[~Maza-kun]

Ребят,есть где-нибудь переведёные главы Sinners&Saints ?

У меня лишь 5-8 главы,а так хочется почитать полностью...

Заранее спасибо!

@темы: Фанфики, поиск

---

Немного о детстве Шульдиха...

[Kanashimi-san]

Назвение: “Schuldig”
Автор: Yohji Kudo-san
Бета: d-umka
Главное действующее лицо: Шульдих
Отказ от прав: Все герои принадлежат Коясу Такехито
Жанр: Ангст
Предупреждение: ООС. Вольный рассказ о детстве Шульдиха.

Когда я открыл глаза, вокруг меня были незнакомые люди, они смотрели на меня и кричали что-то, я никак не мог понять, что им было нужно, я слышал лишь «Schuldig, Schuldig, Schuldig!»
В чем меня обвиняли, я не знал, в моей голове кричали какие-то непонятные голоса, чужие, зловещие, сопровождающиеся страшными картинками, словно обрывками снов: липких, неприятных, пугающих.
Все хотели ударить меня, а я лишь сжался в комок и лежал на асфальте, не ощущая ни осеннего холода, ни боли, ничего…
Потом, я видимо потерял сознание. Когда очнулся, толпы уже не было, как не было и оживленной улицы Мюнхена, на которой я бродяжничал несколько лет, после гибели родителей. Была палата – серая больничная, с характерным запахом горя, страдания и боли. Мое тело болело, но я не плакал, я разучился плакать, когда умерла моя семья.
Больше всего меня пугали голоса в голове и полное отсутствие воспоминаний, лишь это тяжелое, давящее «Schuld» и ничего больше. Уже позже я узнал, что так просыпается сила «особо одаренных» паранормов, которые платят прошлым за Великое будущее, но, к сожалению не свое.
Итак, я очнулся в больничной палате с голосами в голове и полной потерей памяти. Когда в палату вошел невысокий человек в кипенно-белом халате и начал хлопотать возле меня, мне стало страшно, ведь за его чуть картавым: «Как дела, малыш, ты столько спал, что мы начали волноваться», я слышал: «Герр Бюллер приедет за ним через час… такой маленький и уже обреченный…»
Я попытался подняться, но что-то, а именно, фиксирующие манжеты, удержали меня.
- Что происходит, кто Вы, зачем Вы меня держите здесь, я хочу домой, – я пытался освободиться, но доктор лишь отрицательно покачал головой и в следующее мгновение я почувствовал укол. Голоса стихли, и я провалился в сладкое забытье.
Я пришел в себя в маленькой комнате с тусклым освещением и ржавой дверью. Меблировка была скудной: узкая койка, с такими же манжетами как в больнице, а также стул и тумбочка рядом с ней.
День сурка, с грустью подумал я, мне даже не было страшно, голоса в голове стихли и теперь ощущались, как шелест полевой травы, или шум морских волн. Почти приятно.
Память постепенно возвращалась. Я вспомнил, как ездил с семьей на пикник каждые выходные, как мать готовила фруктовый пудинг, а отец сидел, уткнувшись в утреннюю газету и пил свой черный колумбийский кофе.
Не знаю сколько часов прошло, пока я был один в этой странной комнате, но все это время, я вспоминал, какие-то незначительные события, смешные курьезные случаи, лица друзей, обстановку в доме, в котором жил, серую грязную улицу, где провел два года. Я точно помнил, что мне 12 лет, что моя мать любила жемчуг, а отец носил аккуратный зажим для галстука. Но, как меня зовут, я вспомнить не мог, лишь это непонятно откуда взявшееся «Schuldig» и больше ничего. Я не знал, в чем моя вина, не помнил, что я сделал, чем разозлил людей, избивших меня до полусмерти. С тех пор я и стал Шульдихом.
Потом было долгое обучение в Розенкройц, где из «одаренных» детей выжимали все соки. Обмороки, кровотечения из носа, перенапряжения дара, все это было ежедневной нормой. Из тех детей, что прибили вместе со мной, до выпуска из школы дошло четверо.
Я не знал, зачем выжил, зачем прошел через этот ад, я никогда не хотел быть «особенным», тем более сильнейшим, но судьба не считалась с моим мнением. Поступив в распоряжение ЭсЦэт, я решил, что отныне навсегда попрощался со свободой. Долговязый худой бледный восемнадцатилетний парнишка с секущимися рыжими волосами до плеч и едва заметными веснушками. Я не знаю, чем приглянулся одной из Старейшин. Я был ее игрушкой, ее любимой левреткой, которую она крепко держала на поводке, иногда чересчур сильно затягивая ошейник. Хотя мое питание стало лучше, чем в школьные времена, да и «дар» я использовал куда более умеренно, мое состояние ухудшалось, «мудрая и милостивая» хозяйка решила отпустить меня на прогулку. А точнее сказать, направила на оперативную работу в мобильную группировку телохранителей-убийц.
И тогда у меня появилась пусть призрачная, но надежда. Надежда, окрашенная в черный. У меня появились «Schwarz» .

(Owari…)

@темы: Фанфики, Weiss Kreuz

---

Поздравляю Всех поклонниц Weiss Kreuz С 8 Марта!

[Kanashimi-san]

Автор: Yohji Kudo
Название: "Хинамацури"
Пейринг: Йоджи/Аска, Айя/Еджи
Фэндом: Weiss Kreuz
Жанр: R
Предупреждение: OOC

"Хинамацури"

Сегодня был прекрасный день, я давно не был так счастлив. Ты улыбалась мне, говоря, что весна наступила раньше, что бы отпраздновать мое двадцатилетие. Сакура никогда еще не зацветала в Хинамацури. Кто-то сказал бы – глобальное потепление, а ты сказала – чудо, произошедшее для меня.
Мы шли по храмовой дороге, усыпанной сотнями лавочек с этими невообразимо яркими куклами. Я впервые увидел тебя в юкате, ты была прекрасна, ты стала моим солнцем. Стайки юных школьниц стрекотали о нас. Да, мы были, пожалуй, самой красивой парой на этом фестивале: ты была очаровательна в традиционном наряде, который подчеркивал твою истинно японское великолепие, изящность и грацию, я, светловолосый, высокий полукровка, всегда притягивавший заинтересованные взгляды. Сегодня был наш день.
Мы стояли под сакурой. Держась за руки. Закатное солнце отражалось в твоих глазах.
- Еджи, ты – лучший подарок девушке в ее день. – Улыбаясь, прошептала ты и нежно коснулась моих губ поцелуем.
- Аска, любимая, - я смотрел на тебя, не отрываясь, на твоих щеках играл легкий румянец, всегда, когда мы целовались, ты очень смущалась, только я знал тебя такой – робкой и нежной. Все остальные видели лишь твою силу и крутой нрав, девушку, готовую дать фору любому парню.
- Еджи… - Никто так не произносил мое имя, никто, кроме тебя.
- Будь моей женой, Аска? – Я достал небольшую коробочку, которую бережно прятал от тебя весь день.
- Еджи, я согласна, - ты улыбнулась, - но, только после раскрытия нового дела, Детектив Кудо, - твой звонкий смех прекрасной музыкой разливался по округе, и я смеялся вместе с тобой.
- Как скажете, Детектив Мурасэ – я улыбнулся и надел тонкое золотое колечко с небольшим светлым камушком на твой палец…
Я проснулся с твоим именем на губах…
- Сон, всего лишь сон… - Из моих глаз катились слезы. Я плакал, свернувшись в комок. Плакал, вспоминая твою улыбку, мягкость твоих волос, нежный голос, неустанно шептавший «Еджи, Еджи…Еджи…»
- Еджи! – голос Хидаки заставил меня вздрогнуть.
- Вставай, у тебя утренняя смена в магазине! – Не унимался Кен.
- Иду. – Сонно пробормотал я, заставляя себя проснуться, сегодня Хинамацури, в «Конеко» наверняка будет ажиотаж. Никто не знал, что сегодня мой день рождения. Никто. У членов «Вайсс» не было дней рождений, не было семей, возлюбленных, их самих не было. Все мы официально мертвы, так же, как и ты, любимая.
Когда пришло время закрывать магазин, я еле держался на ногах. Не знаю, что на меня нашло, в лице каждой из тех неугомонных школьниц, я видел тебя, Аска.
- Кудо, Кудо, Еджи! – Я не сразу понял, что кто-то зовет меня, пока этот кто-то не коснулся моего плеча.
- Айя? – я вздрогнул и удивленно уставился на Абиссинца. Миссий сегодня не планировалось, я судорожно начал придумывать оправдания тому, что сплю посреди рабочей смены, или нет, ведь магазинчик уже закрыт, сколько же я проспал? Фудзимия должно быть уже вернулся из больницы. Он – единственный из нас, у кого еще осталась связь с миром живых – его любимая сестра, имя которой он носил, будто знамя своей мести.
- прости, Айя я.. – Я не договорил, просто виновато опустил глаза и собрав все бухгалтерские бумаги, которыми занимался, передал их лидеру. Он скептически пробежался по ним взглядом и кивнул. Все было правильно.
- Кстати, с днем рождения… - Сказал Фудзимия, протягивая небольшую коробку, перевязанную лентой.
- Что? Айя, как ты узнал?! - я не узнал свой голос. Ровно два года прошло с того момента, как я принимал поздравления. Тогда меня поздравляла моя любимая, моя Аска. Воспоминания нахлынули на меня с новой силой, словно раздирая мою душу на части.
- Аск-а-а… – я почувствовал, как колени подкашиваются, картинка перед глазами начала расплываться, превращаясь в смутный силуэт, я начал терять сознание.
Очнулся я на диване, Айя сидел рядом и смотрел на меня.
- Что случилось с твоей невестой, с Аской? – тихо спросил он.
- От-откуда ты знаешь… - едва слышно произнес я.
- Ты бредил. Звал ее, просил стать своей женой, кричал, - Айя посмотрел в окно – было довольно темно, неужели он все это время просидел тут.
- Она погибла,… ее убили,… ее жизнь прервалась на мох глаза, она хотела спасти меня, отвлекла преследователей на себя, меня ранили, я сказал ей бежать, но она, она…решила выиграть время для меня… и.. – я замолчал, чувствуя, как слезы заполняют мои глаза.
- ты сожалеешь, что не погиб вместо нее? – Голос Абиссинца звучал отрешенно.
- Конечно, она должна была выжить, а не я! – рьяно заявил я.
- И ты хотел бы для нее такой жизни, Еджи? Хотел бы, что бы она была на твоем месте, покрывала свои рыки кровью убитых людей, хотел бы обречь ее на жизнь УБИЙЦЫ? – Фиалковые глаза сузились. Я молчал, не зная, что сказать, я не думал, что Аска смогла бы стать убийцей, что она смогла бы казнить «темных тварей», как это делаю я. Только не она, она слишком чистый и прекрасный человек.
- Отвечай, Еджи! – Теперь Айя требовал ответа. – Тебя нашли Критикер, вытащили с того света и сделали убийцей, будь она на твоем месте, ее ждала бы та же участь!
- нет, Аска…она никогда бы не… - меня трясло, я не представлял, как Айя мог сказать такое. Я поднялся с дивана, подошел к нему и ударил, но из-за недостатка сил, вместо удара получилась смазанная пощечина. Он посмотрел на меня из-за растрепавшейся челки.
- Я тоже не пожелал бы такой судьбы моей сестре. Мы с ней всегда были вместе. Когда я начал заниматься кэндо, она, не задумываясь записалась тоже. Сейчас, она могла бы убивать, пытаясь отомстить за меня, я знаю, что могла бы. Мы с ней очень похожи, понимаешь, Кудо, похожи! – Я никогда не слышал, что бы Фудзимия говорил о своей семье, о своем прошлом, его голос был пропитан горечью и болью.
- Я вытолкнул ее из дома, я приказал ей бежать, за секунду до взрыва, я толкнул ее… - Он замолчал и опустил голову. Теперь он не казался мне бесстрастным хмурым лидером. Нет, наоборот. Я увидел другого человека. Настоящего Айю.
Мы долго сидели в темной гостиной, молча глядя друг на друга. Мы с ним были похожи. Оба несли на плечах груз вины, оба страдали и прятались под масками. Только его маской было ледяное спокойствие, а моей безрассудный авантюризм. Но, сегодня эти маски треснули. Рассыпались прахом. Обнажая старые душевные раны и переживания, понятные лишь нам.
Я не помню, как мы оказались рядом, кто начал поцелуй первым, а кто лишь страстно отвечал. Все перепуталось, но в тоже время встало на свои места и прояснилось. Две одиноких страдающих души нашли друг друга. В ту ночь, я впервые вспомнил, что значит улыбаться по-настоящему, мы уснули на диване, закутавшись в плед.
Этой ночью во сне я вновь видел Аску, в том парке, где сделал ей предложение. Она улыбнулась мне и пожелала счастья.
Я проснулся рядом с любимым человеком, в моих глазах дрожали слезы счастья, а за окном распускались первые розовые бутоны цветов сакуры.
------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
"Хинамацури":
3-го марта в Японии отмечается удивительный и очень красивый праздник 雛祭り (ひなまつり, Хинамацури, Праздник кукол или Праздник девочек. 雛 (ひな, хина) - это маленькая бумажная куколка.
03/03/1977 (*каноническое время) - день рождения Кудо Еджи.

@темы: Фанфики, Weiss Kreuz

---

Поздравляю Всех поклонниц Weiss Kreuz С 8 Марта!

[Kanashimi-san]

Автор: Yohji Kudo
Название: "Хинамацури"
Пейринг: Йоджи/Аска, Айя/Еджи
Фэндом: Weiss Kreuz
Жанр: R
Предупреждение: OOC

"Хинамацури"

Сегодня был прекрасный день, я давно не был так счастлив. Ты улыбалась мне, говоря, что весна наступила раньше, что бы отпраздновать мое двадцатилетие. Сакура никогда еще не зацветала в Хинамацури. Кто-то сказал бы – глобальное потепление, а ты сказала – чудо, произошедшее для меня.
Мы шли по храмовой дороге, усыпанной сотнями лавочек с этими невообразимо яркими куклами. Я впервые увидел тебя в юкате, ты была прекрасна, ты стала моим солнцем. Стайки юных школьниц стрекотали о нас. Да, мы были, пожалуй, самой красивой парой на этом фестивале: ты была очаровательна в традиционном наряде, который подчеркивал твою истинно японское великолепие, изящность и грацию, я, светловолосый, высокий полукровка, всегда притягивавший заинтересованные взгляды. Сегодня был наш день.
Мы стояли под сакурой. Держась за руки. Закатное солнце отражалось в твоих глазах.
- Еджи, ты – лучший подарок девушке в ее день. – Улыбаясь, прошептала ты и нежно коснулась моих губ поцелуем.
- Аска, любимая, - я смотрел на тебя, не отрываясь, на твоих щеках играл легкий румянец, всегда, когда мы целовались, ты очень смущалась, только я знал тебя такой – робкой и нежной. Все остальные видели лишь твою силу и крутой нрав, девушку, готовую дать фору любому парню.
- Еджи… - Никто так не произносил мое имя, никто, кроме тебя.
- Будь моей женой, Аска? – Я достал небольшую коробочку, которую бережно прятал от тебя весь день.
- Еджи, я согласна, - ты улыбнулась, - но, только после раскрытия нового дела, Детектив Кудо, - твой звонкий смех прекрасной музыкой разливался по округе, и я смеялся вместе с тобой.
- Как скажете, Детектив Мурасэ – я улыбнулся и надел тонкое золотое колечко с небольшим светлым камушком на твой палец…
Я проснулся с твоим именем на губах…
- Сон, всего лишь сон… - Из моих глаз катились слезы. Я плакал, свернувшись в комок. Плакал, вспоминая твою улыбку, мягкость твоих волос, нежный голос, неустанно шептавший «Еджи, Еджи…Еджи…»
- Еджи! – голос Хидаки заставил меня вздрогнуть.
- Вставай, у тебя утренняя смена в магазине! – Не унимался Кен.
- Иду. – Сонно пробормотал я, заставляя себя проснуться, сегодня Хинамацури, в «Конеко» наверняка будет ажиотаж. Никто не знал, что сегодня мой день рождения. Никто. У членов «Вайсс» не было дней рождений, не было семей, возлюбленных, их самих не было. Все мы официально мертвы, так же, как и ты, любимая.
Когда пришло время закрывать магазин, я еле держался на ногах. Не знаю, что на меня нашло, в лице каждой из тех неугомонных школьниц, я видел тебя, Аска.
- Кудо, Кудо, Еджи! – Я не сразу понял, что кто-то зовет меня, пока этот кто-то не коснулся моего плеча.
- Айя? – я вздрогнул и удивленно уставился на Абиссинца. Миссий сегодня не планировалось, я судорожно начал придумывать оправдания тому, что сплю посреди рабочей смены, или нет, ведь магазинчик уже закрыт, сколько же я проспал? Фудзимия должно быть уже вернулся из больницы. Он – единственный из нас, у кого еще осталась связь с миром живых – его любимая сестра, имя которой он носил, будто знамя своей мести.
- прости, Айя я.. – Я не договорил, просто виновато опустил глаза и собрав все бухгалтерские бумаги, которыми занимался, передал их лидеру. Он скептически пробежался по ним взглядом и кивнул. Все было правильно.
- Кстати, с днем рождения… - Сказал Фудзимия, протягивая небольшую коробку, перевязанную лентой.
- Что? Айя, как ты узнал?! - я не узнал свой голос. Ровно два года прошло с того момента, как я принимал поздравления. Тогда меня поздравляла моя любимая, моя Аска. Воспоминания нахлынули на меня с новой силой, словно раздирая мою душу на части.
- Аск-а-а… – я почувствовал, как колени подкашиваются, картинка перед глазами начала расплываться, превращаясь в смутный силуэт, я начал потерять сознание.
Очнулся я на диване, Айя сидел рядом и смотрел на меня.
- Что случилось с твоей невестой, с Аской? – тихо спросил он.
- От-откуда ты знаешь… - едва слышно произнес я.
- Ты бредил. Звал ее, просил стать своей женой, кричал, - Айя посмотрел в окно – было довольно темно, неужели он все это время просидел тут.
- Она погибла,… ее убили,… ее жизнь прервалась на мох глаза, она хотела спасти меня, отвлекла преследователей на себя, меня ранили, я сказал ей бежать, но она, она…решила выиграть время для меня… и.. – я замолчал, чувствуя, как слезы заполняют мои глаза.
- ты сожалеешь, что не погиб вместо нее? – Голос Абиссинца звучал отрешенно.
- Конечно, она должна была выжить, а не я! – рьяно заявил я.
- И ты хотел бы для нее такой жизни, Еджи? Хотел бы, что бы она была на твоем месте, покрывала свои рыки кровью убитых людей, хотел бы обречь ее на жизнь УБИЙЦЫ? – Фиалковые глаза сузились. Я молчал, не зная, что сказать, я не думал, что Аска смогла бы стать убийцей, что она смогла бы казнить «темных тварей», как это делаю я. Только не она, она слишком чистый и прекрасный человек.
- Отвечай, Еджи! – Теперь Айя требовал ответа. – Тебя нашли Критикер, вытащили с того света и сделали убийцей, будь она на твоем месте, ее ждала бы та же участь!
- нет, Аска…она никогда бы не… - меня трясло, я не представлял, как Айя мог сказать такое. Я поднялся с дивана, подошел к нему и ударил, но из-за недостатка сил, вместо удара получилась смазанная пощечина. Он посмотрел на меня из-за растрепавшейся челки.
- Я тоже не пожелал бы такой судьбы моей сестре. Мы с ней всегда были вместе. Когда я начал заниматься кэндо, она, не задумываясь записалась тоже. Сейчас, она могла бы убивать, пытаясь отомстить за меня, я знаю, что могла бы. Мы с ней очень похожи, понимаешь, Кудо, похожи! – Я никогда не слышал, что бы Фудзимия говорил о своей семье, о своем прошлом, его голос был пропитан горечью и болью.
- Я вытолкнул ее из дома, я приказал ей бежать, за секунду до взрыва, я толкнул ее… - Он замолчал и опустил голову. Теперь он не казался мне бесстрастным хмурым лидером. Нет, наоборот. Я увидел другого человека. Настоящего Айю.
Мы долго сидели в темной гостиной, молча глядя друг на друга. Мы с ним были похожи. Оба несли на плечах груз вины, оба страдали и прятались под масками. Только его маской было ледяное спокойствие, а моей безрассудный авантюризм. Но, сегодня эти маски треснули. Рассыпались прахом. Обнажая старые душевные раны и переживания, понятные лишь нам.
Я не помню, как мы оказались рядом, кто начал поцелуй первым, а кто лишь страстно отвечал. Все перепуталось, но в тоже время встало на свои места и прояснилось. Две одиноких страдающих души нашли друг друга. В ту ночь, я впервые вспомнил, что значит улыбаться по-настоящему, мы уснули на диване, закутавшись в плед.
Этой ночью во сне я вновь видел Аску, в том парке, где сделал ей предложение. Она улыбнулась мне и пожелала счастья.
Я проснулся рядом с любимым человеком, в моих глазах дрожали слезы счастья, а за окном распускались первые розовые бутоны цветов сакуры.
------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
"Хинамацури":
3-го марта в Японии отмечается удивительный и очень красивый праздник 雛祭り (ひなまつり, Хинамацури, Праздник кукол или Праздник девочек. 雛 (ひな, хина) - это маленькая бумажная куколка.
03/03/1977 (*каноническое время) - день рождения Кудо Еджи.

@темы: Фанфики, Weiss Kreuz

---

мини подарок к 8 марта!

[Kanashimi-san]

Автор: Yohji Kudo
Название: "Вспомнить все..." (Часть 1. мини-трилогии)
Пэйринг: Едзи/Айя
Пост Глюэн, пост Side B

«Вспомнить все…»

Каждый раз, когда я смотрю в зеркало, у меня возникает ощущение, что со мной что-то не так. Аска говорит, что это посттравматический синдром и следствие потери памяти, но, мне кажется что за этим кроется нечто большее.
Тогда, два года назад, очнувшись в больничной палате без воспоминаний, без имени, без жизни, я не знал, смогу ли выжить, но доброта и забота Аски сделали меня счастливым, помогли начать все с чистого листа. Когда мы поженились, я был влюблен в нее, она была моим идеалом. Но, это длилось не долго. Постепенно, мое прошлое стало возвращаться ко мне, заполняя мои сны, превращая ночь – в кошмар. Я не мог нормально работать, перестал уделять внимание своей возлюбленной, я сходил с ума. Аска поддерживала меня, убеждала обратиться к специалистам, но, все было тщетно.
Я видел, как она страдает рядом со мной, поэтому в один прекрасный день, собрал небольшою сумку и ушел – в никуда. Я брел по городу, наталкиваясь на прохожих, словно в забытье, не замечал ничего вокруг. Когда я «очнулся» на улице была ночь, накрапывал холодный осенний дождь, который я до сих пор не замечал. Моя одежда промокла до нитки, меня знобило и сильно хотелось курить, хотя в своей «новой жизни» я не имел этой пагубной привычки.
Войдя в небольшой павильон на заправке, я купил дешевые сигареты и курил – жадно, словно никотин заменил мне кислород, и стал жизненно необходимым. А потом я опять брел – в ночь, какой-то старичок, подобрал меня на безлюдной трассе и довез до Токио, даже предложил остаться у него, – в небольшом ресторанчике на задворках «Неспящего» города, и высушить одежду, но я отказался. Я шел, сквозь темные спальные и портово-промышленные районы огромного мегалополиса, шатаясь от усталости, не зная направления, просто шел, под утро я уже не держался на ногах, поэтому привалившись к кирпичной стене небольшого здания, сполз на тротуар и отключился.
Первое, что я увидел, проснувшись – было обеспокоенное лицо темноволосой девушки, склонившейся ко мне, ее голос доносился до меня, словно через слой ваты. «Вы в порядке?», «Что с Вами!?». Ее лицо показалось мне смутно знакомым, словно я уже где-то видел эти густые иссиня-черные волосы, заплетенные в две свободные косы, эти глаза, нежно-фиалкового цвета, эту светлую, будто фарфоровую кожу.
- Благодарю, Вас, Юная Леди, со мной все в порядке. – Мой голос звучал как-то непривычно, видимо, я все же простыл, меня все еще знобило, и попытавшись подняться на ноги, я окончательно убедился в своей болезненной беспомощности.
Девушка, тем временем, позвала какого-то паренька – коренастый, темноволосый, очень добродушный, судя по выражению лица. Вместе, они подняли меня с тротуара и придерживая повели куда-то, я плохо соображал, мое сознание ускользало, утягивая меня назад – в сонную темноту.
- Доброе утро, Господин, - звонкий голосок нарушил царившую вокруг тишину.
- где? Где я? – прошептал я пересохшими губами.
- Вы, в цветочном магазине «Конеко но суми йе», - сказала девушка, - я - Фудзимия Айя, его хозяйка.
- Фуд-зи-ми-я? Айя? – Я с трудом заставил себя открыть глаза.
- У Вас был жар, я и Акино – мой помощник, - принесли Вас сюда. – Пояснила Айя, улыбаясь.
- Вы очень добры, Айя-тян...- ответил я, в голове, как заезженная пластинка крутилось ее имя: «Айя? Айя? Айя!».
- Я привела в порядок Ваши вещи, они были испачканы, - смущенно сказала девушка.
- Благодарю, Вас, Вы так добры ко мне, не знаю, чем смогу отплатить Вам за Ваше гостеприимство. – Я пытался заставить себя мыслить здраво, но, удавалось мне это с трудом.
- Вы? Нет, что Вы, Простите, я не знаю Вашего имени. – Краснея и запинаясь произнесла Айя.
«Рье Ито» - хотел сказать я, но непослушные губы, произнесли совершенно другое имя:
- Кудо Йоджи… - эти слова, будто сняли «блок» с моих воспоминаний, я вспомнил все: Детективное агентство, Мурасэ Аску, «Конеко», «Критикер», «Вайсс» и его - Фудзимию Айю – Рана, брата, готового на все, что бы спасти свою маленькую сестренку – Айю-тян, живущего лишь ради мести… Того человека, которого я любил больше всего на свете…

Конец 1-ой части...

@темы: фанфики, Weiss kreuz

---

[Atame]

Название: Любимый надоедливый блондин
Автор: Atame-sama
Фэндом: Weiss
Пейринг: Йоджи/Ая
Жанр: зарисовко с элементами жести
Рейтинг: *задумасло* ПГ-16
Права: по***ла и вернула
От автора: беты все так же нет, а персы сошли с ума.

www.diary.ru/~blackout1991/p96975470.htm#more1

@темы: Фанфики

---

Sein

[chinpunkanpun]

Название: Sein*
Автор: chinpunkanpun
Фэндом: Weiss Kreuz
Бета: сам себе семпай
Пэйринг: Айя/Оми
Рейтинг: нагло претендует на R
Жанр: ни то, ни сё, но просили романс
Предупреждения:
1) автор в глаза не видел мангу и нагло игнорит Глюкен, как следствие: ООС *вообще тут должен быть капс капса*, пафос и бред
2) отсутствие сюжета и динамики
3) извращённые фантазии по поводу прошлого и настоящего героев, так что АУ
4) употребление наркотиков (как вариант, автором? Т___Т)
Саммари: было бы гораздо проще, если бы они просто поговорили…
Статус: закончен
Дисклеймер: Коясу Такехито. Мои здесь только комплексы и перверсии. Все до единой умные мысли утырены у пары-тройки офигенных писателей
Примечание: *в немецком языке слово «sein» (быть) означает и существование, и принадлежность кому-то

дальше?

Ран живёт не ради своей личной жизни и мыслит не ради своего личного мышления. У него чувство, что он живёт и мыслит по принуждению некой семьи, для которой он сам, согласно какому-то неведомому закону, представляет формальную необходимость.
И это норма. Он – формальность, необходимая Вайсс. Вечно сдержанный и хладнокровный. Молчаливый. Такой, каким должен быть. Сплошные штампы.
А семьи-то давно уже нет.
Единственный способ не свихнуться от раздражения – сделать неприятное привычным. Привычно работать в магазине, привычно навещать сестру, привычно убивать на миссиях. Жизнь – череда обязанностей. И он должен.

Они завтракают вместе. Оми, Айя и Кен. Йоджи утром не ест вообще, он спускается вниз перед самым открытием и молча выпивает свой кофе. Потом выходит через заднюю дверь и закуривает, глядя на мусорные баки и узкую полоску неба между кирпичных стен.
Они давно уже перестали испытывать неловкость от странностей и привычек друг друга.
Завтрак проходит под жизнерадостный трёп Хидаки. А почему ему не быть весёлым? Ведь у него единственного из Вайсс, действительно, есть личная жизнь.
Цукиёно сосредоточенно листает учебник, не глядя, что ест, и жуя как попало.
- Правда, было бы здорово, если наш Омиччи всегда оставался таким же мелким и кавайным, как сейчас? - спрашивает Айю Кен.
Тот рассеянно улыбается.
Всегда - это хорошо.
И он отвечает: «Да».

Наверное, Кен – его друг. И собеседник. И хрен знает кто ещё. Но больше всё-таки друг.
Тот единственный раз, что у них был, даже нельзя назвать сексом. Так, слабая пародия на минет. Это скорее было, ну, вроде как дружеское объятие, только интимней.
Ран тогда впал в полукоматозное состояние после всех воплей «Такатори, шинееее!!!» и попыток в приступе боевого безумия покромсать катаной дорогостоящий импортный транспорт.
Он вообще мало что помнит. Только влажные прикосновения, и как Хидака сорвано шепчет: «Давай!».
«Даю», – говорит Айя и зажмуривается.
Он не хочет утешения, но не потому что не хочет его (этого хочет каждый), искать утешения – значит признать свою потребность. Значит быть выбитым на периферию собственной личности, почти вне её, и едва ли уже знать, для кого ты желаешь утешения. А значит быть не в состоянии найти его, действенное, но неистинное, потому что такого просто не существует.

* * *
Йоджи бы сильно удивился, узнав о том, что Ран Фузимия умел говорить непристойности ничуть не хуже, а может, и изобретательнее него самого. Что он шатался по злачным местам и в самом нежном возрасте, не пьянея, глушил спиртное.
Золотая молодёжь. Богема.
Сложись всё иначе, сейчас Ран уже развлекал бы себя чем-нибудь существенно крепче травы (к тому же трава - такой моветон). Может, героином. А на досуге покуривал крэк. Айя бы уже бегала по свиданиям, а через пару месяцев озаботилась покупкой противозачаточных. И вряд ли пришла за советом к старшему брату.
Но всё именно так, как есть.
От прежней жизни Фудзимии остались только вызывающий цвет волос, серьга, сестра-полутруп и чуточка порочного опыта.

Он никогда не прикасается к ней. Только приносит цветы.
Красивая бледная девочка, похожая на птицу. Айя. Сестрёнка.
Если бы она была здорова, вряд ли чувства Рана были бы теми же. Ведь его раздражают школьницы, заполняющие магазин. Их банальные интересы, навязчивое поведение и бессмысленные разговоры.
Айя. Почти неземное существо. Ангел в переплетении проводов и трубок – бабочка, запутавшаяся в паутине.
Медсестра заглядывает в палату. У неё ярко-алая помада, почти как у Манкс, и дорогой парфюм. Роза и жасмин, а вот мускуса перебор. Духи кажутся женщине невероятно изысканными.
Он морщится. Смешиваясь с больничными запахами, аромат теряет последние приятные ноты.
Айя бы тоже красила губы, хотя не так ярко. И духи он бы ей подарил. При более идиллическом сценарии.
Сейчас от неё пахнет только лекарствами.
Комплекс младшей сестры. Вот как это называется.
Хочется целовать тонкие до прозрачности пальцы. Кончиками пальцев обрисовывать дуги бровей и изгиб скул. Гладить по волосам. Дыханием согревать холодную кожу.
Никаких прикосновений. Не руками убийцы.
Он приносит цветы. Они умирают – благоухание, отдающее тлением. Их сменяют другие.
Все сколько-нибудь сильные эмоции Рана сосредоточены на этом неподвижном теле, которое, возможно, уже не является его сестрой. На остальное его просто не хватает.
Извращение? Для него естественно любить так, как умеет. Так, как удобно.
Аппарат, трубками которого она опутана, издаёт резкий звук через равные промежутки. Будто кто-то зло и монотонно матерится по ТВ.

* * *
Иногда по выходным они ужинают, почти как семья. После чего Кудо усаживается в кресло и застывает, пялясь в телек. Ни одно дело не может удержать Йоджи долго, и за несколько часов он успевает поиграть на приставке с Кеном, помочь с уроками Оми и уйти шляться по ночному Токио. Бомбеец и Сибиряк устаивают шутливую потасовку из-за пульта, а потом Хидака уламывает мальчика, и тот позволяет сделать себе массаж.
Они включают какую-то историческую мутотень, видимо, чтобы развлечь Айю.
Почему окружающие считают, что Ран просто обожает фильмы про эпоху Эдо, читает исключительно шедевры национального наследия и вообще живёт, чтобы претворить в жизнь кодекс чести самурая?
Наверное, дело в катане… Ну, точно в ней.
Фудзимия следит, как руки Кена скользят по худой спине и вздрагивающим бокам.
Он знает, что звёзды вообще-то красивые. Но они не могут ни во что вмешиваться. Они могут только смотреть. Кажется, это для них наказание за что-то. А за что – ни одна звезда уже не в силах вспомнить.
Он тоже может только смотреть. Или не только. Но дети всегда вырастают и перестают верить в сказки. Вроде фей и полётов наяву. Вроде любви.
Будет время, когда Бомбеец уйдёт вперёд, просто потому что может. В состоянии пойти дальше мира убийцы с больным прошлым и туманным будущим. Остальным Вайсс придётся смотреть, как с каждым разом его взгляд делаются всё более чужим и не узнавающим. Но это потом.
Ран встаёт и молча уходит тренироваться с мечом.

То, что Кену нравятся парни, Рану ясно уже давно. Еще до дурацкой истории с Казе он сопоставил собственные наблюдения и известную информацию, а там уж вывод напрашивался сам.
Просто Хидака понял, что Айя знает, именно после того случая.
Фудзимия иногда задаётся вопросом, почему для остальных Вайсс так важно его мнение.
И вот Кен, который упорно видит в близких людях только лучшее, несмотря на любые достоверные факты и доказательства вины, едва не на коленях приползает в комнату Рана, ожидая, видимо, сурового разноса от вечно правильного и непогрешимого Абиссинца за собственные сексуальные вкусы.
И что он получает?
Фразу:
- Я уже с полгода об этом знаю, почему именно сейчас это вдруг должно меня возмутить?
От удивления у Хидаки не слишком-то интеллектуальный вид.
- Так ты говоришь, это нормально?
- А в нашей теперешней жизни хоть что-то нормально? Хотя прятать бронежилет под футболкой и изображать Рембо – перебор.
Сибиряк медленно идёт к окну. Опирается о стену, чуть откинув голову. В свете фонаря видна только нижняя часть лица: остро выступающие под кожей желваки и стиснутые губы.
Ран не мастер импровизации: у него редко получаются прочувствованные высказывания, если не подготовить их заранее.
- Я же не Бог-отец. У меня нет права карать или миловать. Обратись за этим к Персии, если есть нужда.
Айя – совсем не тот человек, у которого нужно искать утешения.
В семнадцать лет можно позволить себе быть эгоистичной бесчувственной сволочью. Можно не заботиться об окружающих. Можно даже привыкнуть к этому и прожить так всю жизнь.
Но ему не семнадцать. И круг того, что он может себе позволить, очень мал. Он понимает все издержки существования в коллективе и знает правила работы в команде. И если для эффективной деятельности необходимо выражать сочувствие, Фудзимия это сделает.
- Послушай, ты наверняка давно определился в своих предпочтениях. Так что мнение остальных – последнее, что должно тебя волновать. Ведь выбора всё равно нет, так?
Кен молча сползает по стене и садится на пол.
Ран редко говорит что-либо, не обдумав предварительно два или три раза, а если и говорит, то остаётся страшно собой недоволен. И, конечно, он совсем не тот, у которого можно искать и найти утешение.
Он сопротивляется пристальному взгляду ближнего. Человек, даже будь он непогрешим, видит в другом только ту часть, на которую хватает его силы зрения и способа смотреть. В этой комнате нет непогрешимых или невинных. А то, что он может показать, и что может вместить взгляд, Хидаке видеть не стоит.
- Если хочешь, расскажи.
И ощущение кошмарной банальности.

* * *
Оми совсем не похож на Айю, каким тот был в его возрасте. Мальчику нужно постараться, чтобы хорошо подготовиться к занятиям. Он учит даже по ночам, а из-за миссий и работы в магазине у него не хватает времени на дополнительные курсы. Компьютеры, Интернет и множество других вещей, в которых Цукиёно действительно одарён, увы, не входят в школьную программу.
У него нет друзей, потому что они требуют внимания. Нужно встречаться, гулять или просто болтать по телефону. У Оми слишком плотный график, и дружба в него не вписывается. Он редко ходит куда-нибудь, разве что одноклассники пригласят, а он не сумеет отказаться. Мальчик не любит караоке и игровые центры, ему сложно расслабиться посреди большого скопления людей. Кажется, он ступает по канату, натянутому над самой землёй, привычно улыбаясь публике. И каждый раз, раз за разом, забывая, что канат предназначен для того, чтобы об него спотыкаться, а не идти по нему. И он спотыкается.

Абиссинец смотрит итоговый выпуск новостей. Важный, можно сказать, семейный ритуал. Если выпадает вечер, когда все собираются в гостиной, он всегда включает это. Никто его право не оспаривает. Кому, как не Айе, следить за событиями. В общем, он смотрит новости, потому что так правильно.
Бомбеец уткнулся в учебник по алгебре. Он озадачен. Время от времени качает головой – верный признак.
Кен и Кудо ожесточённо скрипят джойстиками и лениво переругиваются.
- Ты продул, Хидака! – почти экстатически вопит Балинез, и Ран недовольно морщится. Оми подскакивает, растеряно вскидывая глаза. А Сибиряк даже не вздрогнул. Впрочем, он к подобным нотам в мужских голосах привык, нэ?
- Иди лесом, Йо-тян!
- Малыш, ты скоро там? Мне просто позарез нужен спарринг-партнёр, а не девочка, - Йоджи смотрит на мальчика и не замечает нарастающей паники в глазах Кена.
- Извини, я всё никак задачу не решу. Весь последний час мучаюсь, и никак.
- Давай я посмотрю? – вымученно бормочет Хидака.
Балинезу надоедает сражаться за первенство с компьютером, и он тоже подбирается ближе.
Ран слушает краем уха, как Цукиёно читает условия вслух. Ничего архисложного, просто не совсем обычный способ решения.
Он формулирует ответ, взвешивает каждое слово, дожидается удобного момента, чтобы заговорить.
Он уже размыкает губы и вдруг понимает: беседа перескочила на другую тему. Бомбеец вдохновенно вещает о новых компонентах в составе взрывчатки и увеличении радиуса поражения.
Фудзимия переводит взгляд на экран.
Можно вмешаться сейчас и подсказать. Будет нормально. Не слишком к месту, но нормально. Можно подойти после и объяснить. Можно даже зайти к Оми в комнату.
Айя сдерживает нервную улыбку. Он будет смотреть новости. Именно это от него ждут, в конце концов.

Ран знает, для Оми очень важно мнение окружающих. Кен и Йоджи уже высказались. Да и не было у них счётов с семейством Такатори. Он другое дело. Поэтому Бомбеец желает спросить прямо и идёт к Фудзимии в комнату. Ему немного неловко, потому что старший парень продолжает лежать на постели, закинув за голову руки. Вообще-то обычно Айя даже не садится на неё в рабочей или уличной одежде, но это мальчику знать необязательно. Шнуровка на груди слегка топорщится, и Ран сдерживает желание её одёрнуть. Сегодня в магазине, когда он нагибался, переставляя ящики, футболка и вовсе сбивалась на одно плечо. В голове стучит, и за этим заполошным звуком совсем ничего не слышно. Цукиёно почти в слезах, он растерян и нуждается в поддержке и одобрении.
Айя в этот момент думает только, что Оми не расскажет Хидаке про то, как Абиссинец нарушил собственное правило и улёгся на постель в обычной одежде. Потому что просто не знает.
Фудзимии абсолютно плевать, что раньше Бомбеец был Такатори. Ему непонятно, почему тот вообразил себе, что Ран его ненавидит. Но в данный момент Цукиёно эмоционально неустойчив, он пережил потрясение и жаждет человеческого тепла, поэтому объяснения, скорее всего приведут к мелодраматической сцене со слезами и обжиманиями, Айя к этому пока не готов.
Он растерян, потому что, казалось, явно выражает своё отношение: никогда не делает мальчику замечаний, не отчитывает его за промахи и шикает на Йоджи, когда тот переходит в своих шутках грань приличия.
Он поворачивается к Оми спиной и произносит:
- Я устал, оставь меня в покое.
Он не хочет ничего менять.
Самообладание замыкает бесконечные кольца снова и снова. Он, как дерево, наращивает их количество, и время всё надёжней прячет его уязвимую сердцевину. Это так же естественно, как рост травы или смена сезонов, естественно и неизбежно.
И, как утопающий из последних сил тянется к удаляющейся поверхности, как приговорённый к пожизненному сроку надеется, что однажды в коридоре встретится главный, который скажет: «Этого не запирайте больше. Я беру его к себе», - он повторяет: «Ведь есть же Айя! Я ведь люблю Айю!»

* * *
Айя очень напыщен, ему кажется, что он весьма преуспел в добре. Потому как испытывает множество различных искушений с совершенно неведомых ему прежде сторон.
Однако, правда, похоже, в том, что его внутренние демоны решили устроить вечеринку и пригласили друзей.

Не существует ничего на сто процентов порочного и тёмного. Но разбирать оттенки не их дело. Каждый из Вайсс – Немезида с повязкой на глазах, вершащая собственную придуманную справедливость. И каждому знаком страх увидеть в противнике не тварь, не абсолютное зло – человека.
Добро в каком-то смысле безотрадно. Их добро уж точно. Зло в итоге – всего лишь излучение любого сознания в различных его проявлениях.
Ненависть, месть, искусственно наведённый фанатизм – этим они ограждают себя от реальности. Убивать, прикрываясь красивыми лозунгами, так просто.
Вайсс убивают. Кен – старательно, будто выполняет очередное спортивное упражнение. Оми – легко и естественно, как дышит. Айя – привычно и отстранённо. А Кудо забирает жизнь с улыбкой.
Однажды приняв как данность легкомысленного эгоиста Йоджи, Ран почти перестал обращать на него внимание, насколько это возможно, обитая в одном пространстве. Балинез воспринимался чем-то вроде мебели, непременного атрибута, присутствующего в жизни каждый день.
Фудзимия никогда не думал об этом. Не думал, что можно получать удовольствие от самого процесса. Что для кого-то «месть» не просто слово, не привычка, не костыли, позволяющие обманываться.
Пока не увидел, как Йоджи убивает. Нет, они делали это сотню раз. Вместе и поодиночке. Но то работа. Кудо, отнимающий жизнь из любви к искусству, в подходящем настроении, - иное.
Всё легально. Противники, действительно, твари Тьмы. Но сейчас он наслаждается. Его оружие располагает к подобному. Можно выдавливать дыхание по капле, дарить надежду, ослабляя нажим, и забирать её.
Балинез, как безумный кукольник, дёргает за нити своих марионеток. Пальцы двигаются, будто руководя невидимым оркестром. Он дирижёр с неприлично счастливым лицом.
Собственно, Абиссинец в состоянии понять подобное. Но ему неприятно, что он свидетель чего-то настолько личного.

Йоджи подавлен. Он старается быть как можно менее заметным и не попадаться на глаза.
В конце рабочего дня он нервно курит в излюбленном переулке, постукивая по стене мыском кроссовки. Плечи застывают, когда на улицу выходит Айя. Но Кудо есть Кудо, он с независимым видом засовывает руки в карманы и опирается о стену.
Почему остальные думают, что Ран считает себя вправе наказывать хоть за что-то, не относящееся к работе? Почему оставляют это право именно за ним? У него нет желания копаться в чужих проблемах, а в жизни и так хватает грязи. К тому же каждый получает удовольствие, как может, не так ли?
Фудзимия облокачивается о ту же стену. Расстояние – меньше ладони.
- Угостишь? – кивает на сигарету. Тон странный, выходит почти женственно.
Балинез распахивает глаза до европейского размера. Достаёт и сам прикуривает, наверное, так же, как знакомым женщинам. Движения отточенные и привычные. Айя забирает, касаясь пальцами пальцев.
Если не вдаваться в детали и не совращаться самоанализом, он знает, Йоджи успокаивают прикосновения. В погоне за ними он проводит свободные вечера. Наверное, его просто недообнимали в детстве.
Ран приваливается к чужому плечу и делает первую затяжку. Прикрывает глаза. Как же давно…
- Эээ, Айя?
Тот сквозь усмешку выдыхает дым.
- Чего ты от меня хочешь, Кудо? Я видел, и ты знаешь, что именно. Я должен сейчас на тебя наорать?
- Ну, ты сейчас должен замораживать меня презрительным взглядом и втирать, что правильно, а что нет.
- Вот как?
Абиссинец – одна большая фикция. Характерная роль, из которой уже вырос. Рамки давят, подняться мешает некая тяжесть: чувство застрахованности на всякий случай. Быть неподвижным мешает беспокойство, оно гонит прочь, мешает совесть (или то, что от неё осталось), бесконечно стучащее сердце, страх одиночества и желание его опровергнуть - всё это лишает покоя.
Он желает освободиться. Он несмел и нелегкомыслен. Небоязлив. Свободная жизнь не испугала бы его. Можно ли себе позволить? Можно отпустить?
- Сегодня пойдёшь? – спрашивает он после паузы, слизывая с губ горечь.
- А?
- По моим расчетам твой запас подходит к концу, отсюда и все эксцессы. Ты начал нервничать и пьёшь больше обычного, учитывая это и ещё пару деталей, получаем вывод.
Безмятежную улыбку Фудзимии можно фотографировать для брошюрок свидетелей Иеговы.
- Нет, настроение не то.
Кудо не отпирается, вероятно, вступает в силу убеждение, что Айя вроде Большого Брата и от него ничего не скрыть. Сам Ран подозревает, что Критикёр в курсе специфических привычек каждого, но пока он может держать их под контролем, изменений не будет. Это хорошо.
Человеческие союзы основаны на том, что кто-то своим сильным бытием опровергает отдельные другие, сами по себе неопровержимые жизни. Им-то приятно и утешительно, а на деле лишено правды, недолговечно.
- Я так устал, - вздыхает Абиссинец, щелчком отправляя окурок в полёт, - даже не представляешь. Зависть иногда берёт, когда вижу как ты релаксируешь. Не то, чтобы я не пробовал, но это было давно. У тебя ведь надёжный дилер? Скажешь мне, как его найти?
Балинез наконец приходит в себя.
- Айя, тебя с одной сигареты так повело? Это же бред, ты не должен…
- Не говори мне о том, что я должен! Хочешь правду? Мне плевать, как и где ты развлекаешься, пока работа остаётся на уровне. Я не собираюсь читать мораль, лезть в душу или пытаться тебя переделать, ясно?
- Я понял.
То, что нужно: безразличие с каплей откровенности. Никакого давления. Йоджи его не выносит.
Ты в безопасности, Кудо. Расслабься.

А вечером тот сообщит, что отправляется по бабам. На самом же деле нога за ногу дойдёт до ближайшего клуба и купит волшебный пакетик. Амфетамины – это вам не аспирин, их в аптеке не купишь. Да и не существует панацеи от перепадов настроения, подавленной агрессии и упадка сил.
Чтобы стать собой, Йоджи требуется совсем немного усилий и небольшой допинг. Утром он будет заботливым другом, прекрасным собеседником и душой компании. В конце концов, у каждого свои недостатки.
Хидака соберётся в тренажёрный зал, и, может быть, действительно, пойдёт туда и займётся спортом.
Оми вяло поковыряет еду в тарелке и уйдёт в свою комнату. Раньше он иногда оставался в гостиной, а ещё постоянно читал за столом на кухне, но не в последнее время.
Айя многое замечает - такова его обязанность.
Этим вечером он может отправиться на прогулку. Долго бродить по улицам под всё больше раздражающими взглядами прохожих.
Он может чувствовать себя узником, и тогда появятся печаль, слабость, болезни и бредовые мысли. Ничто не утешит его, потому что это лишь утешение. Слабое, сладковатое, как остывший чай, вызывающее головную боль, как свечной газ, утешение перед грубым фактом заключения.
Если бы кто-нибудь спросил его, чего он, собственно хочет, ответа бы не было. Потому что у него - и это одна из ужаснейших вещей – нет представления о свободе.
Свобода – лишь скользкое слово. Если бы можно было сжать его в ладони, оно бы таяло, как шоколад. Чёткая форма, обратившаяся в грязь от тепла твоего тела. Хотя всегда можно посчитать свободой возможность уйти, хлопнув дверью.

Реальность – лишь череда вероятностей. И почему в этом ряду «сейчас» должно быть более весомым, чем «возможно» и «если»? Они равноценны. По крайней мере, Абиссинец уже не видит особой разницы.
Возможно, он еще более двинутый, чем скользящий между собственными аффектами Кудо, или Кен, параноящий из-за обычных вещей, или… Ведь, как говорится, масть к масти подбирается.
Если отсутствует то, что надо делать, во время коротких передышек, когда старый план выполнен, а новый не ещё не составлен, Ран относится к реальности творчески – в рамках собственного сознания.
Сложись всё иначе, Айя бы покуривал на досуге крэк. Впрочем, Балинез втирал о необходимости иногда расслабляться. А с их работой от старости не умирают. Так стоит разок забить на своё драгоценное здоровье? Почему бы и нет.
Никто не может желать того, что ему, в конечном счёте, во вред.
Значит, Кудо подцепит сегодня какую-нибудь девицу, Кена совратит с пути истинного давний приятель, и ночевать Хидака останется у него, Оми запрётся, и только потустороннее мерцание компьютера из-под двери покажет, что он ещё не лёг. Фудзимия отправится пафосно гулять в одиночестве.
Сон, который он увидит сегодня, развёртывается перед ним, как на экране, как наяву. Ночная улица, слабо освещённая фонарём, и он сам в круге света. А потом из тени выходит человек. У него классический вид уличного дельца и раскосый очень тёмный взгляд. А ещё у него полные карманы радости для заблудших и потрёпанные ангельские крылья.

* * *
Рану начинает казаться, что ход его собственного сюжета - некая врождённая данность, его мнение в этом случае нежизненно и маловажно.
Как бы он ни хотел сохранить прежней свою жизнь, вернее, существование, ему всё так же пришлось бы убегать, ускользать из чужих рук, оставаясь победителем. Человеком, убегающим от поражений.
Никого нельзя обманывать насчёт победы, в том числе и себя.
Он закрывает за собой дверь ванной и вступает в мир вероятностей и иллюзий. Возможно, первый признак познания жизни – желание умереть. Эта жизнь кажется невыносимой, другая – недостижимой. Ты просишь, чтобы тебя перевели из старой камеры, которую ты ненавидишь, в новую, которую ещё только предстоит возненавидеть.
Но есть и другие способы.
Айя забирается в пустую ванну и закуривает. Этой комнатой на первом этаже редко пользуются, разве что вторая оказывается занята.
Затянувшись, он прислушивается к ощущению легкого жжения в груди. А потом его выдёргивает. И снова. И снова. В итоге уже непонятно делает ли он то, что делает, или только собирается, или только думает собраться. Это вроде как называют бесконечными возвращениями. Известный феномен.
Ран обнаруживает себя на дне белоснежной эмалированной долины и понимает, что нихрена это не бесконечные возвращения, это – приход.
В лёгких шевеление. Ему ясно, мотылькам нужно наружу. Он ещё в школе читал антиутопию какого-то испанца, так там для счастья каждому гражданину требовалось введение в кровь живых золотых рыбок. Но рыбки – чушь. Другое дело мотыльки.
Он выдыхает их вместе с дымом, и они порхают вокруг, роняя с крыльев пепельную пыльцу. Айя не пытается их ловить. Может быть, его тело – кокон, тонкая оболочка для чего-то красивого.

Дверь с грохотом ударяется о стену. Периферическое зрение ловит только размытое светлое пятно. Звуки, конечно, достаточно красноречивы, но Абиссинец, эмбрионом свернувшийся в своей прохладной колыбели, некоторое время соображает, что это.
Он перекидывает руку через бортик и поднимает голову.
Оми рвёт. Он сидит на корточках, упираясь ладонями в бачок, и его один за другим скручивают спазмы.
Через несколько минут Цукиёно спускает воду и идёт к раковине. Ран удобно прижимаясь животом к вогнутой стенке и упираясь подбородком в край ванной, говорит:
- Привет.
Мальчик вскрикивает от неожиданности и пятится.
- Я перекусить спустился, з-захотелось, вот. Видимо, что-то не то съел… Айя-кун?
Фудзимия улыбается. Оми не набросился с расспросами и не обеспокоился странным поведением товарища, это настораживает.
- Ты оправдываешься? Правильнее было бы сначала выяснить, что я здесь делаю. Менее подозрительно.
Большие, наивные голубые глаза расширяются. Ну-ну.
- Итак, ты пьёшь таблетки или просто заканчиваешь каждый перекус сеансом радиовещания?
- Я… всего лишь отравился! – Бомбеец лихорадочно моет руки и полощет рот.
Ран медленно выбирается, плавно перетекая из одного состояния в другое, и тихо шепчет, наклонившись к самому уху.
- Сейчас мы поднимемся в твою комнату, если я хоть что-нибудь найду…
Твоё недомогание может сказаться на деле. Нашем общем деле, ясно? Впрочем, даю тебе фору, можешь попытаться их спрятать. Вперёд.
Оми срывается с места, потом слышатся торопливые шаги вверх по лестнице.
Айя медленно поднимается следом. Он собирается выбить хлипкую дверь ударом ноги, но тут понимает, что она не заперта, более того – приоткрыта.
Темно. Монитор светится совсем слабо, а окно плотно завешено. Йоджи бы сейчас сказал что-то вроде: «Порнушку качаешь, м?». А Хидака бы усадил и поговорил по душам. Жаль, проблему решать не им.
Мальчик, ссутулившись, сидит на кровати. Полное отсутствие энергии и агрессивности удерживает от немедленного и грубого обыска.
Может, не стоило прикрывать работой личное беспокойство, но иначе Ран не умеет. А ещё он должен быть жёстким. Обязан.
Абиссинец прикрывает глаза и встряхивает головой. Уже почти нормально. Логика при нём. Его уверенность в этом бессмысленна.
- Оми, тебя что-то беспокоит? Расскажи мне.
Да ему самому весело – кто побежит к Фудзимии плакаться в жилетку? Только последний псих. Или кто-то очень наивный. Так может быть?..
Айя с усилием продолжает, говорит то, во что сам никогда не верил, но ему не привыкать:
- Мы же команда, а значит, вроде как близкие люди. Хорошо, я понимаю, почему ты не пошёл ко мне или к Кудо, хотя у вас вроде хорошие отношения. Но почему не поделился с Кеном?
Цукиёно странно булькает, и Ран успевает испугаться, что того снова вырвет, но слышит только смех. Очень мрачный смех.
- С какой стати? Он всё и заварил в итоге! Чего вы хотите? Вам нужен тот, на кого можно спихнуть все детали и технические вопросы. А потом просто игнорировать. Ты ведь так и поступаешь, Айя-кун? И тут Кен со своей дурацкой мечтой о младшем брате. Вы ведь все об этом думаете, так или иначе. Вам нужен маленький мальчик рядом. Как нечто чистое и невинное. А я не помню ничего, кроме Вайсс! Хороша невинность? – Бомбеец подаётся вперёд, стиснув край постели, - я всё ждал, ты его одёрнешь, но нет, ты выбрал именно этот момент, чтобы едва не впервые за всё время мне улыбнуться! Почему ты недоволен? Это ведь то, чего вы хотели! - Оми трясёт, у него круги под глазами, и кости выпирают даже через балахоном висящую футболку, - мне казалось, так я буду расти медленнее…
- Знаешь, что будет, если ты не остановишься? – вкрадчиво спрашивает Фудзимия, и его мозг захлёбывается потоком информации и виснет, как старый компьютер, но губы продолжают двигаться, слова плавно льются. Прекрасно, когда есть набор доведённых до автоматизма действий. – Сначала тебе кажется, всё под контролем. Потом начинаются головокружение и обмороки. Депрессия. Галлюцинации.
Айя говорит подобное? Не он ли сегодня покупал альтернативу реальности, будто пакетик леденцов?
- Какая разница, если ты станешь улыбаться мне чаще?
Это, правда, прозвучало?
Он был разделён надвое: одна часть охватывает взглядом всё, видит, что он стоит здесь, и что вода рядом, а вторая ничего не замечает, разве лишь догадывается, что первая всё видит. Он хотел пить и был отделён от источника только кустами. Но поскольку он ничего не замечал, то не мог утолить жажду.
Теперь он прямо-таки наткнулся на правду, едва не расшибив лоб.
Наверное, всё дело в том, что Цукиёно помнит себя только последние шесть лет. Наверное, поэтому он хочет иметь семью и просто быть с кем-то.
Ран делает широкий шаг и упирается ладонями по обе стороны от его бёдер. Мальчик всегда отличался сообразительностью, поэтому начинает тихонько отползать. Потому что странно суженные зрачки Абиссинца, неестественно и жутко суженные, уже нельзя объяснять ярким светом в ванной. Их вообще никак нельзя объяснить. То есть, конечно, можно, но это ведь Айя, и есть вещи, которых он никогда не сделает.
Ну да, формальности и клише. Привычка стандартно мыслить чаще всего нас и подводит.
Спина Оми упирается в стену, а Фудзимия вцепился в ноги так, что трещит ткань пижамы, и улыбается. И тянется вперёд и трётся щекой о щёку.
Прикосновение как шёпот на незнакомом языке. Такой тихий, что обычно и не услышишь. Разве только прижавшись вот так.
- Мальчик, который не хотел расти. Мальчик из страны Нетинебудет, - руки забираются под одежду и скользят по груди, ключицам, там, где косточки остро торчат на плечах. По выступающим рёбрам и впалому животу, - прости, у меня закончилась волшебная пыльца. Полёты отменяются.
- Что? – Цукиёно нервно облизывает губы.
- Правильным японским детям не читают эту сказку? Питер Пэн хорошему не научит? – Ран склоняет голову на бок, - или ты просто забыл, такое случается. – Он, не встречая сопротивления, снимает с Бомбейца футболку и утыкается в шею – улыбающиеся губы прямо к коже. - Значит, шутка с напёрстком не в зачёт, а жаль, - Айя устраивает голову на чужом плече, стискивая коленями вздрагивающие бока.
- Айя-кун, что ты делаешь?
Похоже, сегодня государственный праздник глупых вопросов. Может, ещё спросит, не гей ли он? Кен был бы рад.
- Люблю тебя, конечно. Только спина скоро затечёт.
Оми умеет целоваться. Почти. Труды покойной Оки-чан не прошли даром. Робкое прикосновение языка, и Фудзимия размыкает губы. Мягко перехватывает инициативу, гладит, показывает, как лучше.
Мальчик цепляется за верх штанов и выглядит жутко напуганным, когда Абиссинец пытается их стянуть. Ничего, можно и так. Ран прикасается через ткань. Никакого напора.
Это не секс, какая пошлость, это… чувственная любовь. Такой вот переслащённый эвфемизм. Чувственная любовь, которая скрывает небесную. Именно потому скрывает, что содержит в себе, иначе бы не смогла. Чем же ещё может заниматься обдолбанный наёмный убийца со своим младшим коллегой? Только, мать её, любовью. Небесного оттенка, ага.
В семнадцать можно быть весёлым. Непонимающим. Бессердечным. Но трудно не реагировать на явные физические провокации. Так что долго Цукиёно не продержится. Минут через десять идея снять остальную одежду кажется ему самой великолепной вещью на свете. Айя слизывает испарину с живота, уже беспрепятственно гладит нежную кожу. О да, у него достаточно развращённое воображение, и к закономерному завершению ведёт множество путей, но…
Он не собирается совать в Оми пальцы. И ничего другого тоже. По крайней мере, не сегодня.
Потому что больно. И речь тут не о физиологии, и, в конечном счёте, даже не о Бомбейце.
Фудзимии больно. Ощущения зашкаливают, чувств столько, что хочется просто встать и уйти. Забиться в какой-нибудь угол, переждать, хорошенько обдумать, а потом обдумать ещё раз.
Кожа ладоней чуть огрубела от тренировок, и прикосновение не кажется Рану настолько шокирующим. Он водит рукой вверх-вниз, а его улыбка ободряет и дарит уверенность. И нет обладания, только бытие, только жаждущее последнего вздоха, жаждущее задохнуться бытие.
В темноте, потому что компьютер перешел в энергосберегающий режим, Цукиёно, как слепой, водит ладонями по лицу Айи.
Очень удобно приказывать, когда то, чего требуешь, и есть желание исполнителя.
- Я нормально. Спи, поговорим завтра.

* * *
Мрачный Абиссинец не то зрелище, которого желаешь, просыпаясь утром. Особенно если из одежды на тебе только задравшаяся футболка, а перекрученное одеяло сбилось в комок в районе живота. Естественно, Оми смущён и слегка напуган.
- Ну, и где они?
Мальчик отводит глаза со вздохом:
- В сумке.
Пока Ран, стоя спиной, перетряхивает сумку, он спешно расправляет одеяло.
- Это все?
- Да.
- Хорошо. Теперь поешь.
Бомбеец разглядывает поднос на коленях. Тарелка полна на треть. Он и не думает спорить, послушно глотая бульон.
Айя складывает находки в карман и забирает посуду.
- Спасибо, - говорит Цукиёно, и его охватывает предчувствие. Чего-то мерзкого и стыдного. Того, что именно Фудзимия точно не должен видеть. Оми рвёт прямо на покрывало.
Ран абсолютно невозмутимо берёт поднос одной рукой и, почти не глядя, собирает одеяло.
- Всё нормально, ляжешь в моей комнате, я позвоню в школу и скажу, что ты не придёшь.

Человек не может жить без постоянного доверия к чему-то нерушимому в себе, причём и это нерушимое, и это доверие могут долго оставаться для него скрыты. В плане умения игнорировать очевидные вещи, Абиссинец – виртуоз, и небо его свидетель. Но стоит только впустить в себя чувства, как они уже требуют к себе доверия.
Он упирается плечом в косяк, остановившись в дверях, и молча разглядывает Бомбейца. Тот откинулся на подушки и смотрит в окно.
- Нэ, Айя-кун, я ведь вряд ли вырасту намного больше, чем я сейчас? Я всё-таки японец, да и наследственность… - шепчет мальчик, не поворачиваясь. Ему не придётся взвалить вину на себя, он сможет стремиться вперёд в почти невинном молчании, в мире уже омрачённом до его прихода другими.
- Даже если станешь ростом с Кудо, пока ты остаёшься собой – остальное неважно.
Фудзимия садится на край кровати и с улыбкой смотрит в оживлённые голубые глаза: словно у ребенка, смотрящего на фейерверки. Он почти забыл, как оно бывает. У поцелуя вкус зубной пасты, и это так трогательно, что почти грустно. Чуть больше, чем соприкосновение губ, чуть меньше, чем могло бы случиться в переполненной ярким светом комнате. И вроде после вчерашнего можно не тушеваться, но Ран предельно осторожен, с трудом проглотив вставшую поперёк горла нежность. Он делает из своей нужды добродетель. Он умеет.
- Честно?
- Ты же знаешь, я никогда не лгу.

@темы: фанфики

---

Аю хотят все.

[Atame]

Название: Аю хотят все.
Автор: Atame-sama
Беты нет
Рейтинг: ПГ-13
Жанр: флафф, романс, помешательство
Пейринг: Йоджи/Ая
Права: по***ла и вернула
Саммари: Аю хотят все. Но достанется он только одному.

www.diary.ru/~blackout1991/p96261950.htm#more1

@темы: Фанфики

---

Смотреть

[chinpunkanpun]

Название: Смотреть
Автор: chinpunkanpun
Фэндом: Weiss Kreuz
Бета: сам себе семпай
Пэйринг: Йоджи/Оми
Рейтинг: R
Жанр: романс
Предупреждения: написано по первому сезону аниме, ООС и панический бред
Саммари: заказ был такой: «Йоджи/Оми, формальное принуждение, hurt-comfort, связывание леской, любовь и хэппи-энд»
Статус: закончен
Дисклеймер: аниме наверняка чьё-то

смотреть дальше

Оми.
Смотреть. Смотреть на мелкий дождь, разбивающийся о тонкий лёд. Смотреть на раздавленную крысу у края дороги. Смотреть на жёлто-красные деревья.
Дышать. Медленно так.
Считать, рассчитывая дыхание. До четырёх – на вдох, до трёх – на выдох.
Не слушать. Потому что ещё пара фраз: «Эй, Оми, ты, правда, думаешь, что мне идёт это пальто?» или «Оми, тебе не надо надевать эти джинсы – у тебя в них ноги коротковаты, ну, между нами, я в этих вещах разбираюсь» или «Оми, я так рад, что нам удалось выбраться вдвоём куда-то – мы совсем не общаемся в последнее время» или…
- Оми, подожди…
Они останавливаются уже возле машины. Напротив – большая витрина. Мальчик кладёт покупки на заднее сиденье. Его спутник рассеянно шарит по карманам, доставая пачку сигарет. Вытягивает одну, прикуривает и всё это время не сводит глаз со своего отражения. Высокая стройная фигура в серебристом пальто чуть ниже колен. Вьющиеся светлые волосы путаются с искусственным мехом воротника.
Парень затягивается и красиво откидывает голову, чуть улыбаясь. По-особенному. И уголки губ чуть дрожат.
- Оми, мы так редко разговариваем в последнее время… У тебя что-то стряслось?
Ему не нравится, никогда не нравилось собственное имя. Балинез почему-то считает необходимым постоянно повторять его.
Мягко улыбнуться в ответ. Несложно. Он привык улыбаться так, как нравится Йоджи. Так, чтобы этот придурок думал, будто у него всё хорошо.
- Всё нормально, правда, – с голосом чуть сложнее. Никакой сухости, больше эмоций, немного извиняющиеся интонации. – Просто работать много приходится. Ты же знаешь.
Холодный воздух. Болят глаза. Много людей. А покурить в машине Кудо, разумеется, не может – ловит взгляды проходящих мимо девиц, улыбается им, всем вместе, ни одной в отдельности. Оми ждёт.
- Оми, тебе, правда, нравится новое пальто?
Непонимающий взгляд, брови вверх, чуть прикусить губу, словно что-то формулируешь. И медленно сосчитать до десяти.
- Конечно, Йоджи. Ты же знаешь, оно шикарное. Да ни одна девчонка мимо пройти не сможет!
«Мне не нравилось и предыдущее, но в этом ты выглядишь как блядь. Высокооплачиваемая, если угодно. Ты как, по улицам не боишься без лески ходить? Ну, знаешь, кретинов полно. Затащат в подворотню и…»
Кудо доволен – улыбается. Закидывает окурок в мусорку.
- Оми, с тобой хорошо. Нет, я всех наших ребят люблю. Но ни с одним душевно не поговоришь. Айе просто дела ни до кого нет. Кен скажет то, что мне надо услышать. А с тобой хорошо так, спокойно. Поехали? Всё ведь купили?
- Ты езжай. Я пройдусь немного. Захотелось вдруг.
- О, отличная идея, я с тобой.
- Нет, Йоджи, - он продолжает улыбаться. Даже мягче, беспечнее. – Не надо, езжай. Я хочу подумать.
- Что-то случилось всё-таки, да? Я ведь чувствовал… Знаешь, у меня есть такое – ну чувствую я, когда близкому человеку плохо.
- Ничего не случилось. Всё будет хорошо. Я просто ненавижу этот город.
И уйти, пока Кудо не успел начать новую реплику. Оми и так знает всё, что тот может ему сказать.

Йоджи.
Дрянь. Мелкая лицемерная дрянь.
Йоджи старается дышать медленно и спокойно.
Можно догнать Оми. Можно крикнуть что-нибудь. Можно ещё поговорить вечером, дома. Он сидит в машине. Тупая боль стучится в правый висок. Остаться было правильно. Он это знает. Он знает многое. Он только не знает, как говорить с Бомбейцем, когда тот серьёзен или зол, только и всего.
Он закрывает глаза, глубоко вздыхает и заставляет себя улыбнуться.
В детстве на Новый год мама разрешала ему делать всё, что он пожелает. У кого спросить разрешения придушить Оми – Кудо не знает. Спросил бы.

Оми.
Он когда-то читал, что к городу надо привыкать, как к новой одежде. Недолго, несколько дней. Он читал об этом в хорошей книге – он вообще любил читать и любил хорошие книги с плохим концом. Он читал и улыбался про себя. В этом городе он родился и вырос. Этот город был ему чужим. Оми привык, и тот перестал его напрягать. Просто иногда эмоции зашкаливали и выходили из-под контроля. Как сейчас.
Ему трудно дышать, а он зачем-то вспоминает ту самую книгу: слишком яркую обложку, мягкую, глянцевую, приятную на ощупь, желтоватые страницы и ту самую строчку: «К новому городу тело привыкает, как к новой одежде, не сразу».
Ему трудно дышать, и кругом – люди. Много людей. Давят. Он странно петляет – только бы выбраться быстрее, только бы его не трогали, только бы не прикасались.
Почему в толпе все так уродливы? Почему столько неприятных запахов?
Неужели этих людей, вот таких, кто-то любит и ждёт?
Передёргивает от омерзения. Хочется кричать, ещё больше – врезать любому, кто заденет хоть рукавом.
Справа дома расступаются, морщиной убегает вглубь города узкая улица. Оми прибавляет шагу и сворачивает. Здесь становится чуть легче – здесь он один. А то, что шатает немного – ерунда, пройдёт.
Темнеет. Фонари горят через один, луж не видно, и не знаешь – поскользнёшься или зачерпнёшь ботинком воду.
Не стоило, наверное, говорить всего этого Балинезу.
Оми хмурится и снова сворачивает. Он плохо знает этот район. Не очень чётко представляет, где находится. Неважно, к чёрту. Болит спина. Он прислоняется к стене, чувствует лопатками, сквозь куртку, холодный мокрый кирпич и смотрит вверх. Звёзд нет. Там, наверху, вместо неба, тёмное грязное марево. Оно вязкое и будто куда-то движется, словно огромный слизень. И мальчик думает – что будет с небом, когда эта тварь уползёт. Может, его не станет?..
Боль не проходит, усиливается. Оми кажется, в нём что-то сломалось и лезет теперь наружу острым ржавым медным штырём, таща за собой лопатки обрывая волокна мышц, вспарывая кожу. Ему кажется, он это слышит. Ему кажется – ещё чуть, и тишину разобьёт почти жалобный скрежет металла, вышедшего наружу и натолкнувшегося на стену.
Цукиёно закрывает глаза. На внутренней стороне век – Йоджи, он ищет сигареты в карманах и закуривает. У него неимоверно красивые пальцы, красивые руки, красивые жесты, красивая фигура и красивые глаза. Вот только сам он ни хера не красивый.
Холодно и ветер. На глаза наворачиваются слёзы, и Оми плачет. Неожиданно для самого себя.

Йоджи.
Возвращаясь из клуба, Йоджи зол на себя – он возвращается рано. Заново прокручивает в голове вечер. Снова. Ещё раз. Неужели взаправду ушёл только из-за того, что ту девицу зовут Аска?
Чуть дрожат руки. Фонарь у дома перегорел, потому с замком приходиться повозиться. Наконец ключ мягко поворачивается трижды. Кудо закрывает за собой дверь и поднимается на второй этаж. Тянется рукой к выключателю. Щелчок. Света нет. Он ругается в темноту и идёт в свою комнату.
В окне на кухне луна, круглая и жёлтая, как масло. За столом сидит Оми. Не шевелится, только плечи часто поднимаются и опускаются.
Они не разговаривают седьмой день. Для обоих это в новинку. Обычно после ссор Цукиёно извиняется первым – умеет это делать, находит нужные слова. Те, от которых Йоджи становится легче, и он вдруг выговаривает всё то, о чём клялся себе молчать. Кричит, что переживает, что хочет помочь, но не знает, как. Что чувствует себя бесполезным. Потом удавкой захлёстывает стыд. Потом.
В этот раз всё пошло почему-то иначе. Мальчик вернулся поздно, злым и тихим. Отказался от ужина и ушёл в свою комнату. А утром из-за чего-то наехал на Йоджи. Тот то ли комп забыл выключить, то ли, наоборот, выключил и прервал какую-то загрузку. Точно Кудо не помнил. Он помнил только Бомбейца – было солнечно, и его волосы отливали золотым, как берёзовые листья осенью.
Кен пробовал их помирить. Кажется, Цукиёно его послал. Кажется, тогда Хидака просил помощи у Айи. Кажется, Айя тоже его послал: пока на миссиях нет проблем, всё нормально.
Тогда Йоджи подошёл сам. Оми молча выслушал весь сбивчивый бред, в который превратилась заготовленная речь, и заявил, что не обиделся. Это была единственная фраза, адресованная Кудо за всю неделю.

Его чуть ведёт, и Балинез опирается о дверной косяк. Бомбеец не оборачивается. Тихое урчание холодильника. Пол будто подрагивает в такт. Окна за последнюю неделю никто из них так и не взялся мыть. Кудо чему-то широко улыбается и делает шаг вперёд. Луна на секунду становится ближе.
Он кладёт руки Оми на плечи. Цукиёно не вздрагивает, ничего не говорит, не удивляется. Поднимает голову со сложенных рук, поворачивается и смотрит на парня. Недолго. И снова – в окно, на луну, так удачно повисшую напротив.
Кажется, мальчик дрожит, а его глаза будто из жидкого стекла, которое чуть – и расплещется по лицу. Йоджи слегка сжимает пальцы и ведёт от шеи к плечам. Возвращается. Кожа под ладонями становится теплее, и Бомбеец тянется за движениями, продлевая их.
Кудо наклоняется и обнимает. Чувствует, как захлёбывается ударами сердце Оми, как он медленно расслабляется. Балинез улыбается и опускает голову ему на плечо. Почему-то этого очень хочется. Почему-то это кажется простым и ясным, разумеющимся с самого начала. Почему-то очень хочется тепла. Из-за полнолуния, наверное.
Йоджи вздыхает – в шею. Он столько всего хочет сказать. Ему кажется, что слова жужжащим роем окутывают их. Ему кажется – только открой рот, и они сложатся в верной последовательности. И он всё расскажет: как всё валилось из рук, как умудрился даже на Кена сорваться. Как сейчас, в эти минуты, с ним творится что-то непонятное. Что ему горько, одиноко и почти страшно. За себя, за них всех, а за Оми особенно. Что чертовски хочется быть ближе, но он знает лишь один способ.
Молчит. Тогда вместо слов в голову лезут ненужные мысли.
Они ненормальны. Все четверо. Они больны. Существуют в прошлом, прячутся в прошлом так просто и так самозабвенно, как летом ныряют в тёплое море. Дышат прошлым. Но каждый считает необходимым продемонстрировать, что они живы, что не умерли тогда.
Они стараются изо всех сил, и каждый день превращается в домашний театр.
Оми играет в семью. Будто они четверо не чужие друг другу, будто место, где они живут, – самый что ни на есть всамделишный дом. Остальные ему не мешают, подыгрывают. А мальчик искренне рад, когда им удаётся собраться за столом во время ужина и трепаться о чём-нибудь ерундовом, как это бывает в нормальных домах.
Айя корчит из себя бесстрастного посланника Справедливости – именно так, с большой буквы. Его не волнует никто и ничто. Ему важно одно – спасти всех, кого только можно, наказать каждого, кто того заслуживает. Порой Йоджи кажется, парень однажды выйдет на улицу и крикнет на весь квартал: «Эй, вам не требуется помощь?» И прибавит уже еле слышно, шёпотом, или вовсе про себя: «А то мне очень нужно. Хоть кого-нибудь спасти».
Кен возится с пацанами из соседних дворов. Собрал футбольную команду из шпаны. И хрен его знает, что Хидака говорил этим детям, но они теперь в нём души не чают. Чуть не ревут, если грозит запретить играть со всеми. Обсуждают какие-то матчи, рисуют схемы и толкутся каждый вечер у магазина, ожидая конца рабочего дня.
А он, Йоджи, просто пытается чувствовать. Чувствовать настоящее, чувствовать время, чувствовать, что живёт. Это лучше всего получается, когда гонишь по трассе, выжимая по максимуму, или пьёшь, или сигаешь с парашютом, или трахаешь самую симпатичную девчонку в клубе.
Они стараются изо всех сил.

Кудо дышит Оми в шею. Тот дёргает плечом – щекотно. И совершенно не сопротивляется, когда Йоджи поворачивает его и целует.
Включается свет, и Балинез мельком видит их общее отражение в окне. Потом мальчик отстраняется, встаёт и включает чайник.
На лестнице уверенные шаги Кена.
Следующие несколько часов они сидят на кухне. Хидака рассказывает о поездке за город со своей ребятнёй. Они пьют чай с пирожными, шутят и смеются – всё так, как любит Цукиёно.
Уходя спать, он прощается не только с Кеном, но и с Йоджи, персонально, обращаясь по имени, устало улыбается и, проходя мимо, касается руки.
Неделя закончилась.

Оми.
Болят ноги, саднят разбитые коленки. Он бежит, не оглядываясь, петляет по улочкам незнакомого города, прячется, меняет направление, сливается с толпой. Не помогает. Он постоянно чувствует своего преследователя. Чуть дальше, чуть ближе – это кажется какой-то игрой. Вот только если тебя догонят, всё будет слишком реально.
Начинается дождь. В этом городе пахнет рыбой и шерстью. В этом городе много голубей, мёрзнущих, мокрых и грязных. В этом городе он совсем один.
Тот, что следует за ним, на какое-то время отстаёт.
Оми останавливается, приседает за полусгнившими ящиками в подворотне, приваливается к стене и тут же слышит в нескольких шагах дыхание, спокойное, может, чуть учащённое. Дыхание абсолютно не уставшего человека.
Цукиёно срывается с места. Вылетает на дорогу. Резкая боль – подворачивается нога, и невозможно двинуться с места. Он слышит визг тормозов и видит слепящие фары. Стекло на одной из них, на правой, треснуло.
Его дёргает вверх. Уплывают вниз дорога, несущийся грузовик, дома и деревья. Он будто был на дне, оттолкнулся и сейчас окажется на поверхности. Он чувствует что-то мягкое под щекой, горячие руки, сомкнутые на спине, успокаивающий шёпот в висок, тёплое дыхание.
Оми всё ещё дрожит, когда отстраняется от Йоджи. Тот улыбается:
- Шёл мимо твоей комнаты. А ты… Кошмар приснился?
Мальчик краснеет.
- Да не парься! Всем нам такое снится… - Кудо ищет нужное слово и не находит. – В общем, никому не пожелаешь. Разве что ублюдкам каким.
Бомбеец кивает.

Йоджи.
Йоджи всегда думал, что любить – легко. Точнее, он даже не думал – он просто любил, и его любили в ответ. Это было правильно, естественно и просто. Не любить он, наверное, не умел.
Любя, он играл – в кого-то, кем бы мог стать, но всё, увы, сложилось иначе. Любя, он был не один. И отдавал всё, лишь бы чувствовать это неодиночество. Он заботился, говорил кучу комплиментов, которые забывал в ту же минуту, чтобы придумать новые. Прикасался к чьей-то жизни, вливался в неё, становился частью, дышал человеком, который ему позволял.
Теперь Балинез дышит Оми. От него болит голова и ощутимо мутит. Похоже на ощущение, когда впервые выезжаешь за город после долгого перерыва. О том, что это ещё похоже на похмелье, он не думает. Зато думает иногда, может, Персии тогда стоило спасти за компанию с Цукиёно какого-нибудь ребёнка – тогда Бомбеец не был бы таким странным?
В последнее время Йоджи начинает казаться, что он не умеет ухаживать. Последние недели делают его чертовски неуверенным в себе. Мальчик не любит всё то, от чего млели девушки. Не любит, когда его часто касаются, – отстраняется, злится, иногда разворачивается и уходит. Не любит, когда парень пытается сказать ему что-то приятное, – в ответ огрызается и язвит. Не любит, когда Кудо о нём заботится, – напрягается и кричит: «Я в состоянии позаботиться о себе сам!» Оба знают – это неправда.
В последние дни Йоджи не ездит в клубы. Он просто ездит по городу, иногда кругами, не выбирая заранее маршрута. Ему нравится ветер, который врывается в окно и путается в волосах. Ему нравится запах ночных безлюдных улиц. Нравится находить маленькие бары, где можно выпить в тишине и не напороться на знакомых. Ему многое нравится – он умеет получать удовольствие от жизни. Ему нравится жить. А ещё – нравится Оми.
Не надо закрывать глаза, чтобы представить, как тот выглядит. Он помнит его всегда, всего, вплоть до любого незначительного жеста. Он знает, какое у него лицо, когда он убивает, моет посуду, просыпается, плачет. Он знает, что Цукиёно любит, а что терпеть не может. Сам Балинез входит, пожалуй, во вторую категорию. Он в этом почти уверен, и ему даже немного любопытно, почему Оми позволяет быть рядом с собой, таскать в кино, почему сидит рядом в кафе и всегда отвечает на поцелуи.
Ночные поездки нужны Кудо, чтобы расслабиться. Когда гонишь с такой скоростью, вышибает мысли из головы, почти все воспоминания: как пахнет мальчик, какие у него волосы, какая кожа, как сбивается дыхание.
Ночные поездки нужны Кудо, чтобы утром всё было, как раньше, чтобы после закрытия магазина хватило сил тащить Бомбейца куда-нибудь. Куда? Разве имеет значение? Поначалу у Цукиёно были какие-то скучные предложения: он хотел в парк или на окраину города в клоповник, где показывали старый сопливый бабский фильм. Йоджи это умиляло. Умиляло неумение Оми целоваться, и Кудо учил его всему, что любит сам.

Оми.
Оми не думает о Йоджи как о любимом человеке или как о своём парне. Оми вообще старается не думать о Йоджи. Не получается – Балинез всегда рядом. Смотрит на него во время завтрака – просто смотрит, запоминая лицо, каждую черту, каждое выражение, каждый жест. Касается его – когда передаёт что-то, когда проходит мимо.
Оми старается не думать. Он не знает, кто они друг другу. И его устраивает, пока остаётся какая-то недосказанность – вместе с ней остаётся и чувство, что можно отмотать назад эту глупую историю, что всё как прежде, что в его жизни не происходит ничего особенного.
Кен радуется их примирению и считает, будто они стали друг к другу ближе. Не косится обеспокоенно, чаще смеётся и называет лучшими друзьями. Айя молчит, наверное, опять думает, что всё нормально, пока на миссиях нет проблем. Остальное его не касается.
Оми и Йоджи часто куда-то ходят вместе: развозят заказы, ходят за продуктами, в кино и на выставки.
Чаще всего Цукиёно злит это. Кудо шумный и эгоистичный, любит привлекать к себе внимание, ещё больше – привлекать внимание к своему спутнику.
Балинез эмоциональный. Очень эмоциональный. Он очень эмоциональный наружу – кажется, у него нет ни одного чувства внутри, в глубине, втайне от всех. Раз за разом – каждый день, каждый час – он обрушивает на Цукиёно массу ощущений, и тот не знает, что с ними делать. Он задыхается, захлёбывается от такого избытка. Он им оглушён и ослеплён. Он не понимает – зачем. Не понимает, как чувства могут быть такими чистыми яркими и незамысловатыми. Не понимает – неужели Йоджи не может их тратить на кого-то другого.
Вслух Оми этого не говорит.
Иногда мальчику снится, что он с кем-то встречается. На утро он не может вспомнить деталей. Не помнит, с парнем или девушкой. Не помнит фигуры, лица, голоса, запаха – ничего. Но просыпается всегда очень счастливым. Во сне нет той насыщенности, которая теперь в каждом его дне. Во сне всё очень тихо и спокойно. Цукиёно мечтает, чтобы в жизни было так же. Он знает – однажды так и будет. Нескоро, когда он уйдёт из Вайсс и успеет забыть миссии.
Но пока у него Йоджи.
Мальчик любит гулять, фотографировать небо и смотреть драмы в маленьких кинотеатрах. Балинез не понимает, зачем идти пешком, когда есть машина – ему нравится скорость. Он не видит смысла в фотографиях, которые отличаются друг от друга лишь ракурсом и оттенками тона. Кудо скучает на драмах – и они смотрят комедии и боевики. А ещё они постоянно целуются. Начиная с того дня.

Оми не высыпается уже несколько ночей кряду – возится с одной программой. Он спускается вниз на полчаса позже положенного и думает, как бы отпроситься у Айи и поспать ещё хотя бы пару часов. В магазине Фудзимии не оказывается. Кена тоже нет. Только Йоджи. Высокий, весёлый, в своём забавном фартуке, и светлые пряди привычно выбиваются из хвоста. Он улыбается какой-то девице и рассказывает ей про каттлеи. А потом оборачивается и, так же улыбаясь Цукиёно, посылает того зачем-то в подсобку.
Уже взобравшись на стремянку, Бомбеец понимает – он прослушал, что именно нужно принести. Пальцы скользят по пыльным коробкам, вычерчивая иероглифы, а губы шевелятся. Ему самому интересно, что он напишет.
Оми не пугается, когда его обнимают сзади.
- Йоджи, у тебя покупательница, наверное. Иди к ней, а?
В голове пусто, и мальчик с трудом подыскивает нужные слова, медленно, словно вспоминая их заново, после того, как пальцы вычертят нужные линии.
- Она ушла.
Они стоят какое-то время вот так. Оми тепло и уютно. Он прижимается спиной к чужой груди, ничуть не боясь упасть. Лестница неустойчивая, но Кудо его удержит, что бы ни случилось. У него сильные руки. Даже странно – как у человека с такими плавными движениями и мягкими чертами лица, могут быть настолько сильные руки.
Наверное, Цукиёно слишком задумался – он не помнит, как оказался внизу, прижатый к стене коробок, а Йоджи всё так же близко, держит его, переплетает пальцы с пальцами, наклоняется и целует в щёку. Тонкие, чуть обветренные губы. От Балинеза пахнет нагретой древесиной и сладкой родниковой водой.
Интересно, откуда мальчик взял, что у воды есть аромат?
Губы Кудо шевелятся. Он говорит.
Бомбеец чуть подаётся вперёд и пытается понять хоть слово.
- …не знаю, как иначе, понимаешь?
Не понимает, но подумать об этом не успевает – глаза Йоджи чуть расплываются, они слишком близко, и Оми позволяет целовать себя.
Никто и никогда не был так близко. Кажется, ему это не очень нравится. Он подумает об этом позже. Когда его отпустят, он пойдёт и выспится.

Йоджи.
Йоджи доволен собой. Да что там, он собой почти гордится.
В последние дни Оми выглядит спокойным. Часто улыбается и уже почти не дёргается, если положить руку ему на плечо при всех. Однажды он, чуть запинаясь, просит разбудить себя утром – и Кудо почти счастлив.
Парень делает всё, от него зависящее, чтобы создать видимость. Видимость того, чего ещё пока нет, но непременно будет, он знает. Ему кажется это правильным. Ему кажется, тогда Цукиёно однажды просто некуда будет деться.
Айя молчит. Он молчит, даже когда видит Оми, уснувшего на руках Йоджи. Фудзимия только смотрит оценивающе и делает вывод. Такой вывод, который нравится Балинезу.
Кен случайно видит, как они целуются. Бомбеец об этом не знает, Кудо считает, ему не за чем знать.
Его чуть напрягает Ока-чан. У девушки на Цукиёно планы. Но она слишком напористая, слишком инициативная. Йоджи уже знает, что это пугает мальчика. Сам он научился создавать иллюзию, будто Оми свободен, будто в их жизни ничего не меняется. Они просто часто бывают вместе. Они просто нашли способ приятно проводить время.
Балинезу смешно и грустно от всех расчётов, от необходимости планировать, предвидеть, не вспугнуть. Он не знает, что будет, когда он сорвётся.
Но это случится нескоро, однажды. Или не случится вовсе – если он найдёт способ объяснить Оми, что их отношения давно не игра.
Пока он старается не думать о будущем больше, чем нужно. В конце концов, случайные смерти на миссиях ещё никто не отменял.
А потом всё меняется.

Оми.
Йоджи добрый. Очень добрый. Добрее их всех. Он умеет понять, умеет выслушать, умеет посочувствовать и помочь. Последнее у него получается лучше всего, будто он от этого ловит какой-то кайф.
Йоджи заботливый. Ему нравится опекать. Правда, нечасто доводится. Поэтому с тех пор, как он много времени проводит с Оми, Кудо отрывается по полной.
Йоджи весёлый и искренний. У него своеобразные понятия о справедливости и чести, но он неуклонно им следует. Он шипит, затягивая леску на горле очередной жертвы: «Вы заплатите за то, что заставили девушку плакать», - и ни минуты не думает о барышне, которая придёт в себя в загородном доме в компании четырёх трупов.
Йоджи сильный. И Цукиёно очень нравятся его руки, мягкие, ухоженные. Иногда кажется – Кудо мог бы справляться на миссиях и без оружия. Мальчику немного страшно каждый раз, когда Балинез его обнимает. Интересно, примерно то же чувствуют люди, заводя дома тигра или питона? Ручную зверушку, которая с лёгкостью может однажды убить. Бомбеец не знает ответа. Подобные оригиналы не заходят в их магазин.

Йоджи.
Руки холодные и чуть дрожат. Ему кажется, здесь, в этой комнате, гроза. Кажется, он видит, как потолок заволокло тучами, и пахнет озоном, а в глазах Бомбейца отражаются молнии. Может, у Йоджи лихорадка?..
Почему ему так холодно?
Кожа мальчика тёплая. Очень. И они оба давно молчат. В комнате почти ни звука. Только дыхание и едва слышный треск невидимых молний.
Йоджи касается кончиками пальцев щеки Оми, ведёт вдоль подбородка. Заставляет откинуть голову, спускается к ключицам. Всё медленно, очень медленно. Будто воздух вязкий, и каждое движение – через силу, с трудом.
Цукиёно подчиняется. Уже – подчиняется. Только смотрит долго и странно. Молчит. И вид у него очень серьёзный и взрослый.
Кудо склоняется над распятым телом и повторяет губами движения руки. Щека, подбородок, шея, ключица. Ему кажется, губы у него тоже холодные.

Для обоих это похоже на абсурд, на спектакль, на сон. Ни одно из этих слов не приходит на ум. Просто ожидают момента, когда реальность будет разбита. Оми – что Йоджи рассмеётся и обернёт всё в шутку. Йоджи – что Оми снова скажет нечто, и это нечто заставит исчезнуть то неназванное, пока ещё сдерживающее его.
«Разве сложно? Как сегодня днём. Ну же, маленький. Или тебе больше не хочется рассказывать про то, как однажды ты полюбишь и будешь счастлив? Почему ты молчишь? Если я, и правда, неважен, то неважны и слова, сказанные мне, да и это всё тоже никакого значения не имеет».
Но Цукиёно молчит, и Балинез, продолжая целовать, расстёгивает его рубашку.
Кудо очень заботливый. Даже сейчас. Он пьян, но помнит, что леска может поранить. Он не хочет сделать Оми слишком больно, поэтому мальчик связан поверх одежды. Он не хочет, чтобы было больно из-за его оружия. Он всё сделает сам.
Оми.
Главное – ни звука. И он выравнивает дыхание. Сам виноват. Дал возможность думать, что с ним можно так. Крепче сжимает губы.

Он помнит, как однажды они проснулись вместе. Кажется, Оми снова мучили кошмары, и Йоджи остался с ним – мальчик заснул, прижимая к щеке его ладонь.
Проснулся Цукиёно первым. Парень лежал всё в той же позе и по-детски сопел во сне. Бомбеец чувствовал его тепло и очень любил в то утро.
Наверное, Йоджи прикидывался тогда и прекрасно чувствовал прикосновения. С того утра Цукиёно стал меньше бывать с Балинезом и старался донести до него простую мысль – между ними нет ничего серьёзного.

Оми крепче сжимает губы и слегка закусывает их изнутри. Главное не думать о том, что будет после. Или наоборот? Наоборот, думать, представляя, что он сделает с Кудо, когда тот его развяжет? Двинет по роже? Перестанет замечать? Всегда казалось: Йоджи простой, на него легко давить, вызывая нужную реакцию. Почему Цукиёно так промахнулся в этот раз? Перегнул палку?
От Балинеза пахнет спиртным. Он небрит, и щетина царапает кожу. Его движения не становится быстрее. Оба знают, в доме только они. Оба знают – это действительность, поэтому внезапно не вернутся ни Айя, ни Кен.
Парень молчит. Бомбеец так радовался, когда смог втолковать Кудо, что бесконечный трёп и непрерывные прикосновения утомляют и раздражают. Сейчас Оми страшно. В комнате горит лишь лампа на столе. И вид у Йоджи странный. Сумасшедший. Дикий. Можно сравнить его только с какой-нибудь дикой кошкой. Дурацкая метафора. Мальчик мотает головой по привычке, чтобы переключиться на другое, Йоджи ловит его за подбородок:
- Не отвлекайся, малыш. Думай обо мне.
Йоджи.
Больше всего бесит то, что Оми молчит и не вырывается. Приоткрывает рот при поцелуях. Никак не реагирует, даже когда Йоджи прикусывает его губу. Только выжидает и медленным движением слизывает выступившую кровь. Смотрит прямо в глаза. Разве что не усмехается. Наблюдает, мать его. Естествоиспытатель.
Кудо кажется, что последнее время на нём ставили кретинский опыт, цель которого ясна исключительно Бомбейцу. Мальчик был то мягким и доверчивым, лёгким, расслабленным, улыбчивым. То язвил, то замыкался в себе и намеренно бил по самому больному. Но каким бы он ни был, он всегда наблюдал за реакцией. Смотрел. Он и сейчас пристально смотрит.
Смотрит, когда Балинез раздевается сам. Смотрит, когда Йоджи развязывает пояс на его джинсах и чуть их спускает. Морщится от звука рвущейся ткани. И снова в глаза. А потом размыкает губы. Парень не слышит ни звука, он лишь видит движения, но этого достаточно.

Оми.
Мальчику страшно. Хочется зажмуриться, разреветься, закричать. Проснуться и увидеть обеспокоенное лицо нормального Йоджи. Того, который успокаивал после ночных кошмаров. Который затаскивал в кино на ужастики и держал все два часа за руку. Который брал лицо в ладони и говорил – всё будет хорошо, и ничего страшного с Оми не случится, он, Кудо, не позволит. Но того больше не будет, а что делать с этим? Что делать сейчас? Хотя что он может сделать. Руки связаны, ноги связаны. Парень всё взял на себя.
Бомбеец позволяет себе ненадолго прикрыть глаза.
Кожа становится очень чувствительной. Он бы сбросил её, как делают змеи. Только бы не чувствовать куски разорванной одежды, складки нагревшейся простыни, леску через слои ткани, воздух, душное дыхание Балинеза.
Йоджи ложится сверху. Цукиёно задерживает дыхание. Кудо тяжёлый, тёплый и пьяный. Оми старается всё так же смотреть в глаза и думает, что близость – это больно.
Йоджи.
Глаза мальчика очень близко. От него пахнет кофе со сливками и шоколадным мороженым. Губы покраснели, на нижней запекается кровь.
Йоджи снова целует. Бережно и уверенно, скользит языком по ранке. Прикусывает. Оми дёргается и тихо стонет от боли. Кудо улыбается.
Он целует шею Бомбейца – он помнит, тому это всегда нравилось. Парень не видит его лица. Только чувствует, как тот напрягается и чуть приподнимает подбородок, подставляясь, позволяя, почти прося. Пусть и неосознанно.
Балинез целует ниже. По рёбрам Цукиёно с левой стороны вьётся белой нитью шрам. Не первый и не последний. Йоджи пробует его на вкус, запоминает каждый изгиб, зацеловывает и будто случайно задевает сосок. Задерживается на нём, прикусывает, зализывает.
А Оми всё так же смотрит и молчит. Сжимает и разжимает кулаки. Только дышит чуть чаще.

Оми.
Когда Йоджи поднимается, мальчик удивлён. Пожалуй, это самое сильное чувство. Он уже привык к ощущениям, леска не причиняет боли. Он привык к мысли о дальнейшем. Он привыкает к прикосновениям и к тому, что сам не может ничего сделать – ни оттолкнуть, ни ответить. Он пытается понять, почему ему почти приятно, а полная беззащитность и медленные движения Балинеза начинают дарить удовольствие. Оми не знает, отчего так. Сейчас всё слишком необычно, и он не знает, как себя вести.
Кудо открывает ящик стола – он скользит сначала к нему, потом обратно и закрывается с лёгким щелчком. Йоджи оборачивается и замирает. Наверное, наверняка это несколько секунд, но сердце Цукиёно подскакивает к горлу и медленно сползает вниз. Сейчас его любимый чертовски красив. Именно сейчас все безупречные черты его лица складываются воедино, и мальчик не может отвести глаз. Балинез не улыбается, не приподнимает брови, не корчит гримас, даже не говорит.
Он подходит к кровати и ложится рядом. Оми знает, что во флаконе у того в руках. Бомбеец читал о сексе между мужчинами.

Йоджи.
Ему нравится чувствовать собственную власть. Ему нравится, как Цукиёно сейчас предсказуем: он не может отвернуться от поцелуя или ударить по руке. Ему нравится сам Оми. Так жаль, что у Йоджи было мало парней, и не хватает опыта. Ну да ничего, в этот раз мальчик потерпит.
Кудо опускается рядом с Бомбейцем и смотрит ему в глаза. Правильно прочесть их выражение он не может даже сейчас. Оно какое-то… неподходящее. Йоджи начинает злиться и, нарочито медленно наклоняясь к связанному телу, проводит губами по выступающим рёбрам. Мурашки по коже.
- Ничего, - Балинез шепчет, и Оми приходится задерживать ставшее шумным дыхание, чтобы услышать его. – Замёрз? Сейчас согреешься.
Цукиёно дёргается, когда тот гладит его между ног.
«Всё должно было быть иначе», - думает Йоджи. Он старается быть нежным. Он может себе это позволить.

Оми.
Они всё так же смотрят друг другу в глаза, когда Кудо входит в растянутое тело. Медленно, не останавливаясь, до конца, заполняя и распирая изнутри. Жарко. Душно, не хватает воздуха. Немного больно и непривычно. Обидно до слёз. Оми злится на Йоджи, на себя, на уехавших ребят. И понимает, что выгибается навстречу, насколько возможно, стараясь соприкасаться, как можно больше. Выгибается и стонет то ли от боли, то ли от разочарования, когда Балинез замирает.
Мальчик закрывает глаза, закусывает губу, краснеет и не видит улыбки Кудо, лишь чувствует губы, скользящие по лицу, пальцы, перебирающие волосы. И он растерянно мечется, ища поцелуя.
Балинез делает вид, что не замечает, прижимает к себе Цукиёно, будто тот может стать ещё ближе и начинает двигаться. Наверное, он себя сдерживает – Оми слышит судорожное рваное дыхание и редкие тихие стоны.
Кудо что-то шепчет. Бомбеец, сам не замечая, всхлипывает от досады. Дрожат от напряжения руки и ноги. Единственное, о чём он может сейчас думать, что может сейчас чувствовать, что понимает – скупые плавные движения Йоджи внутри.
А потом – мальчик не знает, когда наступило это потом, – то душное, сворачивающее тугие кольца в животе, вдруг вспыхивает.
Когда Оми приходит в себя, голова Балинеза лежит у него на груди, и тот водит пальцами по правой руке мальчика. Встаёт и тянется к леске.

Йоджи.
Йоджи помнит – под утро дождь перестал, и всходило солнце. Оми сидел на земле и придерживал Кена. Сибиряку досталось чуть ли не больше всех. Балинез стоял на ногах только потому, что рядом был Айя.
Йоджи часто вспоминает то утро. Оми сидел среди битого стекла и готов был зареветь. Кудо ляпнул что-то, а Цукиёно поднял глаза и назвал его по имени. Впервые обратился к нему с той ночи.
Йоджи часто снится другое: как стреляют в мальчика, и тот падает, некрасиво, нелепо и тяжело кувыркаясь в воздухе. И парень вспоминает – прямо тут же, во сне, из раза в раз – как падала Аска, как выгнулась спина, как замедлились движения, как скользнула обида в глазах. Аску он потерял. А Оми?
Он рывком просыпается и не может заснуть. И больше всего ему хочется дойти до комнаты Бомбейца и проверить, в этой реальности мальчик жив, он спит, его почти не терзают кошмары. Нельзя. После того, что было – нельзя.
Йоджи не любит вспоминать, что было.
Заснуть не получается, он встаёт и идёт на кухню. Пол холодный.

Оми.
К ночи отступает даже головная боль, которая не покидала его весь день. И чем темнее за окном, тем она тише. Потом пропадает вовсе.
Оми включает магнитофон, убавляя звук, – не хочет никого будить.
Достаёт из холодильника бутылку вина и сыр. Садится. Смотрит на часы. Ржавая, как таракан, секундная стрелка дёргается и начинает новый круг.
У вина странный вкус. Мальчик делает глоток, морщится и отодвигает стакан. Сыр твёрдый, чуть кислый и солёный.
Диск выбран неудачно. По кухне стелются протяжные печальные звуки иностранной песни. Язык незнакомый, мягкий и мелодичный. Цукиёно пытается повторять отдельные слова или фразы, почему-то у них вкус горечи.
На улице начинается дождь. Сильный. Такой же лил, когда его подстрелили, когда они все не умерли.
Оми не любит это состояние. Не любит, не может предугадать и не может ничего сделать. Только пережить. Ему никак. Вот только спина болит и хочется выпить. А ещё хочется, чтобы до него хоть кому-то было дело. Чтобы Айя не думал только о сестре. Кен не переводил затравленный взгляд с него на Кудо и обратно. Йоджи…
Почему у них всё так? Что у них было? Что между ними сейчас?
Хочется встать, пойти к Балинезу в комнату и лечь рядом. Всмотреться в знакомое даже на ощупь лицо и прошептать какую-то глупость. «Я люблю тебя». Или: «Не оставляй меня одного». А может: «Без тебя очень холодно».
Цукиёно делает ещё один глоток. Это слабость. Просто желание тепла. Просто жажда любви, а его никто никогда не любил, как Йоджи. Точнее Оми так казалось.
Сначала Бомбеец твердил себе, что злится на парня из-за обмана. Обещал никогда не причинять боль, обещал, что убьёт всякого, кто напугает мальчика. Тот в ответ смеялся, говоря: «Я в состоянии сам разделаться почти с любым», – и тянулся за поцелуями.
Потом стало казаться – всё было бы иначе, если бы Кудо на утро после не следил виновато за каждым движением Оми и не просил, сбивчиво, униженно, не глядя в глаза, прощения, сыпля клятвами, что такое больше не повторится.
Бомбеец не особо верил этим словам. А от мысли быть вместе с человеком, который может так ломать себя, становилось противно, неловко и стыдно. Тогда, глядя на Йоджи, Цукиёно решил, будто не любит его. И сделал всё, чтобы Кудо не приближался к нему.
Парень понял. Оми иногда чувствует его взгляд на заданиях. Чувствует и злится – отвлекает. Обоим это может стоить жизни. Неужели неясно? Неужели?
А потом случается то задание, и та ночь, и то утро. Мальчик помнит его до мелочей. Он словно до сих пор чувствует голову Кена у себя на коленях и его прерывистое дыхание на своих руках. Он словно до сих пор видит Балинеза, который почти висит на Фудзимии, еле живой, усмехается и хорохорится. Он говорит что-то Хидаке и смотрит на Оми.
С тех пор парень на миссиях чуть ближе к Цукиёно. И Айя замечает: Бомбеец на заданиях стал серьёзнее и собраннее. Абиссинец просто не знает, Цукиёно боится подставиться – он уверен, что Йоджи тогда метнётся его заслонить. Кретин.
С тех пор мальчик не знает, как заговорить с Кудо.
- Привет. Так ты не спишь?
Цукиёно рад, что сидит спиной к двери, и его лицо в тени. Он кивает, не оборачиваясь, смотрит в окно, на огромную маслянистую луну, повисшую напротив, и кивает ещё раз:
- Здравствуй.
Оба молчат. Они давно не оставались наедине. Бомбеец не хочет говорить – дрожит голос. Йоджи боится снова нарваться на очередную отповедь. Они не двигаются, стены кухни вертятся вокруг, у Оми кружится голова. Он зачем-то порывается встать, ноги плохо слушаются, и вдруг становится очень тепло, и он слышит чужое сердце. Прижимается теснее, стараясь не пропустить ни одного удара. Чувствует сильные руки, которые обнимают так мягко, что вырваться несложно. Они обнимают слишком мягко, и мальчик боится – его отпустят раньше времени. Кажется, он дрожит, сдерживая слёзы.
- Не бойся, Оми. Пожалуйста, не бойся меня. Тогда… Мы… Я… Оми, мы мало живём, люди вообще очень недолговечны, ты же знаешь. Мы оба знаем это слишком хорошо… Я не могу больше вот так. Я тогда испугался, что ты умер. Что тебя больше не будет, никогда, я никогда не смогу сказать, что мне жаль, что я очень виноват, что ты мне нужен…
Балинез ещё говорит, а Цукиёно вжимается в него. У него ощущение, будто всё это уже было. Это принято называть «дежа вю». Это что-то, более близкое и очевидное, чем память, которая может подвести. Оми кажется, он всегда знал – однажды они будут стоять вот так, окутанные словами Йоджи, запахом Йоджи. А спиртным несёт от него самого. И он готов так стоять долго-долго. И чтобы не надо было никуда спешить, о чём-то думать. Просто чувствовать Кудо рядом. Мальчик поднимает голову и тянется к его губам, гладит шею и, чуть отстраняясь, шепчет:
- Пойдём.

@темы: Фанфики

---

малость запоздало.. но все же)

[farrrfarello]

Название: Межкультурная коммуникация Или сексуальное влечение по-иностранному
Автор: Farrrfarello aka Tieria Erde
Фэндом: Weiss Kreuz
Рейтинг: очень авторский R
Жанр: романтика, юмор
Предупреждения: новогодний флафф, неумелое использование румынского языка, игнорирование Шульдиха, AUшный Ран)))
Пейринг: Брэд\Шульдих, Хлоэ\Ран
Дисклеймер: отрекаюсь))
Примечание: написано в качестве новогоднего подарка для Брэдли В фанфике использованы поздравления с новым годом на 4х языках, из которых фарфи не ручается за румынский, и частично за немецкий) за японский и английский фарф отвечает своим гандамом)))

В одной комнате сидели представители всех межкультурных направлений, которые только могли существовать: румын, японец, американец и немец. (Воистину Холл и Хофстеде не могли предположить, что столь разношерстная коммуникация может быть успешной). Хлоэ, на данный момент представлявший все межкультурное население Румынии, задумчиво поглаживал сидящего рядом Рана по колену. Шульдих нетерпеливо ерзал на коленках у Брэда в ожидании всеобщего решения. А решение предстояло принять нехилое: все-таки рождество – мероприятие серьезное, требующее определенной подготовки, и вопрос «А как мы будем отмечать Новый Год?» стоял на повестке дня осиновым колом в животе вампира, то есть, очень насущный был вопрос.

- Господа, поедемте в Румынию, там прекрасные виды, великолепное море, мой фамильный замок, наконец! – с восторженным придыханием восклицал Хлоэ. На что Ран скептически кривился, Шульдих издевательски хихикал, а Брэд со стопроцентной серьезностью и невозмутимостью в интонациях предлагал Эдварду действительно попробовать сунуться в свой замок со словами «Это действительно я, я ничуть не изменился, просто теперь я могу не только играть на клавесине, но и ковер вооон тот взглядом поджечь, а потом еще и прочесть в ваших головах, что вы по этому поводу думаете». Хлоэ обиделся, но виду не подал, а в глубине души и правда понимал, что идея с замком была уж слишком…
- А я бы повидал Румынию, там такие горы… - вздохнул немец, но его комментарий остался незамеченным.
- Ползи ползи, улитка, медленно по склону Фудзи! – вдохновенно продекламировал Ран.
- Абиссинец, если это намек, то он очень прозрачен, а насколько мне известно, вы, японцы, новый год вообще не отмечаете, а нам это решительно не подходит – заявил американец. К слову сказать, у Кроуфорда были веские причины выпендриваться, и имя тем причинам было «деньги». Финансово вся поездка зависела именно от его кредитной карточки.
- Брэдли, как ты можешь, это же Я-ПО-НИ-Я! – с неподдельным восторгом Шульдих произнес название страны. – Там горы, вишня, рыба, футоны, офуро и японцы, в конце-концов! – Ран одобрительно кивал. Американец старательно игнорировал обоих.
- Ребята, а давайте отмечать новый год по-немецки! – вдруг воскликнула рыжая катастрофа. – Ведь это так же, как порно по-немецки, только еще веселее! Глюнтвайн, гирлянды, елки, дойче костюме, а потом стриптиз зи дойч, то есть с полным оголением и сопутствующими извращениями! – распалялся Шульдих.
Кроуфорд уже ничему не удивлялся, Хлоэ заинтересованно подался вперед, а Ран слегка, ну самую малость, покраснел. Предложение повисло в воздухе, так и оставшись без соответствующей feedback. Шу насупился и демонстративно сполз с коленей Брэда.
- А на Бродвее скоро премьера восхитительного рождественского мюзикла… - как-то задумчиво изрек Кроуфорд. Все приуныли.
Решение оказалось воистину банальным.

Япония.
Японский ветер был на удивление сухим и пронзительным, заставляя посильнее кутаться в шарф. Но толпы расфрикованной японской молодежи, кто в гетрах, кто в кедах, кто в юбке, а кто в шляпе наводили исключительно на праздничные мысли, а ноги сами несли в очередной бар, где Ран вовсе не по-самурайски неизменно выбирал мартини, а Хлоэ пил что-то и вовсе покрепче излюбленного французского вина. Шульдих, поддавшись общему сумасшедшему ритму и настроению, нацепил рваные джинсы с умопомрачительной дыркой под задницей, чем изрядно смущал прохожих японцев. А услышав комментарий в свой адрес хотя бы телепатически, немец беспардонно заявлял, что, мол, он, сумимасен, является возрождателем традиций и устоев Эдо, чем самым ввергал японское население в полный шок, хотя бы своим отличным знанием японского. Брэд кривился, морщился, но подобного поведения не пресекал, пока оно не выходило за рамки разумного.
Секс по-японски оказался полон контрастов и откровений. Так, например, Хлоэ выяснил, что Ран любит наручники, причем не только на себе, но и на Хлоэ соответственно. Этот непредсказуемый японец заявил, что самурай не может быть всегда снизу, это противоречит 78му пункту «Бусидо», что он активно и доказывал на практике во время всего их пребывания в Японии. Хлоэ запомнил, что ему так и не удалось трахнуть это удивительно-прекрасное создание на его родной территории.
Akemashite Omedetou, darling.

Румыния.
В Румынии выпал снег, завоевав безграничную любовь от Шульдиха и пару непечатных от Кроуфорда. Снег у американца вызывал ассоциации с часовыми пробками и отсутствием нормальной снегоуборочной техники. Хлоэ, казалось, был полностью поглощен своими воспоминаниями, лишь изредка участвуя в разговорах, Ран держал его за руку и старался не мешать. Уж он-то знал, что такое вернуться туда, откуда когда-то уехал, казалось, навсегда. Однако общее настроение можно было оценить как «позитивное», и через несколько часов все дружно пробовали цуйку, по словам Хлоэ - гордость румынской нации, проверенную веками. О том, что цуйка, вообще-то, напиток 60тиградусный, румын упомянуть забыл, и в выживших оказались двое: сам Хлоэ и американец, желудок которого был железным, а нервы - стальными.
На следующий день Шульдих требовал посетить замок Дракулы, а также поехать на море и посмотреть на замок Хлоэ, хотя бы издалека. Ран в который раз выразил глубочайшее восхищение терпению Брэда. Брэд загадочно ухмылялся, но в замок Дракулы Шульдиха все же свозил.
Секс по-румынски был экзотичен по своей сути. Особенно если учесть, что он был в гостинице неподалеку от замка вышеупомянутого графа. Практичному Брэду было по большому счету плевать на подобное месторасположение отеля, однако рыжему, вроде бы, нравилось, а значит, оно того стоило. Хлоэ же отвез Рана на море, где и взял его, будучи сверху, наконец. На своей территории. Но Ран, вроде бы, не возражал, а стонал и выгибался как следует.
An nou fericit, Ran!

Германия.
Шульдих с электровеником в родственниках вознамерился протащить всю компанию через всю Германию, скурпулезно вспомнив и записав на листике все места, хоть как-нибудь связанные с его детством. К слову, немец свое детство очень любил и бережно хранил в памяти, а посему список оказался немаленьким. Брэд рассмеялся, Шульдиха обнял, поблагодарил, а список разорвал, мотивируя это тем, что лучшее следование плану – это импровизация. Рыжий даже не обиделся.
Рождественская ярмарка в Кельне была выше всяческих похвал. Заводные игрушки и бородатые Санты, уличные шарманщики и их проворные обезьянки, пряный глинтвейн и огромные елки высотой в 4 этажа.. Ран открывал рот от изумления, а Хлоэ наслаждался возможностью болтать по-немецки, приставая со всевозможными расспросами к прохожим.
Гей-клуб в Мюнхене был по всем пунктам роскошен. Правда, Брэд и Хлоэ упирались всеми возможными конечностями, утверждая, что они и не геи вовсе, и активно выражали свой протест, сидя на диване в рест-зоне, потягивая виски со льдом. Зато Ран, развязной походочкой приблизившись к Шульдиху, утащил того на танцпол, оставив Хлоэ подбирать челюсть с пола. Кто бы мог подумать, что действие «Бусидо» территориально распространяется только на Японию…
Секс по-немецки был до одурения немецким. Шульдих выглядел дико непристойно, одетый в одни чулки, закованный в наручники и практически распятый на кровати. Все как любил Брэд. Все как хотел Шульдих. И когда американец заставлял его буквально силой брать член в рот, они оба почти кончали от этой безраздельной властности и несломленной покорности.
Frohe Neujahre, Mein Lieber!

Америка.
Нью-Йорк сверкал неоновыми огнями, источая такое количество света, что казалось, все электричество мира по проводам перетекло в этот удивительный мегаполис. Брэд почувствовал легкий укол ностальгии, но она была скорее приятной, чем жалящей. Шульдих по-детски радовался, что видит город, в котором вырос его американец, периодически забывая, что вообще-то он не особо жаловал Америку. Хлоэ воодушевился, заразившись атмосферой грандиозности и монументальности, разбавленной современным ощущением свободы и безнаказанности. Рана немного пугало такое сочетание несочетаемого, но железная уверенность Эдварда помогала справиться с собственными страхами.
Вечером все четверо, в костюмах и галстуках пошли на премьеру того самого мьюзикла, о котором говорил Кроуфорд. Шульдих напоминал какую-то светскую муви-стар, улыбаясь и ловя лучи неоновых реклам на себе. Он держал Брэда под руку, он чувствовал себя абсолютно счастливым. Ран в костюме выглядел феерично. Хлоэ долго не мог отвести взгляд от той удивительной гармонии, которую составлял контраст между красновато-рыжим оттенком волос Айи и его черным костюмом. Все-таки не надо быть специалистом по межкультурной коммуникации, чтобы понять, что из этого потомка самураев японскость невозможно выбить даже на Бродвее, даже слыша, как он вполне сносно говорит по-английски, даже одев его в настолько европейский наряд.
Секс по-американски был страстен, быстр и великолепен. Шульдих заявил, что ему плевать, чья здесь территория, а он сейчас хочет быть сверху и никак иначе. И то, как Брэд покорно раздвинул ноги, уже могло бы заставить немца кончить, не будь он чуть более разумен. Он входил в Брэда, глядя тому в глаза, даруя невообразимое наслаждение и обещая дальнейшее блаженство.
Хлоэ и Ая стояли на балконе пентхауса, глядя в абсолютно беззвездное, испещренное лучами прожекторов небо. И была в этом какая-то особая романтика мегаполиса, несравнимая ни с чем иным в этом мире. Хлоэ обнимал своего Абиссинца сзади, нежно целуя того между лопаток. Ран, еще не остывший после недавнего секса, положил голову на плечо блондину, умиротворенно и счастливо вздыхая.
Happy New Year, my dearest Love.

@темы: фанфики

---

[-Lavi-]

хочу присоединиться = )

Название: "Destruction"
Фандом: "WK"
Автор: Abyssian
Персонажи (Пейринг): Шульдих, Айя и другие Вайс и Шварц, а также эпизодически Хисока и Цузуки.
Рейтинг: G
Состояние: в процессе.
Жанр: action.
Дисклеймер: пост-глюэн.
Предупреждение: AU, OOC, кроссовер.
От автора: спасибо Меро-сан за перевод чудесной и волшебной Foolmoon в свое время.

Глава 1.

На тёмных ресницах медленно таяли снежинки. Вспышка боли пробудила его сознание, и вместе с болью пришли воспоминания. «Айя, хочешь остаться с нами? Мы же одна команда». Где же вы сейчас, ксо? Боль в груди стала нестерпимой, он стиснул зубы, чтобы не застонать. Железо, к которому он прислонился, неприятно холодило спину, а он так нуждался в тепле. Перед глазами все плыло, силуэты проходивших мимо людей виделись точно в тумане. Его даже не удивило, что никто из них так и не остановился и не позвонил, чтобы вызвать скорую. Все правильно. Возмездие наконец настигло его. Какой бесславный конец для Охотника Света - умереть от раны, нанесенной рукой какого-то мальчишки, в одиночестве, вдали от всего, что было ему дорого. Айя-тян, Йоджи, Кен, Оми…
…Тихие голоса убаюкивали. Неужели это не сон? С трудом разлепив ресницы, он увидел склонившегося над ним подростка. В ярко-зеленых омутах, так похожих на глаза Йоджи, промелькнуло удивление:
- Он всё ещё жив. Странно, с его-то ранением. Но мы все равно должны доставить его в Мейфу как можно быстрее.
- Знаешь, Хисока, - другой голос прозвучал над самым ухом, однако у Айи не было сил даже повернуть голову, - для наёмного убийцы он - милашка.
- Кто вы? - посиневшие от холода губы не слушались.
Тот, кого назвали «Хисока», бросил на него пристальный взгляд и отошел, уступив место мужчине в черном костюме:
- Ты нас видишь?
Айя чуть наклонил голову, начиная сомневаться в собственном рассудке. Мейфу - страна мёртвых. Получается, что перед ним настоящие шинигами?
Хисока скрестил руки на груди, всем своим видом выражая нетерпение:
- Видит он нас, или нет, не имеет никакого значения. От нас требуется всего лишь отправить его в Мейфу, Цузуки, может, ты наконец займешься делом?
Старший шинигами промолчал, что-то сосредоточенно обдумывая. Спустя несколько мгновений, показавшихся Айе вечностью, он произнес:
- Каждый человек должен выполнить свое предназначение в этом мире, в противном случае его жизнь бессмысленна. Кто-то призван творить, кто-то - разрушать. Думаю, что самое главное дело у него впереди. Его судьба тесно связана с судьбою этого мира, однажды ему удалось предотвратить наступление конца света, но если он сейчас умрет…
- Ты забыл о приказе Графа, -недовольно перебил Хисока.
Цузуки пожал плечами:
- Граф слишком поторопился: сейчас я все равно не могу забрать его душу. Он сопротивляется, даже сумел поставить блок между измерениями.
Обернувшись к Айе, шинигами добавил:
- Если ты не хочешь покидать мир живых только из-за своих друзей, то знай, что они скоро к тебе присоединятся. - Заметив, что Айя дернулся от этих слов, как от пощечины, шинигами вздохнул:
- Правда, немного изучив твою биографию, я понял, что ты не из тех, кто легко сдаётся. Что ж, у тебя есть еще один шанс. Всё, что я могу сделать… - выпрямившись, Цузуки прошептал знакомое имя. - Но помни, тому, кто хоть раз видел шинигами, грозит скорая смерть.
Хисока начал что-то говорить, по-видимому, возмущаясь поступком своего напарника, но Айя его уже не слышал. Его сознание поглотила тьма.

* * *

К вечеру ветер усилился, и легкий снегопад превратился в настоящую пургу. Дороги замело, по радио постоянно передавали сообщения о новых авариях и советовали быть осторожнее, по возможности, воздержавшись от поездок. Это случилось впервые за все время их пребывания в Америке. Остановившись у заправочной, Брэд вышел из машины, и, кивнув подбежавшему работнику, направился к небольшому кафе. Чашка горячего кофе была бы как нельзя кстати.
Голова раскалывалась, и было непонятно, что тому виной: предстоящие видения, или просто резкая перемена погоды. С тех пор как Шварц покинули Японию, его часто мучила мигрень.
Предчувствие близкой опасности заставило его остановиться и бросить внимательный осторожный взгляд по сторонам. Все было спокойно, но оракул привык доверять своим инстинктам.
Брэд вздохнул, потирая виски. Когда обладаешь даром провидца, жизнь становится намного проще, но если его лишиться…
- Мистер, с вами всё в порядке? - молодой парень в синей униформе подошел ближе. - Помощь не нужна?
Брэд отрицательно покачал головой. Усталость, тупая боль в висках, выступившие на лице капли пота - все признаки, предшествующие видениям, были налицо. Но разве после гибели клонов дар не отказал ему? Тогда он все поставил на победу, и выиграл. Только вот с тех пор видения не посещали лидера Шварц.
… Мир, лишенный красок: серое небо, земля, покрытая тонким слоем снега…Безвольно ссутулившаяся знакомая фигура…Кровь, медленно сочащаяся из раны … Чья-то рука в чёрной перчатке мягко касается шелковистых прядей, и узкие глаза удивлённо распахиваются в ответ:
- Шульдих…
Поймать следующее видение он не успел: в нескольких шагах раздался взрыв, багровый шар пламени взметнулся вверх, и оракул упал лицом в снег, прикрыв руками голову.

* * *

Шульдих неторопливо шел вдоль пустынной улицы, тоскливо глядя по сторонам. Торопиться ему было некуда: после уничтожения клонов у Шварц не было ни одной серьезной стычки ни с остатками Эстет, ни с другими тайными организациями. Но долгожданная свобода имела свои минусы, главным из которых оказалась скука. Восемнадцать часов в сутки требовалось чем-то заполнить, и, хотя с деньгами проблем не было, магазины и бары ему смертельно надоели. Чтение чужих мыслей и манипулирование окружающим давно превратилось в рутину. Хотелось чего-то новенького, но чего именно - телепат не знал.
Так прошло несколько месяцев. Шварц успешно скрывались в Штатах, ничем не выдавая своего присутствия. Кроуфорд предупредил, что любой необдуманный поступок может обернуться против них, и даже его дар им не поможет. Немец подозревал, что это далеко не вся правда, интуитивно чувствуя, что оракул изменился. Но пытаться проникнуть в его голову было по-прежнему безнадёжным делом - лидер успешно ставил блок.
Шульдих подавил смешок, вспомнив, как Брэд недавно забеспокоился из-за растущей нестабильности ирландца. Телепат прекрасно понимал, чем она была вызвана. Лишенный возможности убивать, Фарфарелло был опасен. Неизвестно, сколько он еще выдержит.
Немец зябко передёрнул плечами и плотнее намотал шарф. Зима. Он терпеть не мог это время года. Неожиданно его размышления были прерваны чужой мыслью: «Угол седьмой Авеню, поторопись».
Шульдих замер на месте, автоматически сканируя пространство. «Ну вот, и конец спокойной жизни. Я почти рад». Неужели их выследил другой телепат, даже несмотря установленные Шульдихом ментальные блоки? Тогда почему чужое воздействие на мозг сразу исчезло, словно его и не было? Конечно, было бы интересно испытать чужака, посмевшего навязывать ему свою волю, только трус куда-то исчез. Сканирование мимо проходящих людей ничего не дало. В галлюцинации немец не верил. Проигнорировав нехорошее предчувствие, Шульдих прибавил шагу, и, спустя несколько минут, остановился над неподвижным телом.
…Абиссинец почти не изменился, только лицо стало еще бледнее из-за потери крови, и под глазами залегли тени. Выбившиеся из косы пряди волос разметались по земле. Неужели он действительно мёртв?
Конечно, у Шульдиха никогда не было дара прорицателя, только все же он представлял их новую встречу с слегка отмороженным лидером Вайс немного иначе. «Айя, разве можно так разочаровывать? Умереть здесь… Тебе это не подходит».
Снежинки кружились в воздухе, оседая на длинных пушистых ресницах. Прошло несколько секунд, и, повинуясь какому-то порыву, Шульдих склонился проверить пульс. Раз, два, три.. Не бьётся. Он с силой сжал чужое запястье. Слишком большая потеря крови. Наверное, уже поздно. Поздно. Он отворачивается, собираясь уйти, когда чуть слышный голос произнес его имя.
Шульдих расплывается в усмешке.
“Что ж, по крайней мере, скучно не будет».
* * *


В комнате царил полумрак, но люди по привычке скрывали лица под капюшонами. Впрочем, пророк и так знал о них все, начиная с имени и заканчивая предпочтениями в выборе любовников. Эти люди необходимы, чтобы осуществить его мечту, и до этого момента он будет их беречь, даже если порой приходиться сомневаться в их профессионализме. Возможно, потом, когда цель будет достигнута, он «отделит зерна от плевел». Сейчас его интересовало только достижение желаемого. Будучи одним из лучших выпускников Розенкройц, он не предполагал, что когда-нибудь будет работать на Критекер. Впрочем, что это меняет…
Никто из последователей и учеников никогда не видел его лица. Они стояли полукругом, почтительно склонив головы, и внимая властному голосу пророка:
- Надеюсь, вы помните, что мы - не просто оперативники, у нашего подразделения есть великая миссия. С вашим врождённым потенциалом, который в течение многих лет совершенствовали лучшие специалисты Критекер, было трудно уничтожить одного человека?
Повисла тишина, потом раздался низкий голос:
- Я был уверен в его смерти, иначе не покинул бы Америку. Но неужели ничего нельзя исправить? Используя ваш дар…
Пророк развернулся к нему, обжигая тяжелым взглядом темных, сверкнувших прорези капюшона, глаз:
- Снова пытаешься оправдаться? Много ли от вас требовалось - тихо, без шума убрать человека без паранормальных способностей, который к тому же не ожидал нападения? А вы решили развлечься и подослать к нему какого-то мальчишку с ножом, который наверняка не смог нанести точный удар.
Внезапно тот, к кому обращался пророк, пошатнулся и, надрывно кашляя, схватился руками за горло. Остальные спокойно смотрели, как он задыхается:
- Я всего лишь исполнял ваш приказ не подставляться, - с трудом прохрипел он.
Невидимая рука, сдавившая его горло, вдруг исчезла. Голос пророка прозвучал неожиданно мягко:
- Думаю, на сегодня с тебя достаточно. Если этот человек все еще жив, значит, такова судьба. Возможно, так будет даже интереснее. Пожалуй, я расскажу вам все. Мы призваны отсрочить Конец Света…

* * *

Йоджи с раздражением отшвырнул в сторону газету. