивную мордаху брюнета, добавила: – Для девочек. Младшего возраста. Хотя бы вот, «Покемоны»…
Юноша по-собачьи отчаянно потряс головой, словно пытался вытрясти все глупости, попавшие туда во время разговора.
– Причем тут покемоны? Я над отношениями работать буду!
– Над отношениями?
– Ага, – закивал он согласно, довольный, что удалось прийти хоть к какому-то общему знаменателю.
– Работать? – теперь уже головой затрясла продавщица: то, что она услышала, там явно не укладывалось.
– Ага.
– Зачем?
– Чтобы они работали, – тщательность, с которой брюнет произносил слова, напоминала ребенка, отвечающего учителю тщательно вызубренный урок. Открытая, явно просящая похвалы улыбка только усиливала впечатление.
– Кто это «они»?
– Отношения? – теперь ответ звучал уже не так уверенно.
– Повернись.
– То есть как это? – не понял юноша.
– Вокруг себя.
– Зачем?
– Просто повернись.
– Как хотите, – парень покорно пожал плечами, обтянутыми вытертой джинсовой курткой, и принялся вертеться, предъявляя к осмотру то одну, то другую сторону. – Долго еще? – поинтересовался он жалобно минуты через четыре. – У меня уже голова кружится….
– Да? Ну, тогда хватит…
Мадам Итиносе задумчиво потерла подбородок:
– Хмм, непонятно.
– Что? – не сообразил брюнет.
– Я думала, у тебя горб.
– Почему он должен у меня быть? – перепугался парень.
– А с какой еще стати тебе работать над отношениями?
– А-а, это, – успокоенный вменяемым объяснением, покупатель довольно нервно хихикнул. – Я, видите ли… в последнее время наши отношения… как бы это сказать… несколько охладели... Айя, он… а, – быстро поправился юноша, – я хочу сказать – она… мы уже не проводим вместе столько времени, сколько раньше, он-а… А-а, – брюнет расстроено махнул рукой. – Мы постепенно стали отдаляться, но, что бы я ни делал, достучаться почему-то не получается. Я знаю, Айя меня любит, но…
– То есть, – уточнила мадам, – проблема на самом деле не в том, что у тебя маленький член?
Брюнет от неожиданности поперхнулся, после чего буквально за считанные секунды побагровел:
– В-вы... вы что, издеваетесь – все?!
– Ну почему же все? – поинтересовалась продавщица, отстраненно отметив, что дело, к счастью, все-таки не в этом, и что, покраснев от смущения, парень выглядит довольно … мило.
Вот именно, мило, мадам Итиносе согласно кивнула. Он вообще был … милый. Милый и какой-то домашний. Словно котенок, едва-едва научившийся лакать молоко, но вместо того, чтобы гоняться за клубком мохнатой шерсти, предпочитавший свернуться в теплых ладонях, подставив ухо ласкающим пальцам.
Большинство сочли бы такую характеристику не слишком впечатляющей. И в самом-то деле: милый – пффф!. Так можно назвать человека, когда ни одно другое слово не приходит на ум. Просто скажи «милый» – и все, нет проблем! У тебя очень милый нос, милое лицо, и сам ты … тоже очень милый. Довольно затасканное слово.
И между тем оно идеально подходило стоявшему перед мадам смущенному брюнету – с исключительным, правда, нюансом: применительно к нему слово «милый» можно было употреблять только в комбинации с «сексуальный».
Дело в необычности, решила продавщица, отметив про себя, что такое дикое сочетание встречается ей впервые. Глядя на перепугано-смущенное лицо, похожее на личико пятилетнего ребенка, потерявшегося в толпе, юношу хотелось погладить по голове и угостить сладким. Но после этого… Возникали уже совсем другие желания. Сначала вы замечали глаза: большие, наивно-озорные, невероятно глубокие на фоне чернильно-черного частокола ресниц. И это их выражение – и испуганное, и дерзкое одновременно – заводило. Парня хотелось то ли успокоить, то ли – раз уж он так сильно дрожит – дать для этого более… интересный повод.
Затем взгляд почему-то скользил к шее, сильной и загорелой – специально созданной для того, чтобы ее обнимали, а после снова прыгал к лицу, на этот раз к маленькой ямочке, возникающей каждый раз, когда юноша улыбался – то ли искренней ли, то ли нервной улыбкой. И это тоже было… мило. Мило и жутко аппетитно – настолько, что брюнета хотелось лизнуть. Его вообще хотелось пробовать на вкус – всего без остатка. Он был похож на черный шоколад: вроде и горький, но спелые, словно садовая малина, губы твердили: чушь, сладкий – ты только проверь!
Глядя, как парень смущенно ковыряет носком кроссовка изрядно потертый линолеум, мадам Итиносе с удивлением поняла, что впервые за много лет супружества ей… чего-то хочется.
– Могу я просто купить эти книги – и уйти?! – взмолился наконец брюнет.
– Не уверена, что ты выбрал нужную литературу, – заметила продавщица глубокомысленно. – Мне кажется, твоей девушке нужно кое-что другое… – и, ткнув пальцем по направлению книжных рядов, предложила: – Глянь, вон на той полке, слева…
– Здесь, что ли? – выбирая направление согласно витиеватым взмахам, парень уткнулся носом в полку, книги на которой были щедро разукрашены изображениями турнепса и яблок. – Книги по диетическому питанию? – удивился он.
– Ага.
– Думаете, поможет? – усомнился брюнет.
– Твоей девушке должно. Судя по всему, она определенно бесится с жиру…
-
-
20.11.2008 в 18:31«Айя, подожди! Еще немного, буквально чуть-чуть – и я спасу тебя! Я спасу нас!»
Брошюры Хидака буквально глотал. Хватался за одну и, просмотрев страницу – ну, максимум, две, отбрасывал в сторону. Затем нетерпеливо брался за вторую – только для того, чтобы через какую-то минуту бросить ее ради третьей, и снова хватался за первую.
«Где-то здесь, – убеждал он себя, – где-то здесь находится нужное решение. Где-то рядом, в одной из книг – его только осталось найти…»
И Кен искал. За предыдущие двадцать лет книги не слишком его привлекали. В жизни было много чего позанятнее чтения – футбол, драки и снова футбол. И все же, не смотря на это, он умудрился сохранить наивную уверенность, которая была бы смешной в любом другом человеке – но так удивительно шла ему. Хидака Кен свято верил в печатное слово. И раз уж книги написали, если их напечатали, значит, то, что в них написано – правда?
И Кен читал. От непривычки глаза слезились и резали, однако он не бросал. Читал везде, даже во время смен умудряясь бросить робкий взгляд на страницы брошюры, замаскированной под футбольное обозрение.
Советов было много: от откровенно глупых – до вселяющих надежду. Хидака начал вести заметки и даже приобрел увесистый блокнот, практически контузив продавщицу улыбками, в которых расплывался каждый раз – стоило только подумать, как он от корки до корки испишет пустые страницы рецептами по воскрешению счастья. Записывать Кен благоразумно решил только самые перспективные, и вот теперь задумчиво грыз ручку, разглядывая листок, на котором сиротливо сгрудилась несчастная пара строчек.
«Никогда не становитесь между любимым и его семьей».
К счастью для Кена, Фудзимия был сиротой. Из родичей у него оставалась одна лишь сестра, но поссориться с Айей, уже который год пребывающей в коме, было бы затруднительно.
«Не заставляйте его делать выбор: либо друзья, либо вы».
Ну что ж, тут тоже без проблем. Друзья у них были совместные в общем количестве двух штук: Цукиено и Кудо. Других не наблюдалось: любые привязанности, имевшие место быть, остались в прежней жизни – нормальной жизни до Вайсс.
Хидака отметил крестиком два упомянутых пункта и радостно улыбнулся: ну вот, начало положено – а ведь ему-то и делать пока ничего не пришлось. Возможно, что с остальными тоже выйдет не хуже?
«Почаще обсуждайте с ним работу, карьеру – любую продуктивную деятельность, которой он занимается.».
«Работу? – растерялся Кен. – Какую именно? Цветы, трупы?»
Говорить о последнем казалось, ну-у… неромантичным, что ли. А про цветы… Обсуждение с Фудзимией каких-либо дел заканчивалось исключительно тем, что ты же их и выполнял. А если Кен начнет хвалить цветы, Ран обязательно решит, что тот опять чего-нибудь разбил… Или того хуже, выдал сдачи больше, чем положено…
Хидака печально вздохнул: отпадает.
«Старайтесь проводить побольше времени вместе, к примеру, разделять с ним его увлечения и интересы».
Вот это было интересно. Здесь определенно крылся потенциал. Воодушевленный, он попытался составить список того, чем – по его мнению – интересовался Ран, однако, промучившись два часа, сумел накропать только короткое: Айя-чан и катана.
«Что именно из этого я должен с ним делить?» – озадачился Кен.
Раньше, особо не заморачиваясь, он бы трижды подряд вписал «Такатори», однако после смерти премьер-министра рассматривать такой вариант уже не приходилось. К сожалению.
-
-
20.11.2008 в 18:32Хидака с недоумением пялился на скудные строчки: не может же, в самом-то деле, жизнь Айи ограничиваться исключительно этим? Тогда он попытался составить список интересов для себя – с тем, чтобы в случае удачи, экстраполировать его на Рана.
Кену всегда казалось, что он ведет довольно полную жизнь, но, странное дело, список его интересов оказался не намного длиннее.
1. Ран.
2. Друзья.
3. Футбол.
4. Мотоцикл.
Вот в такой вот последовательности.
Как бы сильно ему не хотелось увенчать список рановых увлечений своим именем, сделать этого Кен так и не решился и вместо этого занес туда «Порше» и заумно-тяжелые книги.
«Дайте ему почувствовать свою любовь, заботу и ласку. Вспомните те теплые чувства, благодаря которым вы оказались вместе. Помните о достоинствах, а не недостатках. Помните, что вы его любите. И если что-то не получается, не отчаивайтесь!»
Кен повторял эти строки словно в бреду – каждый раз, когда слетал с катушек, пытаясь отработать очередное из рановых увлечений.
Теперь ждать Айю становилось много легче. Бессонные безразмерные ночи, в течение которых Фудзимия растворялся на каменных просторах хищного Токио, волшебным образом ужимались.
Болела голова – то ли от непривычки, то ли из-за бессмысленности прочитанного. Не помогал ни аспирин, ни холодный компресс: виски ломило и от легчайших прикосновений. Кен чувствовал себя так, словно примерял обувь – невероятно красивую, стильную, но слишком уж тесную и – чего греха таить – абсолютно чуждую для него.
«Наверное, – решил он грустно. – Я – единственный человек, которому суждено натереть мозоль на мозгах».
Вскоре Хидаке пришлось приобрести еще и словарь: более половины прочитанного он просто не понимал, не говоря уже о том, чтобы запомнить – и, тем более, обсуждать. Его восхищение Раном возросло многократно: неужели тот действительно любит читать эту заумь? Больше того, неужели он действительно ее понимает? Самооценка Хидаки стремительно падала: как Айя мог встречаться с человеком, настолько далеким от его уровня? И где-то в глубине души, на самом донышке теплилась надежда: возможно, прочитав все эти книги, я смогу понять его хоть чуточку лучше…
Как бы паршиво, как бы трудно ни было, Кен не жаловался. Выбившись из сил, падал на подушку и, уткнувшись носом в постельное белье, издающее пьянящий аромат диких роз – пусть даже его оставил не Айя, а смягчитель для стирки – устало тер глаза и бледно улыбался. Скоро, уже совсем скоро! Ты только продержись, Ран, подожди еще чуть-чуть… Еще немножко – и все будет хорошо…
К знаменательному дню Хидака готовился с тщательностью невесты, взбивающей перину к брачной ночи. Не оставляя на волю слепого случая ни малейшей детали, он умудрился подгадать аккурат к своему дежурству по кухне и, не чуждый в общем-то эпатажа, декорировал стол печеньем в виде латинского алфавита.
Кен зашел настолько далеко, что даже отказался от традиционных полосато-спортивных нарядов. Собственному вкусу Хидака не доверял, по-прежнему считая эталоном все, на чем значилась надпись «Reeboc», а посему обратился за советом к продавщице. У той с этим дело обстояло даже похуже: со всей возможной серьезностью она попыталась всучить Кену нечто, покроем и текстурой напоминавшее невод.
– Невероятно сексуально! – сообщила консультант.
Кен возмутился:
– Я не хочу сексуально, я хочу впечатляюще!
Девица недоуменно похлопала ресницами:
– А что, есть какая-то разница?
В конечном итоге, он приобрел темный джемпер и угольные классические брюки, бессовестно передрав стиль у Кроуфорда: редко кто из знакомых ему людей умел выглядеть столь впечатляюще.
В ожидании остальных Хидака нервно метался по кухне и – сам того не замечая – заламывал руки. Все пройдет… как? Хорошо – или?.. Готовился он действительно тщательно. На полке, укрытые рядом фарфоровых чашек, белели шпаргалки: обойтись только своими силами брюнет не решился.
«Все пройдет хорошо. И никак по-другому».
К завтраку Кен приготовил любимые блюда Фудзимии. Еще на льду лежало шампанское, а рядом с ним охлаждалась клубника. Сегодня у них появиться еще одна дата. Знакомство, отношения – и теперь воссоединение. Кен мечтательно зажмурился, представляя себе, как оно будет. Высокий звон хрусталя, ощущение холодного стекла у самых губ подчеркивает щекочущую нежность пузырьков и мягкую пену алкоголя. Нежная мякоть спелых ягод – и губы Айи, столь же сочные, сладкие и манящие. Черный шелк простыней в его комнате – сливочная кожа Айи на его фоне кажется светящейся и прозрачной. Его голова в изгибе шеи любимого человека, вздернутый нос, сопящий в ключицу, и тихий ласковый голос Рана – заботливый как и прежде… Затем любовь, жаркая и ненасытная, от которой тихо тают кубики льда, все еще лежащие в ведерке для шампанского. Одуряющий, пьянящий больше алкоголя запах роз, исходящий от Айи. И так – до самого рассвета. А после – первые лучи солнца, которые так радостно встречать, закутавшись в простынь – одну на двоих. А впрочем, зачем – Ран все равно не даст ему замерзнуть…
Бросая взвинченный взгляд на шпаргалки, Кен то и дело подбегал к столу, желая лишний раз убедиться: не видно ли? Мелкие строчки текста плясали перед глазами, желудок скрутило в тугой жгут, колени тоже тряслись – предательски и унизительно…
«Господи! Господи, Господи, Господи, Господи!»
К тому времени, когда остальные собрались позавтракать, Хидака почти не стоял на ногах.
– Д-доброе ут-т.. – голос звучал как-то хрипло и каркающе. Кен прочистил горло и попытался откашляться.
Ответный взгляд Йодзи был понимающим – и злорадным:
– Что, Хидака, хреново? С похмелья оно всегда не очень – особенно начинающим. Я вот пока привык – каждое утро наизнанку выворачивался, и хоть бы какая сволочь пожалела!
Жест, адресованный в сторону Кена, не оставлял ни малейших сомнений, какую именно сволочь блондин имеет в виду. Правда, если Йодзи и ожидал типичного для Хидаки гнева, он был весьма разочарован. В ответ брюнет лишь покивал головой – причем, с таким глубокомысленным видом, что становилось понятно: не слышал ни слова.
-
-
20.11.2008 в 18:32– Кен-кун, – позвал Оми обеспокоено. Руки брюнета тряслись – столь сильно, что он едва не обварил Балинеза, передавая тому чашку с утренним кофе. Йодзи сказал бы: нарочно – не будь Кен так ненормально тих и неестественно бледен. Карие глаза, зрачки в каких расширены сверх всякой меры, пристально впились в Айю, с закрытыми глазами пившего чай и после очередной ночи, проведенной вне дома, абсолютно не обращавшего внимания на происходящее.
– Кен-кун, ты в порядке? – Оми осторожно коснулся руки старшего товарища. – Какой-то ты бледный…
– Все нормально Оми, просто не выспался.
Даже отвечая Цукиено, Кен продолжал неосознанно смотреть на Рана. Вопрос подростка вырвал Фудзимию из полусонного ступора: с трудом разлепив глаза, тот с беспокойством уставился на Хидаку. Кен испустил тихий вздох, полный неприкрытого облегчения: кажется, Айе все же не все равно. Убедившись, что видимых повреждений на любовнике нет, Фудзимия вновь смежил веки.
– Бессонница? – предположил младший Вайсс.
– Нет, просто зачитался! – последнюю фразу Кен постарался произнести как можно обыденнее.
– Вот! – обвиняюще ткнул в него Йодзи. – А я-то думаю, куда моя брошюра девалась!
– Ч-что? – черт, черт, черт! Кен едва не начал рвать на себе волосы. Хуже, чем не читать вообще, было только одно: если Айя подумает, что он читает ту же литературу, что и Балинез… – Я читал о зарождении эмпириокритицизма!
– Га-а… – Йодзи выплюнул полупрожеванную булочку в хлебницу. Рот Оми образовал идеально ровное «О». Ран же…
«Не смотри на него, не смотри на него, не смотри! Делай, что угодно – только не смотри! Иначе он сразу почувствует фальшь: ты же никогда не можешь соврать, и притвориться ты тоже не можешь!»
Кен закусил губу и осторожно – очень осторожно – скосил глаза. Ран не отреагировал никак: по-прежнему молча пил чай – разве что бровь выгнул.
Кудо потряс головой, после чего засунул палец в ухо:
– О чем, о чем ты читал?
– Эмпириокритизицм, – повторил Хидака терпеливо. Втайне Кен очень гордился собой: вчера он целый вечер тренировался произносить дурацкое название без запинки.
– Кретинизм? – переспросил Йодзи, ухмыльнувшись.
Оми с мученическим видом закатил глаза:
– Йо-тан…
– Эм-пи-ри-о-кри-ти-цизм, – внутренне скрипя зубами, Хидака повторил все слово по слогам. – «Критика опыта» или махизм, субъективно-идеалистическое течение, основанное Авенариусом и Махом. Считая основным законом познания «экономию мышления», эмпириокритицизм «очищает» понимание опыта от понятий материи, необходимости и причинности как «априорных апперцепции», якобы незаконно привносимых в опыт.
Йодзи обеспокоено нахмурился и, подойдя к брюнету, бережно коснулся лба.
– Странно. Температуры вроде нет. А ну-ка дыхни…
Кен был готов заорать.
«Произвести впечатление на Айю, – лихорадочно твердил он себе, отстраняясь от Йодзи, – произвести хорошее впечатление… Так, спокойно, Хидака, не паникуй. Возможно, тебе еще удаться что-нибудь наладить – лишь бы только этот кретин, – сердитое фырканье в сторону Кудо, – еще раз не помешал!»
Провентилировав легкие, Кен с вежливой улыбкой повернулся к Айе и дружелюбно поинтересовался:
– А что ты об этом думаешь, Ран? Что более софийно: эмпириокритицизм – или все же контовский позитивизм? «Стержнем единства знаний людей является идея эволюции».
Фудзимия молчал.
«Вероятно, обдумывает ответ, – решил про себя Кен. – Что-нибудь из Хайдеггера – или… кого-нибудь еще».
В груди у Сибиряка потеплело, темноволосая голова вдруг стала легкой и приятно кружилась. «Неужто сработало? – изумился он в радостном предвкушении. – Теперь Ран может говорить со мной, он может…»
Фудзимия молчал. Текли секунды, минуты – а Ран по-прежнему молчал.
– Айя? – позвал Кен, после чего неуверенно тронул любовника за плечо. Почувствовав прикосновение, тот нехотя открыл мутные от недосыпа глаза и невыразительно уставился на Кена.
– Так что ты думаешь? – повторил Хидака с нажимом. Сейчас, сейчас Ран скажет ему…
– Хн.
Кен застыл. Долгое время таращился на обмякшего на табурете Рана, затем вздрогнул … и рассмеялся. Сотрясаясь в неудержимом приступе смеха, Хидака схватился за живот, потом – за стол: смахнув столовый прибор, выплеснул на себя кипяток – и захохотал пуще прежнего.
– Кен, прекрати, у тебя истерика, – в голосе Рана звенела привычная уже холодная невозмутимость. Брюнет хихикнул.
– Кен-кун, – перепуганный писк Оми, – вот, выпей воды!
«Лучше яду».
Кен оттолкнул предложенный стакан и выскочил из кухни, все еще сотрясаясь от хохота. Ведь это смешно! Чертовски смешно. Невероятно. Смертельно. Убийственно. И слезы, что текут сейчас по щекам – они ведь тоже от смеха. Конечно, естественно. От чего же еще?
-
-
21.11.2008 в 09:00– Кен-кун, что ты там делаешь? Убираешься, что ли?
– Я что, похож на придурка? – огрызнулся Хидака хмуро. – Выпить ищу.
– В комнате Йодзи-куна? – уточнил Оми.
Кен безразлично пожал плечами и, извлекши из-под кровати что-то тянущееся и несомненно резиновое, брезгливо поморщившись, швырнул предмет в изголовье:
– В этом чертовом доме нет ни капли спиртного! А выпить хочется позарез. У Кудо просто обязана быть заначка – принимая во внимание, сколько раз Айя запирал его в комнате под домашний арест – и каким веселым он этот арест покидал.
– А перчатки зачем? – поинтересовался Оми. – Боишься, что Йодзи-кун найдет тебя по отпечаткам?
От удивления Хидака прекратил поиски и смерил Оми офигевшим взглядом:
– Какие, на хрен, отпечатки? Ты вспомни, чья это комната. Здесь и дышать-то страшно, не то что предметов голыми руками касаться…
– А пить ты тогда как собираешься?
Кен криво ухмыльнулся:
– Ну это же алкоголь, так? А спирт, он убивает любую заразу. Ну, почти любую, – произнес он с тоской, – Кудо вот пока что все еще жив… – Черт! – Кен со злостью ударил кулаком по стене и с кислым видом стал тереть ушиб. – Вот же гребаный конспиратор! И куда он только его засунул?! Ладно, попробуем мыслить логически.
Оми скептически наморщил брови.
– Это должно быть место, достаточно простое для доступа, но куда бы не решился полезть даже Айя. Выходит, грязное белье – вот только Кудо белья не носит.
– Ммм, Кен-кун, – Оми задумчиво скрестил руки. – Стефан Лекок утверждает, что вещи лучше всего прятать на видном месте: там их обычно никогда не ищут.
– Правда, – удивился Хидака. – Ну, может оно и так… И где тут самое видное место?
– Кровать, – озвучил Оми очевидное. Кровать действительно приковывала взгляды: огромная, по-королевски роскошная, убранная пологом. Полыхающее пламенем ярко-алое белье наполняло комнату едва ощутимым, и вместе с тем невероятно стойким запахом секса, на который Кен почти научился не обращать внимания: большую часть времени от Кудо пахло так же. Хидака с опаской взглянул на постель – и подтянул рукавицы:
– Не уверен, что я когда-нибудь буду настолько нуждаться в выпивке.
Шмыгнув носом, он умоляюще посмотрел на Цукиено:
– А что, других вариантов нет?
Спустя полчаса напряженных поисков спиртное обнаружилось на абажуре. Содрав с себя ненавистные перчатки, Кен отвинтил с бутылки крышку и, сделав глоток прямо из горлышка, опустился на пол и привалился к стене. Опалив горло, огненный шар виски скатился в урчащий желудок: завтрак Хидака так и не съел. Кена перекосило и – привычная уже реакция на алкоголь – из глаз заструились ручьи.
– Пьяные слезы – самые лучшие… – просипел он хрипло.
– Кен-кун, ты…
– Будешь? – Кен щедро ткнул в Оми изрядно опустевшей бутылкой. Тот отрицательно покачал головой. Пожав плечами, Хидака сделал еще один длинный глоток и уронил темноволосую голову на колени.
– Кен-кун, на счет сегодняшнего… – в голосе Цукиено звучала неуверенность.
– Оми, не надо, – Кен покачал головой. – Я не хочу об этом говорить.
«И думать тоже, – подумалось хмуро. – Ни про это, ни вообще! Потому что если я задумаюсь… если я хотя бы на секунду задумаюсь…»
Все рухнет.
Безнадега засасывала его, Кен чувствовал это даже сквозь кружащий голову алкогольный дурман. Безнадега, усталость, разочарование – мрачное темное чувство: все зря. Вся жизнь, его усилия – все это зря. И в самом деле – зачем? Зачем все, зачем он? Ведь это так глупо, так жалко, так… бессмысленно.
Айю пора отпустить. Пора уже давно – вот только не отпускалось. Следует взглянуть правде в глаза: сделать Рана счастливым он не сможет. А, значит, его нужно отдать. Отдать, освободить – вот только сможет ли он? Захочет ли?
Хотя этот вопрос уже долгое время мелькал на задворках сознания, отвечать на него Хидака страшился. До сих пор – а вот сейчас, вдвоем это было уже не так страшно, вдвоем – с виски. Кен сделал глоток и, не рассчитав, закашлялся, расплескав янтарную резко пахнущую жидкость на рукава.
«Сволочь ты, Хидака, – подумал он мрачно. – Настоящая сволочь. Вот, значит, она какая, твоя хваленая любовь – только о себе и думаешь. А Айя как же? Сколько еще ты будешь мучить – и его, и себя? Айя, благородный, честный, сострадающий – и Кен… которому не удается соответствовать. А, впрочем, так никогда и не удастся…»
Разрыв с Айей означал конец жизни, какой он ее знал на протяжении последних… Сколько? Четыре года? Пять лет? Если они расстанутся, ему придется менять все. Видеть любимого после разрыва Кен просто не сможет, он знал себя достаточно хорошо, чтобы быть в этом уверенным. Видеть, встречаться в коридорах, жить под одной крышей, а уж если Ран найдет себе кого-нибудь еще (дай Бог – или все же не дай?). А значит, нужно будет переехать. Опять. Покинуть Вайсс –Йодзи, Оми… И снова начинать с нуля – в какой уже по счету раз.
«Казе, ты же был мне другом, – подумало он с тоской. – Почему же ты меня тогда не убил?»
Останься в пылающем ангаре не Казе, а он, Кен, и сейчас ему не пришлось бы разрывать себя на куски, пытаясь сообразить, как это можно жить без Айи? Как, и главное, зачем?
Возможно, он и решился бы на что-нибудь, встреться Айе такой человек, который смог бы сделать того счастливым. Но… все остальные были способны на это еще меньше, чем сам Кен. Айя напоминал катану: такой же острый, что нельзя коснуться, не поранившись, настолько острый, что резал все, и даже себя.
– Кен-кун, – понаблюдав терзания Хидаки, Оми со вздохом плюхнулся рядом и, отобрав у Кена бутылку, хлебнул из горлышка ни разу не поморщившись. Брюнет удивленно вытаращил глаза. – Кен-кун, ты…хочешь, чтобы Ран был счастлив?
Кен зябко втянул голову в плечи: сейчас Оми скажет ему то, с признанием чего сам Кен так долго откладывал. Ну что ж, возможно, ему пойдет на пользу услышать это от другого человека – что он всего лишь неудачник и не имеет права воровать чужое счастье…
–Да, – произнес он почти что неслышно.
– Тогда не бросай его.
Кен недоверчиво уставился на Оми:
– Оми, я…
– Нет, Кен-кун, послушай меня, – Оми укоризненно погрозил ему пальцем. – Ему никогда и ни с кем не будет лучше, чем с тобой.
Кен горько засмеялся:
– Лучше? Лучше – со мной?! Да я ничего не могу! Ни-че-го! – Кен выразительно прищелкнул пальцами. – Он не пускает меня, Оми, – в его голосе звучала усталость и застарелая боль. – Он не пускает, сколько бы я не бился о окружающий его лед. И, знаешь, Оми, я… устал. Я задыхаюсь. Я больше не могу…
– Ты все-таки решил его бросить? – в голубых глазах Цукиено плескалось укоризненное сочувствие.
– Хочу? – переспросил Хидака с надрывом. – Хочу ли я его… О черт! – охнул вдруг он перепугано. – Шампанское, я ведь совсем о нем забыл!
