+ комменты

[Клеменс Крац]

Название: Мой личный ад, мой личный Цербер.
Ник: Saviri
Бета: Beryl (до середины, вторая половина – неотбечена)
e-mail беты: [email protected]
Категория: Яой.
Жанр: Romance
Рейтинг: R
Пейринг: Айя (Ран) /Кен
Предупреждение: Лоскутное одеяло. Кусков много, куски разные и слеплены как попало. Слезы, сопли, ООС. Ляпы по канону.
Краткая аннотация: каждый вечер Фудзимия Ран поднимается в свою комнату и там, за закрытой дверью, позволяет себе чувствовать: любовь к сестре, жалость к себе, безразличие ко всем остальным, и… ненависть. Ненависть к Кену Хидаке.
Фанфик Закончен.
Отказ от прав (Disclaimer): все персонажи, места, вещи, люди и что-либо другое, упоминаемое здесь и имеющее какое-либо отношение к Weiss, принадлежит господину Коясу и иже с ним. Я не владею ничем и прибыли, соответственно, не извлекаю. Фамилия Шульдиха позаимствована из фика Кайгары «30 поцелуев» (weisskreuz.ru/litra/30kisses.htm).
От автора: фик для Beryl – в благодарность за проделанную работу. Пусть и не лучшее из того, что можно посвятить, но… я старалась.
И еще: сноски по тексту типа *** находятся в самом конце.
Право на размещение: получено

Мой друг, послушай, что тебе скажу я:
Он, как змея, мне преграждает путь.
Куда я ни ступлю – повсюду он.
Я выразился, кажется, понятно?
"Король Иоанн"

Любопытный солнечный луч скользнул по створчатой черепичной крыше, нырнул в полутемную комнату, пробежал по дощатому полу и, натолкнувшись на угрожающий взгляд фиолетовых глаз, поспешно ретировался, испуганно распавшись осколками блестящих солнечных зайчиков. Смахнув за ухо длинную надоедливую прядь, постоянно лезшую в глаза, Айя откинулся на подушку и раздраженно скосил глаза на будильник. Мигающее зеленым электронное табло сообщало: восемь утра. Давно уже пора встать и проделать привычный утренний ритуал, благодаря которому жизнь – в общем-то, лишенная смысла – хотя бы в собственных глазах сохраняет налет благопристойной нормальности. Убрать постель, принять душ, привести комнату в состояние хирургической стерильности, затем одеться, пройти на кухню, выпить чашку жидкой грязи, которую Кудо называет «кофе» – а по пути столкнуться с НИМ.
Комкая простыни, Айя бессильно заскрежетал зубами, корчась, словно в огне, от разъедающей душу ненависти. Еще минута, пообещал он себе, малодушно оттягивая момент, когда наконец придется покинуть безопасную комнату и вновь целый день выносить ехидные насмешки Кудо и Цукиено, чувствуя на себе голодный внимательный взгляд.
Первую встречу с Хидакой Ран помнил хорошо: именно под ее знаком и развивались их дальнейшие отношения. Восседая на парапете высотного здания, словно готическая горгулья, огромными – на пол-лица – глазами Сибиряк рассматривал его одежду и оружие, перепачканные кровью валяющегося рядом трупа. Решив, что перед ним один из подельников Такатори, Ран попытался изрубить его в лапшу – и теперь сильно сожалел, что ему помешали. Позже, когда он наконец присоединился к Вайсс и узнал, что Хидака не имеет никакого отношения к человеку, погубившему его семью, брюнет стал для него лишь одним из многих, очередной безликой деталью в человеческом механизме, приведенном в действие, чтобы достичь поставленной цели. Вот только у Хидаки было на сей счет совсем другое мнение.
Ран не сразу понял, что происходит – да и как бы он смог? Его жизнь состояла исключительно из двух вещей: месть Такатори и забота о сестре. Еще Сакура. Возможно. Когда-нибудь. Определенно не теперь. Идеальная подруга: ее было так просто отставить в сторону и забыть… Что он и сделал: первые две страсти поглощали его без остатка.
А потом появился он. Хидака Кен, кодовая кличка «Сибиряк». Он был повсюду: его нарочитая жизнерадостность и неизбывное дружелюбие, глупые раздражающие улыбки и не менее глупые разговоры, дружеские тычки, попытки вызвать на откровенность и надоедливая забота. Он был с ним в сменах и на миссиях, на кухне, разведке, доставке. Он умудрялся просочиться в его комнату и задержаться под каким-нибудь бессмысленным предлогом, и Айя не выгонял его – исключительно, впрочем, потому, что ему было абсолютно наплевать на Хидаку – как и любого другого. Бывало, Сибиряк засиживался допоздна, долго бубня какие-то, никому кроме него не интересные футбольные байки, в то время как Ран тупо таращился в угол, медитируя под монотонный звуковой фон.
Он наконец понял, лишь когда обнаружил Хидаку в своей святая святых – палате Айи – со стаканом растворимого пойла, которое почему-то называлось шоколадом и стоило ужасно дорого. Очевидно, Хидака что-то говорил – Ран видел, как шевелятся смуглые губы, как мелькает между ровных зубов влажный язык, но не слышал ни слова. Он перевел взгляд на безжизненное тело Айи, а в голове неумолимо вертелась сказанная доктором фраза: чем дольше она спит, тем меньше шансов на пробуждение.
Потом смуглая рука Кена накрыла его ладонь, и вдруг до Рана дошло. Вспомнились случайные прикосновения и шуточные поединки, инициатором которых всегда выступал брюнет; его нарочитая неловкость и то, как запнувшись о ровно, в общем-то, лежащий коврик, он умудрялся упасть ему на колени, вспомнилось нежелание оставлять его наедине с покупательницами и совместные походы в кладовку, где так тесно, что приходится прижиматься друг к другу, вспомнился сумасшедший блеск в шоколадных глазах, многозначительное подмигиванье и ехидные улыбки Кудо… Вспомнив все это, Ран понял – и помертвевшими губами произнес:
– Коснешься меня еще раз – и я тебя убью.
Хидака понял хорошо – и то, что он сказал, и то, что нет – отпрянул, выплеснув на себя мутное коричневое варево, и выбежал из палаты, полоснув напоследок раненным взглядом влажно заблестевших глаз. С тех пор он никогда не смотрел на него по-другому – и никогда не оставлял в покое.
Вот так к двум страстям, владевшим жизнью Рана, прибавилась третья – ненависть к Кену Хидаке.
Его жизнь и здравомыслие медленно катились под откос. Глаза Хидаки следили за ним всегда – где бы ни был, что бы ни делал, куда бы он ни пошел. Они иссушали, выпивали, высасывали – словно устрицу из раковины – оставляя пустой известняковый панцирь, которым Ран закрывался от мира. Они проникали внутрь и грубо срывали защитные покровы, добираясь до глубоко запрятанного и все еще кровоточащего нутра. Они препарировали, рассекали ткани, сдирая одежду вместе с кожей. Кровь, которую перекачивало его сердце, была инфицирована этими взглядами. Он прятался в своей комнате, рыча и бросаясь на стены, приходя в неистовство от собственной трусости.
Айе казалось, что это его персональный ад – существовать в глазах Хидаки, получая перерыв только ночью, за плотно закрытой дверью – в ожидании новых мук в преддверии нового дня, но из убежища комната слишком быстро превратилась в тюрьму.
Эти глаза находили его даже во сне – конечно, если можно назвать снами мрачные кошмары, в которых два раскаленных темно-коричневых солнца, грозно пылающие на небосводе, заживо сжигают окружающий мир. И он кричал, кричал, кричал… Кричал – пока не срывал голос, а просыпаясь, беззвучно трясся под одеялом. Тяжелый липкий пот обильно покрывал тело. Ран корчился от омерзения, чувствуя, как прилипает к коже влажная простынь, и все равно кутался в нее, с опаской взирая по углам, суеверно боясь, что ОН наблюдает за ним откуда-то из темноты, словно древняя безликая сила, которой матери пугают непослушных детишек.
Ран упросил Цукиено пересмотреть график дежурств в магазине, чтобы никогда – никогда – не попадать в одну смену с НИМ. Теперь на миссиях он работал в паре с Кудо: терпеть раздолбаистые комментарии и манию величия блондина было куда как легче, чем одержимость Хидаки. Впрочем, миссии тоже стали происходить по-другому. Таких кровавых убийств город не видел уже давно. Статьи отводили им передовицу за передовицей, обвиняя власти в бездействии: неизвестный буквально издевался над трупами. Последний мертвец был особенно жалок: по несчастливой случайности у мелкого наркодельца Такэнаги Хаякавы были темные глаза и шоколадные волосы. Ран долго терзал катаной безжизненное уже тело и тихо радовался, представляя на месте Хаякавы ЕГО. Газеты кинулись ловить маньяка, настоятельно советуя гражданам не выходить по вечерам в одиночку.
Мэнкс неодобрительно качала головой, Йодзи понимающе хмыкал, но Айе было все равно – потому что Хидака продолжал смотреть. На НЕГО не действовали ни едкие слова, ни уговоры, ни смертельные взгляды. ОН был словно рок, на который нельзя повлиять, который нельзя уговорить, упросить. Айя с ужасом понял, что одержимость Сибиряка нельзя свести к обычному сексуальному влечению. Тогда он не выдержал – втащил Хидаку в кладовку и, швырнув к ближайшей стене, прошипел:
– Какого черта ты от меня хочешь?!
Шоколадные глаза были полны нежности и боли:
– Ничего. Я просто люблю тебя.
– А я тебя ненавижу, – выплюнул Ран мстительно. – Как же я тебя ненавижу!..
Паче чаянья после этих слов Хидака не испарился, не ушел, обиженно хлопнув дверью, и даже не исчез – лишь мягко ответил:
– Я знаю.
Айя словно обезумел. «Ненавижу, ненавижу, ненавижу, – ежедневно бросал он в Хидаку, мрачно радуясь каждый раз, когда ЕГО лицо искривлялось от боли, и закипая от гнева, что может выплеснуть свою злость только вербально. О да, теперь он даже не мог затеять драку – ведь это было именно то, чего так хотелось ЕМУ – иметь возможность снова коснуться Рана. Поэтому Айя терпел – терпел с трудом, стиснув зубы, в то время как гнев разъедал его изнутри, а требовательный взгляд ошкуривал снаружи.
Рану хотелось выдавить, вырвать эти проклятые глаза, чтобы остались одни только зияющие пустоты. Он представлял, как Хидака смотрит на него кровоточащими ранами, и тихо улыбался. Почему-то, увидев эту улыбку, покупательницы торопливо покидали магазин. Он уже не понимал, как долго это длится. Так было раньше – так было всегда. Казалось, так будет и впредь. Нет, вдруг понял он, с этого дня все будет по-другому. Зловещая улыбка скользнула по тонким губам. С этого дня, с сегодня – после вчера.

Comments

[MaNi09]

енто было здорово!

[Клеменс Крац]

MaNi09 Погодь! Автор еще не сказал "Конец"!

[Клеменс Крац]

Ран проснулся, переполненный странным, непривычным ощущением довольства и счастья. Долго лежал, не открывая глаза, чувствуя, как путешествует по лицу любопытное рассветное солнце, а в воздухе витает сладковатый запах ванили.
Этой ночью ему снилась радуга. Она изгибалась до самого горизонта широким семицветным мостом, и Ран бежал по яркому полотну, веселый и беззаботный, зная, что в конце пути его ожидает волшебный горшок с золотом. Вместо денег у подножья радуги сидел Хидака. Поначалу Айя, обманутый в ожиданиях, требовал денег, но после длительных уговоров, в результате которых радуга от стыда окрасилась в насыщенный пурпурный цвет, пришел к выводу, что альтернативный вариант все-таки лучше.
– Мм, Кен, – он открыл глаза, рассчитывая на утренний поцелуй, а, может, даже и на что-то более существенное. Хидаки в комнате не оказалось. Ни его, ни одежды – только измятая подушка, на которой он вчера уснул. Паника когтистой лапой вцепилась в горло и угнездилась в груди напротив колотящегося сердца. Кен – где? Всего святого ради, куда подевался этот невозможный, невыносимый, глупый?.. Ванная, Ран попытался мыслить логически, ванная – или его комната, в конце концов, Кену ведь нужно переодеться. Еще он может быть в кухне – и в магазине тоже может, он может быть… «Где угодно, – злорадно ответила паника, – и ты никогда его не найдешь. Да и зачем ты ему – колючий, жесткий, ранящий? Возможно, именно в эту минуту он сейчас с тем, другим, пьет кофе, улыбается ему своей теплой, немного смущенной улыбкой и доверчиво трется щекой о большую ладонь.
– Где ты был? – спросит другой обеспокоено.
А Кен ответит:
– Боролся с прошлым. Боролся и победил, – и бросится в его объятья, и спрячет лицо у него на плече, и будет жить дальше – и никогда уже не вспомнит о тебе».
Ран вскочил и, путаясь в простынях, заметался по комнате: черта с два! Мой, верну, не отдам, не позволю!
«Правда? – зубасто ухмыльнулась паника. – Хотелось бы на это посмотреть…»
Наручники, решил Ран, осматривая комнаты, когда я найду его, закрою в спальне на неделю, выпуская – под честное слово! – не далее санузла, после чего куплю наручники и, пристегнув к себе, выброшу ключ. Чтобы у него даже в мыслях не было, чтоб даже не думал…

Он нашел Кена на кухне оживленно болтающим с Оми. Мэнкс восседала напротив, словно черное воронье, предвещающее беду – цветастый гермесовский шарфик маскировал синяки. Йодзи смалил сигарету и довольно скалил зубы, предчувствуя интересное утро после не менее забавной ночи. Вид Рана, вся одежда которого состояла из простыни, волочащейся по полу, словно шлейф великой герцогини, превзошел даже смелые ожидания Кудо. Оми выдавил беззвучное «О!», блюдца глаз расширились до размера плошек. Кен, бросив быстрый взгляд на обнаженный торс и расцарапанные в пылу страсти плечи любовника, смущенно покраснел и отвернулся. Мэнкс продолжала невозмутимо прихлебывать кофе, сверля Рана внимательным взглядом, намекающим, что не худо было бы, пожалуй, пойти и одеть на себя хоть что-нибудь – к примеру, белье.
«А в это время ты уведешь его из дома черт знает куда, – подумал Ран с неприязнью, смутно сожалея, что не придушил секретаршу, когда у него была такая возможность.
Категорически отказываясь краснеть и смущаться, он запахнулся в простынь на манер римского сенатора, плюхнулся на табурет рядом с Кеном и, притянув брюнета к себе на колени, властно впился в полуоткрытый от удивления рот, после чего, не отводя вызывающего взгляда от Мэнкс, облапил Хидаку за талию и холодно отчеканил:
– Не отдам.
Невозмутимая словно сфинкс, Мэнкс только выгнула бровь, продолжая пить кофе мелкими деликатными глотками. Йодзи улыбнулся знающей улыбкой сатира и одобрительно пробормотал: «Моя школа!». Кен отчаянно покраснел и попытался освободится из крепких объятий, за что был награжден довольно чувствительным шлепком чуть ниже поясницы.
– Айя! – произнес он возмущенно.
– Хн? – решив бороться с противником его же оружием, Ран выгнул каштановую бровь и без зазрения совести отпил из кеновой чашки.
– Отпусти меня!
– Нет.
– Но ты же не можешь…
– Могу. И прекрати ерзать.
– А если я не прекращу? – вызывающе нахмурился Кен. Ран поставил чашку и в упор уставился на любовника, после чего пожал плечами и покрепче прижал к себе, давая понять, какой эффект производит на него ерзанье Кена – и чем тому придется за это расплачиваться.
Шоколадные глаза потрясенно расширились:
– Н-но т-ты… Т-ты… ведь… ночью… столько р-аз… – Кудо заинтересованно поднял глаза. – Айя, отпусти меня!
– Нет.
– Айя! - взмолился Кен жалобно.
– Shi ne.
– Ладно, молчу, – Кен покорно вздохнул и замер, стараясь не только не ерзать, но даже практически не дышать.
Ран подтолкнул к нему кофе и повернулся к Мэнкс:
– Там не было никакой информации.
– Мы знаем, – кивнула она.
Ран смерил Балинеза угрожающим взглядом.
– Собственно, – продолжала Мэнкс невозмутимо, – мы подозревали об этом еще вчера – когда узнали о предстоящем нападении на Айю-куна.
– Нападении? – теперь уже нахмурился Йодзи. – Но откуда вы могли?..
– Кен, – Мэнкс со стуком поставила чашку на стол и обвела присутствующих озорными глазами. – Кен-кун пророк.
В кухне повисла тяжелая тишина. Кен, чувствуя со всех сторон пронзительные и слегка недоуменные взгляды, попытался съежиться и снова опрометчиво заерзал.
– Ну ты, Хидака и сволочь, – в голосе Йодзи звучала неподдельная горечь.
– Ч-что? – Кен, в общем-то понимающий, что бурной реакции не избежать, однако рассчитывавший на толерантность и сострадание, недоверчиво поперхнулся. – Ну, знаешь ли, Кудо…
– Нет, это ты знаешь! – прорычал Йодзи обвиняюще. – Знаешь и молчишь! Как в тот раз, когда я пошел на оргию, вот только оказалось что трахать должны были меня – все тридцать девять человек! Или когда пошел купаться нагишом с той грудастой девицей, а в бассейне сломался обогреватель, и вода оказалась унизительно холодной! Или что устрицы не всегда способствуют повышению потенции, а вот еще…
– Достаточно, Йодзи-кун, – мягко прервала его Мэнкс. – Я думаю, мы все прекрасно знаем, какая у тебя насыщенная интимная жизнь…
Целомудренное подсознание Кена благоразумно выпустило большую часть информации после слова «оргия», оставив из сказанного лишь общеупотребительный минимум. К примеру, цифры.
– Тридцать девять? – пробормотал Хидака недоверчиво, уставившись в обеспокоенные фиолетовые глаза и умоляя подтвердить, что ослышался. – Он действительно сказал «тридцать девять»?..
Ран сочувственно кивнул и успокаивающе погладил его по спине.
– Я-я не знал, – пробормотал Кен, заикаясь.
– А то как же, – огрызнулся Кудо.
– Йо-тан, – вздохнула Мэнкс, – боюсь, что ты не справедлив к Кен-куну. Наш Сибиряк не является пророком в классическом понимании этого слова. Он видит… несколько иные вещи.
– Что-нибудь интересное? – оживился Йодзи.
– Жаль тебя разочаровывать, Балинез, но предвиденье не есть разновидность вуайеризма. Видения Кен-куна своеобразны потому, что рассматривают будущее одного-единственного человека.
– Эгоист, – заклеймил Кудо безапелляционно.
Мэнкс раздраженно закатила глаза:
– И это не Кен.
Когда Йодзи думал головой, он соображал быстро.
– Айя?! – спросил он недоверчиво, после чего кивнул сам себе и глупо ухмыльнулся. – Господи ты, Боже мой, это просто бесценно!
Айя в шоке пялился на встрепанное чудо, смущенно ерзающее у него на коленях с таким видом, словно желало провалиться под землю.
– Как?! – произнес Ран, когда наконец сумел заговорить.
Кен протестующе помотал головой и спрятал лицо в ладонях.
Счет вздохам Мэнкс за это утро шел уже на десятки.
– Вряд ли данный феномен имеет рациональное объяснение.
– Естественно, – вклинился Йодзи. – Мы ведь говорим о Кен-Кене…
– Его способности, – Мэнкс привычно проигнорировала и комментарий, и автора, – проистекают из маниакальной озабоченности личным благополучием объекта, – суровый взгляд, которым она наградила Рана, подразумевал, что именно эту заинтересованность в благополучии Фудзимии сама Мэнкс находит необъяснимой. – Поначалу это было что-то вроде сильной интуиции, которая со временем переросла до уровня видений. Первое по-настоящему сильное возникло в деле Накахары. Разумеется, мы попытались выяснить механизм его действия, но… – она скорчила красноречивую гримаску. – Поэтому наиболее целесообразным представляется поместить Кен-куна туда, где его новые способности можно будет реализовать максимально.
– Кен возвращается в Вайсс? – получив согласный кивок, Оми радостно заверещал.
Мэнкс сдержанно улыбнулась. Ну что же, если это все, что требуется, чтобы пойти на мировую с Вайсс…
Айя был не склонен прощать так легко:
– Ты сказала, что он мертв, – произнес он обвиняющее.
– Я сказала, что он в аду, – поправила Мэнкс его мягко, – а для этого не обязательно быть мертвым. Кому и знать, как не тебе?

[Клеменс Крац]

Он вернулся, Айя! Вернулся ко мне – насовсем! До сих пор не могу в это поверить! Он говорит, что я заслуживаю счастья – и это после всего того, что я с ним сделал. Я говорю ему, что он глупый, а он смеется и отвечает, что любит меня. Ну что ж, я думаю, мы оба правы. Часто я просыпаюсь ночью и смотрю на него до рассвета. Не из-за кошмаров – теперь я вижу их гораздо реже – я просто люблю на него смотреть. Он так забавно сопит в подушку и морщит нос, когда волосы щекочут глаза… Он любит прижиматься ко мне, а я люблю его обнимать – словно если я буду держать его достаточно крепко, он никогда не исчезнет… Я беспокоюсь, если он не рядом, если не вижу его, не касаюсь, не целую… Похоже на паранойю, да? Его это ужасно забавляет. Он говорит, что это страшно мило, но думаю, ему все это скоро надоест. Впрочем, у меня есть одна идея – я ведь все-таки купил те наручники… Вот и сейчас – его нет всего лишь пять минут, а я уже сижу как на иголках. Он говорит, нам с тобой нужно поговорить наедине – семья и все такое… Думаю когда ты наконец проснешься, он тебе жутко понравится – Кен очень похож на плюшевого медвежонка, которого ты хотела на Рождество в средней школе… Сейчас он пошел за кофе – с обезжиренным молоком. Говорит, что нужно следить за холестерином. Как будто мне что-то грозит – на нашей работе… А, впрочем знаешь, я ему благодарен. За все маленькие глупости, которые он делает, за все трогательные жесты, за его любовь – просто за то, что он есть. И, Айя, я хочу, чтобы ты знала… Если со мной вдруг что-нибудь случится… если я умру в его руках, знай: я умер счастливым – это наверняка будет смерть от оргазма.

Конец

__________________________________________________________________
* Длина катаны составляет 95-120 см, вакидзаши – более короткий меч (общая длина 50-80 см).
** Похоронный марш.
*** (нем.) до свиданья

[Юнга <Брэд Кроуфорд> Ю-сан]

спасибо. Особенно последняя фраза мне понравилась

[Клеменс Крац]

Юнга <Брэд Кроуфорд> Ю-сан Так и передам автору.

[MaNi09]

Конец тоже хороший
Может автор ещё что-нибудь напишет?

[Клеменс Крац]

MaNi09 Есть коротенькие работы... А вот новое под ОГРОМНЫМ сомнением.

[Асмея]

Автор, кланяюсь, это мое самое любимое произведение с этой парой, перечитвывала его наверное раз пять, хочу ttot!
Жду новых творений, ваша верная читательница