Пролежав в морозильной камере большую часть суток, коллекционная бутылка намертво вмерзла в лед. Отодрать ее удалось лишь спустя полчаса напряженных усилий, раздраженного пыхтения и сдавленных ругательств. Выколотив пробку, Кен с подозрением заглянул внутрь и наконец разлил по кружкам перемерзшее шампанское.
– Физика – произнес он уважительно, поболтав прозрачную жидкость, больше похоже на тюрю из-за мелкого ледяного крошева, и, спохватившись, предложил: – Клубнику будешь?
По лицу Цукиено расползлась понимающая улыбка:
– Это для Айи?
Кен закатил глаза:
– Мне правда нужно отвечать?
– Ты ведь действительно его любишь, да?
Кен только вздохнул.
– Вот и отлично, – Оми покровительственно похлопал товарища по плечу. – Теперь, когда мы наконец это выяснили, мне кажется, я знаю, как решить твою проблему.
– О? – протянул Хидака скептически. – И как же? Еще одна книга? Из серии «Магия в тебе – сотворите чудо»?
– Никаких книг, – заявил Цукиено решительно. – Здесь нужна помощь профессионала.
-
-
22.11.2008 в 08:32-
-
22.11.2008 в 20:17-
-
23.11.2008 в 17:03Продолжение:
«Ну да профессионала, – погруженный в воспоминания, Хидака нехотя перекатился на живот и бросил взгляд на старый механический будильник, упорно продолжавший тикать, не смотря торчавшие из него болты и пружинки. Карие глаза панически расширились:
– Че-его?
«Господи! – Кен подскочил с кровати и лихорадочно заметался по комнате, перебирая сваленные в кучу вещи. – Опаздываю, опаздываю, Господи, как я опаздываю! Кретин, ой, кретин! И главное, нашел, что вспомнить…»
Бросив еще один взгляд на потрескавшееся табло, Хидака едва не заскрежетал зубами: то ли часы над ним издевались, то ли в бесплотном кружении по комнате он потерял еще пять минут. Пять драгоценных минут, каждая из которых была на вес золота.
«Значит, переодеться не успею».
Кен с сомнением изучил отражение в захватанном пальцами зеркале: черная майка, поверх которой он, работая в подсобке, обычно надевал холщевый фартук, и пятнистые защитные брюки, когда-то свободные, однако после многочисленных стирок севшие так, что в державшем их широком ремне нужды уже не наблюдалось. Волосы на голове всколочены – то ли оттого, что он только что лежал, то ли потому, что это его волосы. Бесплодно озираясь в поисках расчески, он попытался пригладить вихры пятерней, но метнув очередной взгляд на часы аккурат когда механическая стрелка злорадно перескочила два деления за раз, махнул рукой (в прямом и переносном смысле) и выбежал из комнаты.
Кубарем скатился по лестнице, уже не особо заботясь вопросами конспирации, и, влетев в торговый зал, кинулся к составляющему икебаны Бомбейцу:
– Оми, я к психоаналитику! Уже опаздываю! Прикроешь в случае чего?
– Ну да, естественно, – Цукиено нервно сунул руки в карманы коротких штанишек. – Но, видишь ли, Кен, у нас тут…
– Кен-чан!
Конвульсивно дернувшись, Хидака повернулся по направлению крика: к нему, бесцеремонно расталкивая посетителей, стремительно несся высокий мужчина, сжимавший в руках комковатую поросль.
– О, не-ет, только его мне сейчас не хватало…
– Я пытался тебе сказать, – оправдывался Оми, – но ты меня совсем не слушал.
– Не было чего слушать, – зашипел Кен в ответ. – Ты так долго тянул, что не успел добраться до существенного. В следующий раз просто сразу ори «Беги»! Тогда я хотя бы успею отреагировать. Хотя, быть может, и сейчас еще успею, – в коричневых глазах зажглась безумная надежда.
– Стоять! – Кену почти удалось сигануть обратно в жилую часть дома, когда Цукиено ловко ухватил его за руку и укоризненно покачал головой.
Брюнет отчаянно затрепыхался:
– Оми, отпусти меня, ты, мелкий… До него еще метра три… Я как раз успеваю…
– Поздно. Он тебя уже заметил. И даже поздоровался.
– Как будто меня это волнует!
– Он может обидеться.
– Ты даже не представляешь, как я на это надеюсь!
– Да ладно тебе, Кен-кун, – Оми ободряюще похлопал его по плечу. – Не может же оно на самом деле быть так плохо…
– Ке-е-ен! Кен-чан!
Хидака спрятал в ладонях лицо.
– Кен-кун, как можно быть таким неблагодарным? – в голосе Оми звучало раздраженное возмущение. – А как же все цветы, которые он тебе дарит?
– Он покупает их не у нас, – отрезал Хидака. – Абсолютно бесполезный тип.
Арата Кобаяси вошел в жизнь Кена два месяца назад – вместе с большей частью других особо крупных неприятностей. Сотрудник преуспевающей корпорации уже в двадцать пять, Арата заскочил в «Конеко» случайно – приобрести букет для девушки.
Прослонявшись по магазину около часа, он обратился за помощью к ближайшему сотруднику. К несчастью для себя им оказался Кен.
Брюнет был более чем счастлив: имея дело с визжащими школьницами, приятно получить короткую передышку в обществе столь редкого серьезного покупателя. Подвоха от взрослого мужчины, одетого в бизнес-стиле, он явно не ожидал. Кен много улыбался и мягко шутил, между делом составляя композицию из гербер и дельфиниума. И после разговора о энергетических напитках, Арата решил, что если букет он еще возьмет, то девушка ему, пожалуй, уже ни к чему…
На следующий день он снова пришел в магазин и пригласил Хидаку поужинать. Кен, еще со времен приюта остро ощущавший нехватку друзей, если их насчитывалось меньше десятка, был искренне тронут таким вниманием со стороны незнакомого, в общем-то, человека. Высказав должную благодарность, от ужина он, тем не менее, отказался: какая уж тут еда, в то время как Айя где-то там рискует жизнью. Кусок в горло не лезет…
Хидака не подозревал, что это всего лишь начало. Плюнув на дипломатические тонкости и выждав, когда посетителей будет побольше, Арата схватил Кена за руку и предложил встречаться, бухнувшись на колени. Кен тоже едва не бухнулся – в обморок от стыда. В сознании Хидака удержался исключительно потому, что успел вовремя заметить голодный взгляд, которым его ощупывал невменяемый посетитель, а также благодаря мысли, что может сделать Кобаяси, если Кен перестанет сопротивляться. Маячивший рядом Йодзи рассматривал происходящее с таким видом, что становилось очевидно: мешать не собирается – а если и сунется, то только чтобы что-то посоветовать. Или зафиксировать телоположение, пока блондин дорисовывает брошюру.
Скудный позитив ситуации заключался в том, что Ран как развозил заказы, а посему удобно отсутствовал. При мысли, что Фудзимия застанет Кена, когда того среди белого дня тискает (пусть даже за руку!) другой мужчина, Хидаке сделалось нехорошо. Он попытался было выдернуть конечность – проще было вырвать кость у бродячего пса.
– Арата-сан, прекратите! – Кен попытался воззвать к его здравому смыслу. – Прекратите, вы ведете себя не подобающе…
– О, мой прелестный котенок! Ради тебя я готов на любые безумства!
Как показало дальнейшее: действительно на любые.
Кобаяси являлся в магазин ежедневно, и мирный по своей природе Хидака вскоре самолично придушил бы того, кто выдумал гибкий рабочий график. Определить, когда Арата появится в следующий раз, а, значит, и спрятаться было абсолютно невозможно. Осыпая Хидаку лепестками и комплиментами, Кобаяси упорно пытался склонить его если не к сожительству, то хотя бы к совместному завтраку, и вскоре несчастный Кен вздрагивал каждый раз, когда над входной дверью звенел колокольчик.
Касайся дело только его, и он бы смирился. К несчастью, ситуация осложнялась тем, что существование назойливого ухажера следовало всячески скрывать от Рана.
Странное дело, однако за все это время Фудзимия с соперником так и не пересекся. Этим Кен был обязан длительным отлучкам, своей невероятной везучести и организаторскому таланту Цукиено, который, сжалившись над товарищем, помогал если и не избавиться от поклонника, то хотя бы избежать встречаний с Раном. Большего Хидака не требовал – разве что не оставлять его с Аратой наедине.
Поначалу брюнет наивно надеялся, что пройдет несколько дней, наполненных равнодушием с его стороны, и Кобаяси успокоится. Или так – или переключит свое внимание на более подходящий объект. Того же Йодзи.
-
-
23.11.2008 в 17:04Скользнув по Кудо безразличным взглядом, Арата вновь уставился на Кена, по ходу дела равнодушно бросив:
– Возможно.
–Йодзи тебе что, совершенно не нравится? – потеряв терпение, Кен раздраженно топнул ногой. Чертов Балинез, ну просто никакого проку…
Лицо Араты разом прояснилось:
– Мой маленький цветочек, ты ревнуешь? – каким-то мистически образом Кобаяси умудрился сграбастать его за руку, хотя Хидака готов был поклясться самым дорогим, что садился на ладони – во избежание. – Не беспокойся, мой хороший, я вижу одного тебя!
– Конечно, я польщен и все такое, но… Почему бы тебе не обратить внимание на кого-нибудь еще… Не обязательно Йодзи – кого-то достойного…
– Мммм, – промурлыкал злосчастный Арата. – Кен-чан, ты такой сладкий, такой скромный… Даже не представляешь, какой ты упоительно милый. Ничего я всегда буду рядом, чтобы напомнить.
От этих обещаний Хидаку продрал мороз. Все еще уповая решить дело миром, Кен попытался забежать с другого боку:
– Кобаяси-сан!
– Арата.
– Кобаяси.
– Кен-чан!
– Я же просил не называть меня «чан»!
– А я просил не называть меня «Кобаяси». Право же, Кен….
Жилка на виске Хидаки конвульсивно пульсировала:
– Хорошо, – произнес он с нарочитым спокойствием. – Пусть будет Арата. Арата-кун, я прошу вас прекратить все это.
– Хм? – Арата недоуменно наморщил кустистые брови. – Все это что?
– Ну, это, – Кен красноречиво кивнул на свою кисть, которую Кобаяси трепетно баюкал у галстука. – У меня есть человек, с которым я встречаюсь, и…
Эффекта, ожидаемого Кеном, признание не оказало: единственный сын зажиточных родителей, Арата обладал уникальной способностью пропускать мимо ушей то, что его не устраивало.
– Ну, хорошо, сколько тебе нужно времени, чтобы его бросить?
– Что?! Но я не собираюсь его бросать!
– То есть, ты хочешь встречаться с нами двумя одновременно? Кен-чан, боюсь, я не могу это одобрить…
– Но я не собираюсь встречаться с двумя!
– Рад, что я в тебе не ошибся…
– Точнее, я не собираюсь встречаться с тобой.
– Вздор, – Арата нетерпеливо взмахнул рукой, отметая возражение как несущественное. – Мы просто созданы друг для друга.
– Не богохульствуй, – огрызнулся Кен. – У Создателя не могло быть на мой счет таких извращенных планов…
Арата закатил глаза:
– Не понимаю, почему ты все-таки его не бросишь? Он что, смертельно болен? И ты его жалеешь, да? Это говорит о твоем добром сердце. Так и быть, я пойду на встречу и подожду, пока он умрет… Надеюсь, осталось недолго…
Испуганно зажав Арате рот, Кен суеверно плюнул через левое плечо. Слева бессовестно подслушивая, стоял Балинез…
– Типун тебе на язык! Я хочу быть с ним не потому, что он болен, но потому люблю!
– Ты любишь меня! – возразил Кобаяси. – Только пока не понимаешь. И моя задача открыть тебе на это глаза
«Подостаешь меня еще чуть-чуть, – решил Хидака про себя, – я позабочусь, чтоб твои глаза закрыли…»
Время шло, однако, вопреки ожиданиям, Арата не исчезал.
«Вот с кого надо брать пример, – подумал Кен с раздражением. – Уж этот знает, как вести осаду».
Действительно, с Аратой хотелось переспать – хотя бы для того, чтобы засранец наконец отстал и больше не позорил… К примеру, взять его последнюю выходку: намедни Кобаяси явился с плюшевым медведем, коего и попытался всучить Кену, пытаясь убедить Сибиряка, что ему не хватает ласки и он, Арата, готов сейчас же восполнить пробел. Представив, как будет в последствие избавляться от огромного – в человеческий рост – медведя, Хидака не выдержал:
– Все, хватит! – заявил он решительно. – Цветы, игрушки, приставания – пора все это прекратить
– Совершенно верно, – заметил его мучитель согласно. – Наши отношения давно уже вышли на стадию, когда следует жить вместе. Итак, когда ты переедешь? Наверное, мне следует помочь тебе с вещами…
– Что? Я не собираюсь к тебе переезжать!
– Ах, Кен-чан, твоя скромность заставляет меня восхищаться тобой еще больше: к сожалению, современные девушки слишком распущенны, однако твоя старомодная добродетель…
– Арата, я НЕ девушка!
– Ах, Кен-чан,– Кобаяси ободряюще похлопал его по руке. – Я все понимаю и не сужу. В конце концов, ты слишком красив, чтобы дождаться меня нетронутым.
Хидака позеленел.
– Возможно, – уточнил Арата, – ты сомневаешься, что у меня серьезные намеренья? Давай я познакомлю тебя с родителями!..
«Господи, – Кен нервно потер переносицу. – А ведь это был вчера. Чего он сегодня удумает?!»
– Кстати говоря, Оми, – Кен наконец сумел отцепить от себя Цукиено. – На счет твоего протеже, тебе не кажется, что это слегка не того – ходить в цветочный магазин с цветами?
– Ну… – замялся тот. – Зато не откажешь в оригинальности. Хочешь, я проверю по каталогу, что он принес на этот раз?
Кен кисло сморщился:
– Нет нужды, это омела…
Комковатая поросль, покрытая круглыми сизыми ягодами действительно оказалась омелой, ею-то Арата теперь и размахивал, косясь при этом на Кена многозначительным взглядом.
– Кен-чан!
– Чем я могу помочь вам, Кобаяси-сан?
– О! Кен-чан, сколько раз тебя просить, называй меня Арата. Официоз меня убивает…
«Ах, если бы…» – вздохнул Хидака с грустью.
– Кен-чан, это тебе, – видя, что намек принципиально не сработал, и ждать решительных действий от Хидаки не приходится, Кобаяси сгреб его за кисть и темпераментно облобызал.
– Этого я и боялся, – Кен устало вздохнул и, отобрав привычным жестом руку, демонстративно вытер ее об одежду.
– Кен-чан! Я пытался подобрать цветы, достойные твоей прелести, но…
– Можете начать вон с тех орхидей, – вклинился в разговор Оми. – Тех, пурпурных, по тридцать долларов штука.
– Оми, – Хидака отрицательно покачал головой и начал ненавязчиво подталкивать Арату к выходу. – Как бы сильно тебе не хотелось его выдоить, сделаешь это в другой раз. Арата-сан спешит.
– Куда это? – удивился тот.
– Отсюда – подальше, – в ответ на недоуменно нахмуренные брови Кен пояснил: – Ты мешаешь мне работать.
Кобаяси хищно ухмыльнулся:
– Хочешь сказать, что мысли обо мне мешают тебе сконцентрироваться на работе?
Кен закатил глаза:
– Ты распугиваешь посетителей.
– Кен-чан, почему ты такой жестокий?!
Хидака безразлично пожал плечами:
– Тяжелый пубертатный период.
– Тебе следует бросить твою работу, – заметил Арата укоризненно.
– А тебе – сходить на твою.
– Кен-чан, ты такой заботливый…
– Опустим лирику, – до выхода оставалось каких-то два шага, и Хидака удвоил усилия. – Тебе пора.
Уже в дверях Арата ловко извернулся:
– А поцелуй на прощанье?
– Разве что ты отправишься в последний путь…
Захлопнув двери за Аратой, Кен радостно насвистывая, вприпрыжку помчался в гараж. Провожая его взглядом, Оми впервые задумался, обратил ли Сибиряк внимание на то, что рекомендуя психоаналитика, Котоне употребляла слова «великолепный», «замечательный», «восхитительный» – однако ни разу не сказала «специалист».
-
-
23.11.2008 в 17:04По правде говоря, он ожидал чего-то более современного, чего-то присущего нынешней Японии с ее новейшими технологиями, вечно спешащими пешеходами и необъятными небоскребами, в крышах которых обычно путались спешащие по своим делам облака.
Чего-то зеркального, полного хромированных деталей и хирургической стерильности, и психоаналитика в том же духе – признающего единственно научный подход, грозно блестящего глазами из-за стекол стильных очков и способного представить любую проблему в виде столбиковой диаграммы по временному лагу. Из разряда «мы, разумеется, вам поможем и… да, кстати, ваше время истекло, увидимся на следующей неделе. А если вы нуждаетесь в дополнительных сеансах, прошу связаться с моим секретарем и осуществить предоплату по лицевому счету». Теперь же, глядя на начищенную ручку, сверкающую серебром на фоне темной буковой двери, Кен с радостью осознал, что его предположения не выдерживают критики.
Представить себе эдакого монстра от психоаналитики в доме, излучающем спокойствие и старину, было просто немыслимо.
У Кена отлегло от сердца. Мысленно он уже видел своего доктора. Разумеется, это будет дама. Скорее пожилая, чем средних лет, величественная, словно английская герцогиня, с короной искусно убранных седых волос, лучиками морщинок и понимающими серыми глазами. Будут плюшки, чай на тонкостенном севрском фарфоре и неспешная беседа о его проблемах, больше похожая на общение заботливой бабушки и беспокойного внука. Она выслушает его, мягко погладит по руке – и улыбнется ласковой улыбкой, от которой сразу полегчает на душе. И тут же скажет, как ему справится с трудностями – не может не сказать. Потому что она всезнающая – как и положено бабушке.
Кен застенчиво улыбнулся. Господи, пожалуйста, дай, чтобы так оно и было! Должно же ему хоть когда-нибудь повезти…
Окрыленный надеждами, Хидака влетел в офис. Картина родственно-лечебной идиллии претерпела некоторые изменения.
Восседающая посреди роскошной приемной секретарша как-то не походила на тип девушки, которую обычно ожидаешь увидеть в помощницах у старушки. Длинные ноги, длинные ногти, узкий деловой костюм и сосредоточенное выражение лица, с которым она изучала монитор новейшего Макинтоша.
Кен огляделся и неуверенно шмыгнул носом: в приемной определенно пахло большими деньгами. Подняв голову от экрана, девушка вопросительно уставилась на него:
– Да? Я могу вам чем-то помочь?
Собрав остатки храбрости, оставшиеся после осознания своей неуместности на фоне столь шикарного интерьера, Кен промямлил:
– Вы – нет, но Анейрин Кадок-сэнсей сможет. По крайней мере, я очень на это надеюсь.
Судя по взгляду, которым она окинула непритязательную одежду Хидаки, секретарша очевидно решила, что он явился за подаянием.
Кен мучительно покраснел и, запинаясь, пояснил:
– Я Хидака, Кен Хидака. У меня встреча назначена. Была. Я, видите ли, опоздал. Немного. На самом-то деле я пришел почти во время. Подумаешь, какие-то полчаса…
Бормотание становилось все тише и невнятнее, пока, наконец, не смолкло совсем. Кен жалобными глазами уставился на секретаршу, словно умоляя прекратить расспросы и избавить его от дальнейшего унижения.
– Хидака? – переспросила она неверяще. – Кен Хидака?
Кен несчастно кивнул. Словно намереваясь что-то спросить, девица открыла рот, затем обвела его медленным изучающим взглядом, закрыла рот и поджала губы.
«Потребует предоплаты, – сообразил он тоскливо. Ранее Кен предполагал рассчитываться чековой книжкой, однако, принимая во внимание его затрапезный наряд, вряд ли ему поверят на честное слово. Хидака с ужасом пытался вспомнить, имеет ли он при себе достаточно наличности, чтобы оплатить сеанс. Вот разве что мелочь выгрести… Да и то вряд ли…
– У меня есть деньги, – пылко заверил он секретаршу. – Честно. Вы не подумайте ничего такого…
– Деньги? – переспросила та растерянно. – Причем тут деньги?
– Ну как же… – запнулся Кен. – К-консультация… Или Кадок-сэнсей не примет меня по какой-либо другой причине? – перепугался он. – Мое опоздание…
– Вот опоздание ваше как раз и не проблема…
– А что тогда проблема? – насторожился Кен.
– Я сообщу…. Кадок-сэнсей, что вы прибыли, – ответила секретараша уклончиво, снимая трубку аппарата внутренне связи.
– Простите, сэнсей, прибыл Хидака-сан… Да… Да… – девушка мягко вздохнула и, сморщившись, добавила . – Да, на любителя. Да… Хорошо, сейчас…
Повесив трубку, секретарша некоторое время сверлила телефонный аппарат сердитым взглядом, пока наконец не подняла глаза на брюнета, не понимающего пока, что происходит, но исходя из своего богатого опыта, сообразившего, что что-то конкретно не то.
– Хидака-сан, Кадок-сэнсей будет рад вас принять… Собственно, – добавила она себе под нос, – действительно будет…
– Правда?! – Кен расцвел в улыбке, полной неприкрытого облегчения. – Что, прямо сейчас? И куда мне пройти?
– Подождите, – секретарша торопливо схватила его за рукав.
– Что такое? – нахмурился Кен. Секретарша неловко замялась, однако заметив в глазах брюнета неприкрытое беспокойство, вздохнула и набралась решимости:
– Хидака-сан, у вас что, настолько все плохо?
– Прошу прощения, но я не совсем понимаю…. – Кен действительно не понимал: что значит «настолько»
– Я имею в виду, – зачастила нервно секретарша. – Пойти к психоаналитику – это довольно серьезный шаг. Вы уверены, что не можете справиться с вашими проблемами самостоятельно или… ну, какой-нибудь другой способ, к примеру, почитать какую-то литературу…
– Уже читал, – пробормотал Хидака мрачно.
– Не помогло? – спросила его девица участливо.
– А почему собственно… – перед брюнетом забрезжило понимание. – А что, разве Кадок-сэнсей – плохой специалист?
– Да нет… – несколько минут секретарша тщилась подобрать слова, после чего печально призналась: – Скажем так, пробыв с ним около пяти минут, вы сразу поймете, что все ваши проблемы – не более чем досадные мелочи…
– Что, правда? – обрадовался Кен. В ответном взгляде секретарши такой радости не наблюдалось
– Боюсь, что да…
В расстроенных глазах девушки было столько сочувствия, что Кен сначала озадачился: с чего бы? Но тут же сам себе ответил: сопереживание. Очевидно, секретарша искренне сочувствовала его личным неурядицам – иначе как объяснить ее расспросы и деликатные советы? Хидака поневоле растрогался: в наше время редко кто демонстрировал подобную чуткость по отношению к постороннему. Кен затряс узкую девичью ладонь в благодарном рукопожатии:
– Спасибо! Вы так добры, так любезны! – Кену искренне хотелось утешить и ободрить добрую самаритянку. – Все будет хорошо, вы не переживайте…
– Надеюсь, – вздохнула несчастная, – тот последний счет от адвоката был просто…
– Чего? – не понял Кен.
Спохватившись, что говорит что-то явно не то, секретарша слегка покраснела и приглашающее махнула рукой:
– Сюда, пожалуйста.
Кен радостно прошествовал в указанном направлении, в очередной раз напомнив себе, что следует следить за языком и не шокировать старую леди.
-
-
23.11.2008 в 17:04Из-за спины раздалось деликатное покашливанье. Едва не зацепившись за собственные ноги, Кен испуганно подпрыгнул и обернулся. Округлившиеся карие глаза с недоумением смотрели в томные темно-синие. Глубокие темно-синие глаза на определенно мужском лице.
– А где бабушка? – поинтересовался Хидака глупо.
– Я за нее, – буквально промурлыкал тот.
Кен тяжело сглотнул: глубоко внутри заворочалось нехорошее подозрение.
– Кадок-сэнсей? – уточнил он неуверенно. «Господи, пусть это будет не он! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Ну, не может же мне так не везти…»
– Ага.
Кен закрыл глаза и тихо застонал. Оказывается, может…
Щелчок повернувшегося в замке ключа заставил Хидаку распахнуть глаза – только для того, чтобы нос к носу оказаться с недоразумением, которому выпало быть его аналитиком.
Гайдзин. Высокий и хорошо сложенный. Длинные медовые волосы рассыпались по плечам в тщательно проработанном беспорядке, то тут то там среди роскошной гривы мелькают обесцвеченные до белого пряди, одна из которых свисает прямо на глаза. Лицо худощавое, но выразительное – от таких обычно млеют девушки и женщины, отметившие в браке десятую годовщину. Немного похож на американского актера Каспера Ван Дьена, по крайней мере, улыбка такая же – кривая, хищная и немного невменяемая. Вкрадчивые манеры, строгий костюм – вот только носит он его, словно наряд для ночного клуба. В общем и целом, психоаналитик походил на Кудо на пике сексуальной активности. И изливать ему душу стал бы только полный кретин.
В отличие от Хидаки психоаналитик, глаза которого так и шарили по напряженной фигуре спортсмена, оказался более чем доволен увиденным, и теперь приближался нарочито неспешной походкой, растянув тонкие губы в ослепительной улыбке. Кен инстинктивно попятился назад. Улыбка психоаналитика стала шире.
Уткнулась спиной в противоположную стену, Хидака понял, что паникует.
– Кадок-сэнсей? – пискнул он неуверенно. Психоаналитик остановился в считанных сантиметрах и теперь угрожающе нависал, камня на камне не оставляя от личного пространства. Не понимая, чего ожидать, но чуя нутром – неприятностей, брюнет прерывисто и редко задышал.
– Анейрин, прошу вас, – улыбнувшись, психоаналитик протянул ему кисть для рукопожатия.
От облегчения Хидака едва не стек по панелям:
«Я кретин… – подумал он радостно. – Чего пугаться? Может, у человека такая манера работать. Что же мне теперь…»
Кен стыдливо покраснел и поспешно ответил на рукопожатие:
– Кадок-сэнсей…
Укоризненно нахмуренные светлые брови.
– Я хочу сказать, Анейрин… – поправился Хидака торопливо. – Прошу простить мое поведение, я просто... в последнее время не очень хорошо сплю и…
Несколько раз пожав руку, Кен попытался прервать рукопожатие. Не тут-то было.
– Правда? – поинтересовался блондин с многозначительной хрипотцой.
– Ага, – Кен снова попытался высовбодить кисть. Безрезультатно. Длинные пальцы страстно выписывали полукружья на загорелом запястье.
– Кадок-сэнсей, что вы делаете? – не выдержал Хидака.
– Щупаю пульс, – ответил психоаналитик безмятежно.
– На суставах?!
– Новая методика.
– Я как-то больше доверяю традиционной, – произнес брюнет твердо.
– Ничего, – пообещал тот, – я расширю твои горизонты…
От тона, которым было сделано заявление, Хидаке стало нехорошо. Да и переход на «ты» произошел как-то уж слишком внезапно.
Анейрин наконец отпустил его руку, и Хидака торопливо спрятал ее за спину. В темно-синих глазах заплясали смешинки.
– Ну, хорошо, – кивнул аналитик, проходя к столу. – Приступим, пожалуй, к сеансу…
– Ага, – Кен согласно закивал, думая о том, что время приема лимитированное, и чем быстрее они начнут, тем быстрее он сможет вырваться из этого кошмара.
– Раздевайтесь.
– Ага, – Кен, привыкший к медосмотрам в Критикер, послушно стянул с себя майку и уже собирался приняться за брюки, когда до него вдруг дошло, что если для психоанализа и следует что-либо оголять, то исключительно душу. Хидака поспешно вцепился в майку, пытаясь прикрыть скудным материалом оголенный торс. – Зачем это?!
– Прошу прощения, – ни в голосе, ни довольном выражении смазливого лица Анейрина раскаянье не проступало. – Привычка.
Кен с опаской посмотрел на аналитика и начал торопливо надевать одежду, готовый встретить любое аналогичное предложение в штыки.
– Ну ладно, – смилостивился блондин. – Тогда ложись.
Хидака с сомнением покосился на кушетку, после чего перевел глаза на так называемого специалиста: физиономия Анейрина светилась от предвкушения. Кен протестующе помотал головой.
– Знаете, наверное, я лучше постою…
– Кен-чан, – блондин укоризненно поцокал языком, – это необходимая процедура любого сеанса. Пациент должен расслабиться.
«В твоем присутствии? Я не настолько выжил из ума? И… что?!»
Кен скрипнул зубами:
– Не называйте меня так.
– Кен-чан? – Анейрин со счастливым выражением покатал на языке и имя, и дополнение.
– Да.
– Почему? У тебя с этим что, какие-то проблемы?
Кен коротко кивнул.
– Давай об этом поговорим!
– Давайте не будем.
– Почему?
Хидака скрипнул зубами:
– Потому что я пришел сюда не за этим.
– Кен-чан, – аналитик веско поднял палец вверх, полностью игнорируя невменяемое выражение шипящего от злости пациента. – Психоанализ – это комплексный и сложный процесс. И начинать нужно с самых истоков. Да вот хотя бы то же детство… Попробуй вспомнить, что тебя тогда беспокоило… Ты можешь даже сесть ко мне на колени.
От взгляда, которым его наградил Анейрин, у Хидаки заныли зубы: сам он так смотрел только на мясо – после того, как, согласно легенде, целый месяц пришлось изображать вегетарианца.
– Ну? – блондин приглашающе похлопал себя по коленям. Кен закатил глаза – и остался стоять там, где стоял.
– Мда, – констатировал Анейрин разочаровано, – тяжелый случай… безусловно. Ну, ладно, – вздохнул он, – на первый раз ты можешь сесть в кресло.
Повеселевший Хидака послушно плюхнулся в мягкое плюшевое кресло. Колени сразу же задрались выше подбородка. Кен беспомощно заморгал: выбраться быстро и без посторонней помощи будет ой как не просто, и, судя по ехидному взгляду психоаналитика, тот понимал это не хуже его.
– Имейте в виду, дома знают, куда я пошел!
– Это невероятно интересно, – согласился Анейрин доброжелательно. – Итак, – скрестив пальцы домиком, блондин уставился на Кена взглядом, в котором светилось одобрение и несомненный интерес. – Что именно тебя беспокоит?
«В данный момент – вы».
Озвучить это, правда, духу все же не хватило. Запинаясь, Хидака попытался как можно четче изложить то, что его волновало, прекрасно впрочем понимая, что толку он добьется чуть. Увлеченный его персоной, психоаналитик слышал в лучшем случае одно слово из трех.
На долго Кена не хватило: взгляды Анейрина становились все откровеннее, несколько раз он даже наклонялся и заглядывал под стол, пытаясь изменить угол обзора и рассмотреть пациента под новым ракурсом. Слова секретарши про счет становились печально понятными. Сексуальные домогательства всегда обходились недешево...
– Кадок-сэнсей, что вы делаете? – не выдержал он наконец.
– О? Хм, пытаюсь назначить тебе лечение. Думаю, несколько инъекций будут в самый раз… Вот именно, – пробормотал Анейрин себе под нос и задумчиво потер подбородок. – Тогда ему просто придется снять штаны, и я наконец смогу увидеть его ноги и за…
Лицо блондина расцвело в мечтательном выражении.
– Вы вообще понимаете, что я нахожусь перед вами и слышу, что вы говорите? – уточнил Сибиряк.
– Правда? Это упрощает нашу задачу…
Кен покачал головой:
– Вы знаете, я наверно пойду… Рад познакомиться и все такое, но… Возможно, мне и вправду рано к аналитику. Уж лучше я как-нибудь народными средствами… Ну, знаете, приворот, отворот, свечной воск и миска воды на порог в полночь…
– Не так быстро, – в темно-синих глазах вспыхнули хищные блестки. – Согласно нашему контракту… Ты ведь внимательно его читал?
Кен сглотнул: доставленный с нарочным контракт он пропустил сквозь измельчитесь почти сразу – чтобы, не дай Бог, тот не попался на глаза Фудзимии.
– Ну… да, – пробормотал Хидака, изо всех сил пытаясь звучать уверенно. Судя по ядовитой улыбке блондина, получалось у него из рук вон плохо.
– Десять консультаций. Десять. Оплата по выполнению. В случае расторжения одной из сторон неустойка… – пауза, сделанная психоаналитиком, буквально сочилась ядом. – В общем, у тебя нет таких денег.
Хидака открыл было рот: сколько бы это не стоило, он готов распрощаться с последней рубашкой, лишь бы все это хоть как-то закончилось.
– Плюс уведомление о трудностях родных и сослуживцев. В конце концов, проблемы лучше решать в коллективе…
Хидака посерел.
– Имей в виду, я знаю, где ты живешь, – добавил блондин ласково. – И где работаешь, тоже.
– Сволочь, – проинформировал Кен мрачно.
– И кстати, – предупредил светловолосый садист, – даже не вздумай сбежать из страны. У меня есть связи на таможне.
Пробормотав сквозь зубы что-то непотребное, Хидака расстроено направился к выходу.
– Жду – не дождусь продолжения нашего сотрудничества, – сообщил ему в спину Кадок. – Надеюсь, в следующий смогу уговорить тебя на кушетку…
-
-
23.11.2008 в 17:05– Успокойтесь, Хидака-сан, – попыталась урезонить его девушка. – Сэнсея не интересуют женщины…
Хидака сорвался на крик:
– Вы считаете, это может меня успокоить?
У секретарши хватило совести покраснеть.
– Скажите честно… – попытался выяснить брюнет. – Этот контракт, о котором он говорил…Я что, действительно должен посетить все десять консультаций?!
– Ну, если не хотите, чтобы вас таскали по судам.
Кен скрипнул зубами:
– А если у меня, к примеру, нет денег? – поинтересовался он в редком приступе вдохновения. – Ведь консультации не из дешевых…
Вид у секретарши сделался совершенно несчастный:
– В контракте упоминается возможность натуральных форм оплаты.
У Хидаки отвисла челюсть:
– Э?! Эт-то противозаконно! Это должно быть противозаконно!
– У нас весьма квалифицированный адвокат, – призналась секретарша кисло. – Так что, если у вас действительно нет денег… Боюсь, что проще будет у кого-то одолжить. Я, к примеру, могла бы подыскать для вас банк с умеренными процентами…
Кен с диким видом посмотрел на нее:
– Вы что, издеваетесь?
– Нет, я просто… – секретарша умолкла.
– Господи, – Хидака забегал по комнате, хватаясь за голову. – Ну почему, почему, почему это должен быть я?!
– Ну-у… – девица смерила его доброжелательным взглядом. – Вы очень милый и…
Хидака глухо зарычал: вскоре при слове «милый» у него начнет идти ртом пена.
Кен недоумевал: как? Как такое может быть? Несмотря на все усилия, он не только не мог разобраться с проблемами, но с каждым днем все больше погружался в дерьмо.
«Может, это как с болотом? – размышлял несчастный. – Чем больше трепыхаешься, тем скорее тонешь?»
Жизнь Хидаки постепенно переходила в подполье. И если о Вайсс не следовало распространяться в силу противозаконности, то остальные проблемы в приличном обществе было стыдно даже упомянуть.
«Если так пойдет и дальше, – решил брюнет мрачно, – я перестану просыпаться по утрам».
В магазин Кен вполз, растирая ноющие виски и искренне завидуя Шварцевскому берсерку, который, если верить сплетням, совершенно не чувствовал боли. На смену он опоздал – и опоздал безбожно. Можно, конечно, свалить на футбол, мол, заигрался с детишками, били пенальти и все такое… В конец концов, тренер он – или кто? Сразу проснулась совесть, некстати напомнившая, что тренерские обязанности Хидака игнорирует уже недели три, и личные проблемы там или нет, дети от этого страдать не должны – пусть это и работа на добровольных началах…
«Господи, – взмолился Кен растерянно. – Чего мне с ним делать? С ним – в смысле с Айей. И с НИМ – с этим психом!»
Может, раздумывал Хидака невесело, взять с собой туда еще кого-нибудь? Вот только кого… Оми не хочется, у парня все еще осталась вера в человечество – не хотелось бы развеивать… Брать Йодзи страшно – а ну как общая тема для разговора возникнет? А у этих точно возникнет, на худой конец брошюру обсудят. Ага, кивнул Кен мрачно, и апробируют – на нем.
Может, и впрямь попросить Оми полазить по базе? Должно же числиться за аналитиком хоть что-нибудь… Правда, вряд ли Персия решится осудить за сексуальные домогательства – иначе придется начать чистку со своих же сотрудников…
Хидака вздохнул: как же все это сложно! А ведь ему еще нужно следить, чтоб Айя ни о чем не догадался. Кен с грустью осознал, что у него появились секреты. Секреты от Айи – у него! Абсурд. И тем не менее… Он научился лгать. Ну, может, все-таки не лгать – какой из него лгун? – но вот скрывать правду…
«Секреты, множество секретов, множество граней, о которых Айя ничегошеньки не знает. Потому что я его не пускаю – даже если хочу. Господи, как же я это все ненавижу!»
Хидака задрожал: интересно, а как насчет Рана?.. Есть ли у Рана секреты, которые тот в свою очередь прячет от Кена?
«Ладно, хватит! – попытался успокоиться он. – Тоже мне, распустил нюни… Слабак! Только и делаешь, что жалеешь себя! Тьфу, глядеть противно! Давай, соберись! Айя должен увидеть твою улыбку. Кусочек дня, который ты можешь с ним провести – пусть он запомнит его хорошим».
Брюнет нацепил на лицо искусственное выражение довольства. Искусственно улыбаться – раньше он такого не умел. Да и зачем ему было такое умение? Раньше он расплывался в улыбке при одном только взгляде на Рана. На нарочито бесстрастное лицо, на то, как Ран отчитывает Йодзи, на то, как недовольно хмурит брови, когда кричит на самого Хидаку. Потому что люди улыбаются, когда они счастливы. А разве это не счастье, что Айя – есть? Есть у него, Кена?
«Фудзимия, надеюсь, ты оценишь то, как я рву пупок ради наших с тобой отношений. Хоть когда-нибудь. Иначе я не знаю, что я с тобой сделаю. Или что этот хентайщик сделает со мной…»
– Айя, я вернулся! Извини за опоз…
Сочный звук пощечины раскатился по магазину.
– Ублюдок! Мерзавец! Сволочь! Какая же ты все-таки сволочь!
Застыв на полуслове, Кен с отвисшей челюстью смотрел, как на него несется высокая темноволосая девушка с личиком, которое можно было бы назвать симпатичным, не будь оно так перекошено от гнева. Тонкие тщательно наманикюренные пальцы сложились в кулаки. Поравнявшись с Хидакой, скандалистка притормозила и, окинув его враждебно-оценивающим взглядом (брюнет инстинктивно вжал голову в плечи), фыркнула и, вздернув нос, выплыла из магазина.
Кен тупо проводил взглядом изящную спину: кажется, она только что отвесила пощечину – Айе.
Его Айе.
Хидака медленно повернулся к любимому. На бледной коже отметины пяти пальцев смотрелись безвкусной уродливой татуировкой.
– Айя, – произнес он тихо. – Ты ничего не хочешь мне объяснить?
-
-
23.11.2008 в 17:06– Хорошо хоть не поцарапала. Зато синяков наставила! Черт, как не вовремя…
– Ран? – брюнет упал на стул и, подтянув колени к подбородку, мрачно уставился на любовника. Фудзимия вопросительно нахмурился, затем его лицо внезапно прояснилось:
– Ах да, объяснения… Это все Кудо.
– Йодзи? – Кен уже не удивлялся. Зато удивился Балинез:
– Я?!
– Разве это не одна из твоих многочисленных подружек?
– Ну, если ты так утверждаешь…
Взгляд, которым Фудзимия наградил Балинеза, недвусмысленно предлагал тому рискнуть – и опровергнуть сказанное. Йодзи непроизвольно поежился.
Кен невидяще пялился в угол. Как бы сильно не вывернул ему мозги аналитик, такое объяснение было… мягко говоря….
– Хорошо, – кивнул брюнет, – допустим, это так, но я по-прежнему не понимаю. Если это девушка Йодзи – так пусть бы его и била. Какого черта она колотит тебя?!
– Кен-Кен, – блондин картинно вздернул точеные брови. – Ты соображаешь, чего несешь? Покуситься на такую красоту – это кем вообще надо быть? Только какой-нибудь дремучий варвар, да что там, Герострат…
– Я сказал, что я с ним сплю, – пояснил Фудзимия спокойно, прикладывая к синякам компресс.
– Что?! – Кена вытаращил глаза.
– Ч-что?!! – заикаясь, переспросил Оми.
– ЧТО-О-О?! – сдавленно просипел Йодзи.
– А-айя! – Хидака неверяще смотрел на любовника.
– Йодзи! – голубые глаза Цукиено окатили Балинеза шокированной укоризной.
– Господи! – взмолился Кудо.
– Кен, – голос Айи был монотонен и невозмутим. Положив примочку на стол, он склонился над оступоревшим Хидакой и, сжав за плечи, заглянул в остекленевшие глаза. – Ты вообще понимаешь разницу между словами «сказать» и «сделать»?
– Естественно! Я… О! – в карих глазах забрезжило понимание. – О-о…
Айя бледно улыбнулся и легко поцеловал любовника в лоб. Зажмурившись – пусть мимолетная, а все же ласка – Кен уцепился за его рукав:
– Подожди, то есть ты не… Ты не?..
– Естественно, я не.
– ОН?! Это он – не?! – взорвался Кудо от возмущения. – Это я не! Еще не настолько спятил! Всего святого ради! Хидака, ты можешь назвать мне хотя бы одну достаточно вескую причину, по которой я мог бы с ним переспать?!
– Ну… – Кен начал методично загибать пальцы. – Айя красивый – и сексуальный тоже, умный, изобретательный… А еще у него такой проворный язык, что когда он целуясь засовывает его в…
– ХИДАКА! – левая бровь Йодзи конвульсивно задергалась. – Ты знаешь, что такое риторический вопрос?
– О! – Кен смущенно покраснел. – О-о…
Оми нервно хихикнул. Йодзи помял сигарету и, сунув ее в рот, пробормотал под нос что-то вроде «Проворный язык… Боже ты мой…»
– Если конфликт исчерпан, то я пожалуй… – приложив компресс ко все еще саднящей щеке, Фудзимия направился к выходу.
– Айя, подожди! – Кен соскочил со стула. – Допустим, я могу понять, почему она тебя ударила – после такого-то заявления. Но для чего ты вообще его делал?!
Ран безразлично пожал плечами.
– Защищал Кудо.
– Как – опять?! – Хидака от негодования сузил глаза.
Казалось, в последнее время Ран занимался исключительно тем, что защищал Балинеза. Не было такой миссии, с которой бы он не возвращался травмированный и изувеченный, пострадав при этот при защите Кудо. Кен не понимал, когда это Йодзи умудрился стать таким беспомощным. Пусть повреждения и были мелкими – чаще всего обычные синяки, иногда царапины, неглубокие, некрупные, зато много – поражали они в основном грудь, шею и спину. Почему-то видя эти следы, покупательницы начинали многозначительно хихикать и ехидно подмигивать. В такие мгновения Кен сатанел. Это же боевые отметины! Какое право они имели вести себя так, словно… словно… Словно за ними скрывалось что-то постыдное?!…
Травмы благополучно заживали, и все же брюнет продолжал беспокоиться. Пусть тяжесть ранений была несерьезной, их частота и повторяемость начинали пугать.
«О, Боже, если так пойдет и дальше, то этот чертов Балинез прикончит Рана раньше, чем я успею с ним помириться...»
– От чего на это раз?! – взвился Кен. – Чего она хотела?! Только не говори мне, что обязательств – Йодзи на них физически не способен! Он же как переходящий кубок! Про это знают все – даже дети.
– Да нет, – поморщился Фудзимия. – Обязательств она как раз не хотела. Насколько я понял, дело, в общем-то, было обычное. Я имею в виду, для Кудо. Он опрометчиво ей кое-что пообещал, и вот оказалось… как бы мне это обозначить… Что он… гмм… бессилен выполнить обещание.
– Бе… ЧЕГО?! – блондин подавился дымом и, выпустив его через ноздри, стал смахивать на крайне раздраженного дракона.
– Бессилен? – не сообразил Хидака. – У вас что, опять сегодня миссия будет?! Подумаешь мне проблемы, ничего бы с ней не случилось… подождала бы.
«Я вон, к примеру, уже третий месяц жду...» – подумалось мрачно.
– Кен-кун, – Оми тщательно подбирал слова. – Мне кажется, Айя-кун имеет в виду бессилие… несколько иного рода…
– Что значит друго… О! – пробормотал Кен и побагровел. – Ты имеешь в виду?.. О-о-о!..
– Хидака! – выплюнул блондин раздраженно. – Что за вопросы в твоем возрасте! Тебя что, под стеклом растили?!
Кен истерически хихикнул и наградил Балинеза сочувственным взглядом:
– Ну, нет, но... я и подумать не мог, что такие проблемы – у тебя…
«Ага, значит, брошюра была попыткой самоутвердиться – несмотря на… Должен признать, оригинально! Некоторые строят высокие здания… Хотя нет, пожалуй, здания – это немного про другое…»
Вспомнив, в чем его самого подозревали школьницы, Хидака заалел. По природе Кен был незлобивым человеком, вот и сейчас искренне попытался утешить товарища:
– Да ладно тебе, Йодзи-кун, вот еще… На самом деле все не так плохо… ты…
– Скажешь, что у меня остались пальцы и язык, – зло процедил блондин, – и я тебя похороню…
Кен, который в силу скромности еще не успел додуматься до таких вывертов, поспешно подавился сочувственным «Зато тебе будет что вспомнить…»
Судя по свирепым взглядам, которые метал в него Балинез, молчание действительно – золото, сэкономленное на лечении в отделении интенсивной терапии.
– Ну, а теперь, – кивнул Фудзимия повелительно, – если мы разобрались со всеми проблемами, – подчеркнутый взгляд в сторону Кена, – всем следует вернуться на рабочие места… Кен, Оми – «Конеко» на вас.
– А ты? – протянул Хидака разочарованно.
Фудзимия пожал плечами:
– У нас сегодня вечером миссия.
-
-
23.11.2008 в 23:21-
-
24.11.2008 в 08:58«Черт, а Йодзи-то сейчас, наверное, совсем не весело. Проблемы – оно всегда плохо. А если трудности такого деликатного свойства... – брюнет смущенно хихикнул, но тут же нахмурился. – Нет, ты, Хидака, все-таки кретин! У человека, можно сказать, смысл жизни пропал – а тебе лишь бы поржать. А ведь это как если бы ты сам перестал играть в футбол. Хм… правда, для футбола нужно потерять ноги – а не…»
Брюнет побагровел.
«В любом случае, какие бы проблемы не одолевали, Кудо вправе рассчитывать на нашу поддержку. Поддержку и сострадание».
Воодушевленный благими намереньями, Хидака отправился на поиски Оми.
– Мы должны ему помочь!
– Помочь? – переспросил Цукиено невнятно, пытаясь затянуть зубами ленту на подарочной упаковке.
– Йодзи! – пояснил Кен услужливо. – Один на один с подобной проблемой его бросать нельзя! Он-то меня не бросал! Хотя лучше бы бросил… Но дело даже не в этом, а в принципе, и… – запутавшись в собственных рассуждениях, брюнет нетерпеливо передернул плечами. – Короче, мы должны с ним что-нибудь сделать.
– Что? – поинтересовался практичный Омиттчи.
– Ну, собственно, я… – Хидака задумался. Поскольку личного опыта брюнет не выстрадал, то чем спасаются в подобных ситуациях, он представлял довольно смутно. – Не знаю, – признался Кен честно, – но… Наверняка ведь существуют какие-то средства…
– Устрицы, – откликнулся Оми мгновенно. – Ну-у, и еще чеснок.
Хидака расплылся в широкой улыбке и хлопнул советчика по спине:
– Господи, Оми, не устаю удивляться, сколько ты всего разного знаешь. Хотя… – в этом месте Кен с подозрением нахмурился. – А это ты откуда?.. – брюнет протестующе помотал головой: – Забудь. На сегодня с меня уже вполне достаточно шокирующих откровений. Так ты сказал, устрицы?
– И чеснок.
– Пожалуй, остановимся на устрицах. Даже если чеснок подействует, практической пользы от этого будет немного. Ладно, Оми, я в магазин за моллюсками.
– Что?! – возмутился подросток. – Кен-кун, а «Конеко»? Я здесь один не справлюсь! Айя-кун и Йо-тан снова куда-то исчезли, а теперь что, и ты меня бросаешь?!
– Омитчи, не ворчи! – попытался пристыдить младшего Кен. – Это для благой цели. В конце концов, ты ведь хочешь помочь Балинезу?
– А то как же, – пробормотал Цукиено под нос. – Буквально кровно заинтересован…
– Оми! – Кен со смешком взъерошил мягкие светлые волосы, которые Бомбеец стал с недавних пор отращивать в попытках выглядеть сексуально. Эффекта, правда, не добился, скорее став похожим на глуповатую девочку, но… Кен махнул рукой: чем бы дитя не тешилось… – Не смей шутить с таким серьезным видом – иначе я подумаю, что это правда! Да, чиби! – притормозив у порога, Кен нервно ухмыльнулся. – Ты только Айе ничего не говори, хорошо? Не думаю, что он поймет – тем более оценит такую… – Хидака запнулся в поисках нужного слова, – взаимовыручку.
Цукиено согласно кивнул:
– Хорошо, я что-нибудь придумаю. Ты только не задерживайся, а то ведь мне тоже нужно готовиться!
– К чему это? – не понял Кен. – Разве ты сегодня куда-то идешь? Я думал, мы вечером побудем вместе, пожуем попкорн, футбол по телеку посмотрим…
– Прости, Кен-кун, – в невинных голубых глазах Цукиено отражалось виднеющееся сквозь жалюзи небо. – Я собирался пойти к однокласснику. У нас с ним проект совместный...
– Проект?! – Хидака удивленно выгнул брови. – Какой проект?! Сейчас же лето! Каникулы!
– Домашнее задание, – пояснил Оми немного нервно. – Изготовление макетов и… гм, коллажей.
– Да? Ну, хорошо, – произнес Кен немного разочарованно. – Я постараюсь побыстрее. Так может тебе купить чего? Бумаги там или клея? Я как-то плохо помню, из чего эти макеты делают…
– Кен-кун, ты… такой хороший, – подбежав, Оми порывисто обнял товарища. – Такой заботливый! Все время думаешь о нас – обо мне… о Йодзи тоже!
– Да ладно, – смутился приятно удивленный Хидака. – Вы же мне как семья… Так тебе чего-нибудь нужно?
– Нет, я… – блондин запнулся, но тут же жизнерадостно продолжил: – Уже сам обо всем позаботился. Зря, что ли, целую неделю готовился!
– Правда? – на этот раз смутился Кен. Особых приготовлений за Цукиено в последнее время он как-то не замечал, что превращало полученную только что похвалу пускай в невольную, но все-таки насмешку.
«Бедный Омитчи, – подумал Хидака с раскаяньем. – Совсем я забросил его со своими проблемами. На бейсбол, что ли, вместе сходить или… Может, у него уже девушка какая-то есть, а я и не знаю…»
Брюнет вздохнул, в который раз пообещав себе – как только разгребусь с проблемами…
«Интересно, – поинтересовалось подсознание едко. – А это в принципе возможно?»
Кен снова вздохнул:
– Значитца, устрицы…
-
-
24.11.2008 в 08:59«И чего я тушуюсь? – закостерил себя Кен, чувствуя, как проступает на щеках привычный румянец. – Пора бы уже привыкнуть. С Йодзи оно всегда так: каким бы богоугодным не было дело, – закончится все публичным позором…"
Придя домой, Хидака тихо прокрался на кухню, лениво думая о том, куда же именно заслал его Оми в попытке оправдать перед Айей отсутствие в магазине. «Впрочем, куда бы не заслал, – решил он философски, – глупо было бы вот так вот попасться, позволив всем усилиям пойти насмарку. Значит, устрицы… Хм…»
Как и любой японец, морепродуктами Хидака питался нередко, но устриц пробовать ему еще не доводилось. Движимый любопытством, он выложил покупку в миску и с подозрением уставился на тусклые ракушки. Затем, расковыряв одну на пробу, осторожно раскрыл створки и с интересом заглянул внутрь. О? Кен скептически изучал прозрачное желеобразное содержимое.
«Хм, – подумалось ему. – На вид как сопли… Да и на вкус, впрочем, тоже, – пробормотал он отплевываясь, после того как выхлебал мякоть. – Хотя – если помогает… А помогает ли?»
Несколько минут Хидака прислушивался к ощущениям. Ничего такого не происходило. Может, нужно увеличить дозу? Или больше времени, чтобы подействовало? Ну, как с радием – период полураспада и все такое…
«В любом случае, – подумал он эгоистично, – это не мои проблемы».
Залив устриц холодной чуть подсоленной водой, Кен подхватил миску и короткими перебежками направился в комнату Кудо. Поднес руку к двери, собравшись было постучать, и замер. Внезапно Кена осенило: с лечением бы лучше обождать до завтра. Черт его знает, сколько они, эти устрицы, требуют времени, чтобы подействовать. Ведь если Йодзи съест их все, а после этого отправится на миссию… На миссию, где кроме Кудо, будет лишь Фудзимия и… трупы. Сибиряка перекосило. Если от первой мысли становилось плохо морально, то от второй мутило физически. Лучше прийти завтра. Точно. Да что там, наверняка!
Брюнет как раз собирался произвести тактическое отступление, когда услышал доносящийся из-за двери брюзжащий голос Рана:
– Черт, как же не во время! Если отметины до вечера не сойдут, придется замазывать.
– Это все, что тебя волнует, да?! – поинтересовался блондин ядовито. – Твоя физиономия. Твоя гребаная физиономия – и этот гребаный вечер!
– Хн?
За дверью отчетливо заскрежетали зубами, и Кен едва удержался от понимающего смешка. Да, Ран, он такой. Наверняка гоняет Йодзи по грядущей миссии, заставляя вспоминать малейшие детали, пока те не вопьются в печенку. Бедный Кудо! Кому, как не Кену знать: иногда со своей любовью планировать Айя заходил так далеко, что его хотелось огреть – чем-то тяжелым и острым – лишь бы Фудзимия заткнулся. И уж кто-кто, а Йодзи порывы сдерживать не привык. Прижав к себе устриц, Хидака задумался: войти внутрь и отвратить жестокое кровопролитие – или остаться на позициях.
«Остаться, – решил он бессердечно. – Йодзи… Да ладно – чего ему сделается?»
С Кудо и впрямь не произошло ничего – поскольку Айю Балинез не трогал. Не было ни жалоб, ни угроз, ни малейшей экспрессии – всего лишь усталая констатация факта:
– Ублюдок.
– Хн? – даже не видя выражения лица любовника, по интонации Кен понял, что Фудзимия нахмурился. – Кудо, мне кажется – или тебя и вправду что-то не устраивает?
– О да! – взорвался блондин. – Это ты точно подметил! Меня не устраивает чертовски много вещей. Меня не устраивает, что в последнее время ты начал плодить нескончаемые проблемы! Меня не устраивает, что ты не можешь или не хочешь решать их самостоятельно! И уж совсем меня не устраивает, что ты начал впутывать в это меня! Какого дьявола ты заявил, что я импотент?!!
– Это показалось мне уместным.
– О, да! – голос Йодзи сочился сарказмом. – Вот тут я не могу не согласиться. Конечно, это более уместно, чем «Кен…Эта девушка… я ее трахнул. Разумеется, я говорил, что у меня уже есть парень, и секс – это максимум, на что она может рассчитывать, однако дурочка подумала, что это шутка».
– Довольно глупо с ее стороны, – подтвердил Ран скучающе. – За время нашего короткого знакомства я не сделал ничего, что позволило бы заподозрить во мне наличие чувства юмора.
– Какого черта ты вообще назвал ей адрес?! – пророкотал взбешенный Балинез.
– Я ничего не говорил, – сейчас Фудзимия, наверное, пожал плечами. – С какой бы стати мне поддерживать подобные связи? Да и секс был для этого слишком посредственным. На самом деле, глупая случайность – ей вдруг приспичило цветов…
– Неужели тебе настолько на него плевать? – поинтересовался вдруг Йодзи бесцветно.
– Хн?
– Кен…Неужели он совершенно тебе безразличен?
– Разумеется, нет, – в голосе Айи звучали удивленные нотки. – Да и кто бы мог остаться безразличным к Кену? Он такой милый…
– Тогда какого хрена ты творишь?!
– Ну, видишь ли, – Ран произносил слова нарочито медленно – словно общался с клиническим идиотом, – я ведь уже прочитал эту книгу…
– Книгу? Книгу, твою мать?! Кен – не книга, ты траханный на голову ублюдок!
– О, нет, Йодзи, книга, – протянул Абиссинец спокойно и где-то даже равнодушно. – Добротная, тщательно прописанная, с оригинальным сюжетом и занимательным изложением, но… Зачитанная до дыр. А прочитанную книгу читать уже не интересно. Ее можно беречь, переплетать, ставить на видное место и хвастать перед друзьями – но вот читать…
– Ах ты сволочь, – задохнулся от гнева блондин. – Он же любит тебя!
– Хн.
– Тогда отпусти его, – разозлился Кудо. – Если Хидака не нужен, если ты так тяготишься – отпусти его.
– Отпустить? – повторил Фудзимия недоуменно. – Зачем? Кен мой. Ему со мной хорошо, он меня любит. Он ведь совсем как щенок, которому нужен хозяин. Которому нужно кого-то любить и от кого-то зависеть.
– Айя, – голос Йодзи зазвучал вдруг устало и очень не похоже на себя. – Ты же понимаешь, что вечно так длиться не может…
– Почему? – в голосе Рана прозвучало наивное удивление.
– Ты знаешь, почему я предложил тебе свою помощь? – спросил Балинез вместо ответа. – Почему вот уже второй месяц подряд я продолжаю играть с тобой в охотников света, уничтожающих зло?
– Надеялся, что если поможешь обстряпать мои грешки, то я закрою глаза на твои? – наверное, сейчас на лице Фудзимии возникла кривая усмешка.
– Потому что когда я наткнулся на тебя в туалете кабака, трахающим у стены случайного парня, то очень сильно захотел, чтобы Хидака никогда подобного не видел. Я и сейчас хочу. А поскольку надеяться, что ты удержишь член в штанах, не приходится – раз не хватило мозгов оценить то, чем владеешь, это единственный способ уберечь Кен-Кена.
– Смешно.
– Что именно?
– Я принял твою помощь по той же причине.
После недолгой паузы, полной мрачных мыслей и невысказанных вопросов, блондин натянуто констатировал:
– Сегодня Кен едва не узнал. Ты думал, что случится, если он… Если это произойдет?! – тихий щелчок зажигалки, и из-за двери потянуло терпким запахом сигаретного дыма. – Хидака ненавидит предательство. Предательство и предателей – ты помнишь, что они сломали ему жизнь? Казе предал его, и Кен убил Казе. А что он сделает, когда узнает о тебе?!
– Хн.
– Ты знаешь, я уже давно не верю в молитвы. В молитвы, чудеса, святых – а вот с недавних пор я снова стал молиться. Каждый вечер, каждый гребаный вечер я молюсь, чтобы когда Хидака обо всем узнает, пускай он изуродует тебя как хочет, – ради Бога! – но ничего не сделает себе! Потому что если Кен… Если он – себя… я…
– Кудо, – в голосе Рана хрустели недобрые льдинки. – Если ты так сильно беспокоишься о Кене, постарайся-ка лучше, чтобы он ничего не узнал.
– Значит, все остается по-прежнему? – уточнил Балинез недоверчиво.
– Естественно, – удивился Фудзимия.
Йодзи издал невеселый смешок.
– Так что там насчет сегодня? – в голосе Айи прорезалось нетерпение.
– Все как договаривались, – теперь голос Кудо звучал по-деловому бесстрастно. – Одежду я отнес в машину.
– Приглашения?
– В отделении для перчаток.
– Хорошо.
– Значит, сегодня мы?..
– Хн.
– Опять гоняем тварей тьмы… – в голосе Йодзи угадывалась невеселая усмешка.
-
-
24.11.2008 в 08:59«Ч-ч?..»
Кен не дышал. Уже сколько – минуту, две? Целую вечность, прошедшую с тех пор, как он услышал – это. В голове черным вихрем кружили обрывки фраз «переспал… в туалете… случайного парня… книга… неинтересная… зачитанная до дыр… зачитанная…»
Хидака бессильно привалился к стене. Перед глазами стремительно потемнело.
«Что это, ночь? – не понял он. – Но когда?..»
Кровь гулко билась в висках, норовя проломить тонкие кости и выплеснуться наружу – темная, проклятая, отравленная кровь. Отравленная Раном и его словами.
Айя все еще продолжал говорить, продолжал втолковывать что-то Йодзи, но Кен уже не слушал – шатаясь, отправился прочь.
«Я не хочу больше слушать. Я не могу. Достаточно. Его голос... Я НЕ МОГУ!»
Далеко он, конечно же, не ушел. Куда уйдешь, когда тебя не держат ноги? Когда все, что хочется делать, это рычать. Рычать, и выть, и кататься по земле, а после – свернуться в комок и не существовать. Не быть, не думать, не чувствовать.
Больно. Как же все-таки больно. Больно даже дышать. Легкие с трудом сокращаются – словно окольцованы невидимой струной, которая с каждой секундой натягивается все сильнее, грозя превратить их в кровавую кашу – после того, как перережет горло.
«Дыши! – прохрипел он себе. – Дыши, черт бы тебя побрал!»
Хидака стукнул себя в грудь. Сердце… он не ощущал своего сердца. Ни тока крови, ни сокращения мышц – одну лишь сосущую пустоту, космический вакуум, словно кто-то невидимый пожирал его изнутри. Удар, еще один, на этот раз гораздо сильнее, еще – теперь брюнет уже не бил, но царапал, пытаясь разодрать саднящую грудину.
«Когти, – промелькнуло в мозгу. – Мне нужны мои когти! Тогда я, быть может, смогу…»
Миска выскользнула из рук и, обдав напоследок холодной водой, – шмяк! – с громким стуком упала на пол. Немного отрезвев, Кен с недоумением смотрел на разлетевшихся моллюсков. Зачем это? Откуда? «Устрицы, – вспомнил он наконец. – Устрицы для моего друга Йодзи. Доброго заботливого Йодзи, который так обо мне печется. Надо бы собрать, а то ведь Айя расстроится: не любит беспорядок просто жутко, и… К черту Айю!»
Хидаку стало выворачивать. Содрогаясь, он обхватил руками дрожащее тело. Желудок спазматически сжимался, однако рвоты не было и в помине – одна лишь только едкая желчь. Кое-как отершись рукавом, он начал собирать ракушки в миску.
Быстрее. Руки тряслись и не хотели слушаться, но Кену было все равно. «Я должен собрать их как можно быстрее. Собрать их до того, как выйдет Ран. Лишь бы он только не попался на глаза!»
Кен не представлял, что будет, если он сейчас увидит Айю. Не знал, но чувствовал: случится что-то страшное. Нарочито спокойно – никогда еще спокойствие не обходилось ему так дорого как сейчас – он побросал моллюсков в емкость и направился вниз. Медленно, не выпуская перил, спустился по лестнице. Острый край миски хищно впился в подвздошье. Хидака глухо зарычал. Хотелось хватить посудину о стену – изо всех сил, не сдерживаясь – так, чтобы во все стороны хлестала вода и разлетелись осколки. Да что там миска, хотелось разнести в куски весь дом – и дом, и все что попадалось на глаза! Но… Рано. Пока еще рано.
«Я должен убедиться».
Злость, ярость, жажда разрушения – темнее сажи они поднимались откуда-то из глубины, из уголков души, в которые он никогда не позволял себе заглядывать, потому что Охотники света не имеют права носить в себе тьму. Поднимались, шептали – сначала тихо, но с каждой прошедшей минутой все громче, пока в висках не заломило от криков – убеждая забыть об этом хваленом спокойствии – да и кому оно нужно?! – и полностью отдаться во власть испепеляющей ярости. Как Кен боялся. Как всегда хотелось.
Вот так он и спускался – контролируя каждый шаг, каждый вздох, внешне спокойный и невозмутимый, однако внутри клокочущий, словно проснувшийся Везувий.
«Я должен убедиться своими глазами».
Гримаса, исказившая его черты, была жуткой.
– Кен-кун?! – стоявший у подножья лестницы Оми нетерпеливо постучал ногой. – Тебя никак не дозовешься! Кричу-кричу, а ты не… Кен-кун?.. – увидев выражение лица Хидаки, подросток рефлекторно отшатнулся и умолк.
«Страшный, – подумал Кен отстраненно. – Это хорошо. Пусть я буду страшным, пусть буду каким угодно – но только не жалким».
Ткнув миску в руки оторопевшему Цукиено, Хидака поспешил в гараж – туда, где сыто нежился, подставляя блестящие пастельные бока тусклым лучам, проникавшим через немытое гаражное стекло, кудовский Севен. Тщательно обыскал сидения – ничего. Значит, багажник. Ключи нашлись быстро – беззаботно болтались в замке зажигания: нужно быть последним параноиком, чтобы опасаться угона из охраняемого гаража. Брелок на тонкой цепочке в виде забавного плейбоевского зайчика – Кен медленно открыл багажник. Две черные спортивные сумки с известным логотипом. Вжикнув молнией, недобро сощурился на белоснежный шелк кимоно – скользкий, текущий, струящийся… Лживый. Как Ран. Упрятав все назад точными скупыми движениями – странно, но руки уже не дрожали, на смену нервной возбудимости пришло неестественное и абсолютно неприсущее ему спокойствие – брюнет открыл отделение для перчаток и выудил оттуда тисненный бежевый конверт.
Два квадратика, два белых, идеально ровных квадратика, идентичных словно близнецы. Терпкий запах цветочных духов, лоснящийся атлас бумаги, замысловатая вязь изящных виньеток, в середине которых значится:
«Mon cher ami…
Буду рада видеть… по случаю… лишь близкие друзья…
Алдэлиз де Лаланн, графиня де Трефор».
Далее шла неразборчивая подпись чернилами – одна из тех, которые можно оставить лишь крайне дорогой и эксклюзивной ручкой.
Кен медленно закрыл глаза и устало обмяк на сидении: значит, все-таки правда. Не розыгрыш, не шутка, значит, Айя действительно его…
Наверху раздался шум шагов – практически не различимый, пока едва на грани слышимости – однако Сибиряк всегда гордился острым слухом. Другой бы вряд ли уловил смазанный шелест осторожных ступней – как и приглушенные голоса, доносящиеся ранее из-за толстой двери. Проворно затолкав конверт обратно, захлопнул бардачок, швырнул ключи на коврик под сидением водителя, и, выскочив из машины, поспешно метнулся под днище.
«Почему я прячусь? Почему, черт возьми, я прячусь?!»
Как раз вовремя.
Обутые в остроносые ковбойские сапожки ноги Йодзи остановились прямо перед глазами. Стараясь дышать неглубоко и неслышно, Кен пристально рассматривал запыленную, ободранную у самого каблука кожу, отметив, что пристрастие к подобной обуви вряд ли можно считать здоровым.
«Это хорошо. Хорошо, что я еще обращаю внимание на такого рода вещи. Это означает, что я жив. И что ПОКА не сошел с ума».
С трудом подавив дикое желание расхохотаться, Хидака вцепился зубами в собственную руку. Ну разве может быть что-либо нормальнее ободранных ковбойских сапог?!
Сидение над ним тоскливо скрипнуло – и ноги блондина пропали из поля зрения.
– Странно, – пробормотал недоуменно Кудо. – Мне казалось, я убирал ключи сюда. Черт, да где же они? И куда только можно было?.. А, вот, – пробормотал он с облегчением и воровато хлопнул крышкой бардачка.
Какое-то время Кен различал только шелест бумаги и нервные стенания чехла, но вскоре в поле зрения опять возникли ноги. Возникли, обошли машину и остановились.
Лежа на животе и ощущая разгоряченной кожей холодный бетон – ткань джерси скомкалась и задралась – Кен наблюдал за их перемещением. Щелкнул багажник, знакомо заскрипела молния, тонко зашелестела шелковая ткань – и наконец довольно хмыкнул Йодзи. Кен закусил губу: ненавижу!
Выждав после ухода Кудо несколько минут – на всякий случай! – на кончиках пальцев он осторожно выскользнул из-под машины и, сжимая-разжимая кулаки в такт шагам, направился к себе – шипя на каждом вдохе: «Не-на-ви-жу…»
-
-
24.11.2008 в 09:00Мыслей не было – другое дело воспоминания. Слова, каленым железом пронзавшие мозг: книга, прочитанная гребаная книга. И еще вопрос – один, но иссушающий до самого дна: как? Как он мог?!
Слез не было. Кен ожидал, что будет плакать. Черт, он был уверен, что будет. Но слез не было. Судорожно сдавило горло, остро щипало в глазах – а слез не было. Ни единой. В голове царила звенящая пустота. Тело, совсем недавно свинцово тяжелое, вдруг стало хрупким и невесомым.
«Один неосторожный шаг – и я разобьюсь на осколки. Совсем как хрустальная туфелька Золушки, вот только принц меня не подберет… Мое волшебство рассеялось – пусть даже полночь все еще не наступила…»
Мазнув махрой по запотевшему стеклу, Хидака с недоумением уставился в зеркало. Невыносимое жалкое зрелище. Бледный, всколоченный, с помертвевшими пустыми глазами и перекошенным ртом. Скулящий, тонко воющий – пусть даже сам того не понимает.
– Свет мой зеркальце скажи,
да всю правду доложи:
я ль на свете всех милее?
Отражение ответило кривляющемуся Хидаке невменяемой ухмылкой абсолютного шизофреника. Пар оседал на холодном стекле и, конденсируясь, стекал прозрачными тонкими ручейками, размывая тем самым зеркального Кена.
«Боль, – отметил Хидака невесело, – для меня только боль. Всегда, везде – даже в зеркале. Зеркальный я стекаю, я настоящий распадаюсь на куски».
Кен не знал, что следует делать.
«Зато знаю, чего я хочу. Увидеть. Как он меня предает. Я хочу это видеть. Не только хочу – должен».
Кое-как промокнув напряженные плечи, брюнет швырнул изгвазданную одежду в корзину для белья и, завернувшись в полотенце (нагая дамочка, хватай возможность!), побрел к себе в спальню. Надсадное гудение в ушах не прекратилось, немного стихло – после душа, что ли? – но Кен был благодарен и за это.
«Как?»
Натянув на влажное тело первое, что попалось под руку – мешковатый комбинезон из темно-синей джинсовой ткани, Сибиряк изобретательно изыскивал возможность. Не было ни колебаний, ни малейших сомнений. Он просто решил для себя, чего хочет – и вот теперь пытался сообразить, каким же образом добиться желаемого.
А дело было, в общем-то, довольно просто. Очередная миссия – вот только кого предстояло убить? Себя? Любовь? Доверие? Кен нахмурился: ну уж никак не доверие. Оно отмучилось аккурат когда Хидака подслушал тот злополучный разговор.
«Лучше б не слышал, – подумалось ему малодушно. – Не слышал, не знал, не догадывался. Жил бы себе в карточном домике счастливо – ну, или как там получится – и терпеливо ждал, пока Айя перетасует карты и выкинет удачный расклад… Слабак!» – Кен встретился глазами с отражением, перекочевавшим вместе с ним из ванной в спальню, и, криво ухмыльнувшись, залепил себе в челюсть. Цинично искривленный рот мгновенно наполнился кровью.
– Ну как? – спросил он хрипло у себя. – Проснулся, ты? Лунатик хренов…
Медленно подвигал челюстью: болела. Возможно, к завтрему появится синяк.
– Ну надо же, – протянул Хидака едко, – как не вовремя…
Айя не должен ничего заподозрить.
А, значит, следует вести себя как обычно.
Привычный, назубок заученный, давно уже прочитанный Кен. Безотказный, наивный, преданный – как собака. Послушно выполняющий команды Кен. Сидеть, стоять, голос.
Брюнет оскалился и хищно зарычал.
«Смогу ли я?»
«Я не смогу».
«Что я с ним сделаю, когда увижу? Когда услышу его голос – такой красивый, такой нежный, такой насквозь лживый?»
Стоило Сибиряку закрыть глаза – и в мыслях сразу возникал его любовник.
«Мой – и чей еще? – подумал он горько. – Чей только не?..»
Красная ниспадающая на глаза челка, заостренное лицо, матовая аристократически бледная кожа…
Кисти инстинктивно сжались в кулаки, и ногти больно впились в кожу.
«Я убью его, – подумал он отстраненно. – Убью или хотя бы покалечу».
Кен пристально изучал свое отражение. Глаза на исказившемся лице горели угольями: ни о каком смирении или покорности не могло быть и речи. Одна лишь горечь, боль и яростная жажда причинить страдания, такие же – если не больше.
Ран поймет. Он сразу увидит.
«Я не смогу солгать. Ему ли, вообще – не смогу. Даже если очень нужно».
«А правду не сказать сумеешь?» – промурлыкал в сознании внутренний голос.
Криво ухмыльнувшись, Кен пятерней начесал на глаза лохматую длинную челку, радуясь, что за прошедшие недели так и не выкроил время сходить к парикмахеру. Затем ссутулился и, нарочито шаркая, вышел из комнаты, хотя его буквально раздирало от глупого желания бежать, вопить, ворваться и вцепиться Айе в глотку.
«Оми, – продолжала советовать интуиция. – Нужно успокоить Оми. Иначе Цукиено кинется к остальным – и тебя тут же раскроют».
А ведь действительно, согласился Хидака, успевший напрочь позабыть о Бомбейце. Казалось, он пронесся мимо Оми в другой жизни – или по крайней мере пару лет назад.
«Найти и заручиться поддержкой – у самого не хватит способностей, чтобы быстро, не привлекая внимания разузнать все подробности».
Брюнет кивнул. Снова верно. Закрывать из ложного чувства гордости глаза на собственные недостатки, поставив тем самым под удар предстоящую операцию, Хидака не собирался. На что, на что – на это у него мозгов хватало.
Цукиено обнаружился у прилавка: нервно выстраивал китайскую горку из керамических горшков.
«Интересно, успел ли он уже?.. Да нет, вряд ли. Хотя…»
– Оми! – окликнул Кен мягко, опуская тому руку на плечо.
– Кен-кун? – голубые глаза с пытливым беспокойством прошлись по лицу товарища. Очевидно, отметил Сибиряк отстраненно, малыш и впрямь проводит слишком много времени среди оргтехники – даже сейчас не смотрит, а сканирует. Наверное, осмотр Цукиено удовлетворил: лукавая мордашка засветилась от облегчения. – С тобой все?..
Договорить Омитчи не успел. Откуда-то с верхнего этажа раздался грохот, за которым тут же последовал невероятно прочувствованный мат.
– Кен-кун? – в глазах Бомбейца вновь заплескалась тревога. – Чего это такое было?
Ответ на свой вопрос он получил практически сразу. В комнату, кряхтя и постанывая, вполз недовольно потирающий поясницу Йодзи. Заметив младших, Кудо побагровел и, прохромав поближе, швырнул на прилавок устрицу:
– Какая сволочь набросала наверху моллюсков?!
«Ага, – отметил про себя Кен, – значит, я пропустил как минимум одного».
Взгляд Оми неуверенно заметался от разъяренного блондина к спокойному Сибиряку, с травмированной поясницы – на устрицу, неопровержимой уликой возлежавшую на конторке.
Зеленые глаза Балинеза подозрительно сузились:
– Хидака, – прошипел он, словно паровой утюг последней (вертикальное и горизонтальное отпаривание, 2 режима подачи пара + тефлоновое покрытие парового котла) модели. – Твоих рук дело?!
– Моих? – Кен с интересом рассматривал ногти. – С какой такой радости? Боюсь, Йо-тан, ты что-то перепутал. Мне-то лично устрицы ни к чему…
Оми поперхнулся и с недоверием уставился на Сибиряка. У Йодзи отвисла челюсть:
– Т-ты… Ты на что это сейчас намекаешь? – рявкнул Кудо. – Или, может, я их сам там себе набросал?!
– Потише, Йодзи, – осадил брюнет бесстрастно. – Будь я на твоем месте, не рисковал бы голосить так громко. Это если ты не желаешь восстанавливать свою репутацию у местных дам. А впрочем… – добавил Кен ядовито. – Вряд ли ты будешь в силах…
Йодзи с недоумением и перепугом рассматривал обычно дружелюбного Хидаку, внезапно его лицо прояснилось – и Балинез неуверенно позвал:
– Шульдих, это ты, что ли?
– Шульдих? – едко переспросил брюнет. – А розовые слоны тебе еще не мерещатся?
Беспокойство во взгляде Кудо смешалось с суеверным страхом: похлопав себя по карманам, он выудил из-под топика декоративное костяное распятие и живо ткнул Хидаку в нос. Ничего не произошло – разве что Сибиряк закатил глаза и выразительно покрутил у виска указательным пальцем.
– Гм.. Оми, – позвал блондин с опаской. – У нас чеснок есть?
– Йодзи-кун, может, ты того… устрицы сначала попробуешь?
– Какие на фиг устрицы?! Мне кажется, в Хидаку чего-то вселилось…
– Что именно? – не понял Оми.
Йодзи нахмурился:
– Откуда ж я знаю… Но судя по симптомам, вроде нечисть…
– На себя посмотри, – огрызнулся брюнет. – В самого-то уже давно пора вколотить осиновый кол и закопать на перекрестке – исходя из симптомов…
– Йодзи-кун, прекрати! – вмешался Оми, смерив товарища укоризненным взглядом. – Кен-кун себя сейчас и так плохо чувствует, а ты еще…
– Плохо? – раздался от двери тихий голос Фудзимии. – Кен, тебе плохо?
«Пришел, – подумал Кен тупо. – Наконец-то явился».
-
-
24.11.2008 в 09:01«Ран все увидит. Не может не увидеть, не почувствовать».
– Кен, ты меня слышишь? – переспросил Фудзимия с беспокойством. Подойдя к любовнику, отбросил со лба густые темно-каштановые пряди и осторожно коснулся прохладной ладонью пылающего лба. Кен инстинктивно дернулся и выгнул спину – ерзая под узкой рукой, желая оттолкнуть, отбросить, словно прикосновение жгло.
Ударить Айю. Ударить, бить – убить. Хидака недоуменно моргнул: глаза застилала туманная пелена, мутная, кроваво-красная – такого же цвета, как айины волосы.
«Такого цвета будет его кровь – когда я наконец ее пролью».
Пальцы правой руки рефлекторно сжались в кулак – реакция на врага: нажать на центр ладони и активизировать когти.
– Да ты же весь горишь!
– Нэ, Айя, все в порядке, – пробормотал он охрипшим от ненависти голосом. – Не бери в голову и не переживай. Не хочу, чтобы ты отвлекался во время миссии, думая обо мне.
– Бака, – констатировал Ран, взъерошив шоколадного цвета челку и ласково убрав ее за ухо. «Словно собаку погладил». – Я постоянно о тебе думаю.
«Даже когда трахаешься с кем-то случайным? – Кен встряхнув головой, заставляя волосы упасть и вновь надежно скрыть сведенное гневом лицо. – А впрочем, да, тогда – особенно. Ты говоришь, что у тебя уже есть парень…»
Фудзимия смерил любовника обеспокоено-задумчивым взглядом:
– Кен, если ты болен, наверное, стоит пойти полежать. Или, быть может, мне вызвать врача?…
– Я же сказал: не беспокойся, – отмахнулся Хидака с досадой. – Все будет хорошо. Да и что со мной может случиться? Я не один – вон, Оми за мной приглядит. А вы идите. Мы ведь не хотим, чтобы вы опоздали на миссию? Зло непременно должно понести наказание.
Пару секунд Айя молча смотрел на него, после чего кивнул, и, мимоходом клюнув в щеку, направился к выходу. Взгляд, который бросил на Хидаку Йодзи, был гораздо более внимательным и продолжительным, однако, пожав плечами, блондин сунул руки в карманы низко посаженных джинсов и проследовал за Фудзимией.
«Вот именно, – повторил Сибиряк про себя. – Зло должно понести наказание. Зло, предательство и предатели».
Закрыл глаза, внимательно прислушался и начал мысленно отсчитывать секунды: одна, две, три… сейчас они спускаются в гараж… четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять… садятся в машину… тринадцать… Йодзи откидывается на сидение: разумеется, вести свою машину другим он не позволит ни при каких обстоятельствах. Двадцать один… Ремни безопасности. Поворот ключа в замке зажигания, глухой рев мотора, переходящий в сытое урчание напоенного чистейшим бензином двигателя… Щелчок пульта дистанционного управления. Пятьдесят четыре… Шестьдесят семь… Медленно отъезжают ворота… Восемьдесят два…
Словно подтверждая правильность расчета, под окнами раздалось гудение движка. Несколько секунд Хидака просто стоял, прислушиваясь к реву удаляющегося автомобиля. Ну что же… Он открыл глаза. А вот теперь нужно действовать быстро. Времени остается не так, чтобы очень. Три – максимум четыре часа. Интересно, где именно они планируют переодеться? Вряд ли в машине. Скорее снимут комнату в отеле. Уж Йодзи-то хорошо известны места, где комнаты на час сдают без лишних разговоров. Хотя, возможно, Айе тоже.
«Убью. Я обязательно его убью».
– Оми, – позвал Сибиряк и, не дождавшись ответа, повернул голову – лишь для того, чтоб обнаружить, что Бомбейца нет: уже ушел. Задумчивый взгляд на часы – пятнадцать минут седьмого. Магазин закрывается в семь, но времени, чтоб уделять его посетителям, нет.
Настойчиво – и вместе с тем ненавязчиво Хидака выпроваживал последних. В другое время нерешительному вежливому Кену было бы довольно сложно отделаться от толпы, однако сейчас, бросив взгляд на мрачное лицо и угрюмо выпяченную челюсть, покупатели уходили без вопросов. И даже фанклуб, сгоравший от желания услышать о последних сдвигах в личной жизни их кумира, удалось изгнать без проблем.
– Потом, – пообещал Хидака. – Все потом. Завтра.
Странное дело, но первой магазин покинула Котоне. Правда, далеко, не ушла – обосновалась у витрины. Удивленные такой покорностью, остальные вышли следом, кто маша рукой, кто желая удачи. Столпившись, фанатки с любопытством наблюдали за убиравшим жалюзи брюнетом.
– Бросит, – донеслось до Кена с тротуара безапелляционное утверждение Котоне.
– Ну и с чего ты это взяла? – удивились в толпе.
– Вы его лицо видели? С таким обычно не на свидание – на убийство идут…
– Бедный Кен-кун, – запричитали жалобно. – А ведь он так старался! И что же нам теперь делать?!
– Прибрать к рукам, – хищно ухмыльнулась блондинка.
Заметив, что Хидака все еще за ними наблюдает, Котоне выбросила вверх большие пальцы и истошно завопила:
– Кен-кун, давай!
Брюнет ухмыльнулся.
– Три к одному, что он ее бросит.
– Пять к одному.
– И кто у нас сегодня принимает ставки?
– Черт, опять я деньга дома оставила. А вариант-то практически беспроигрышный…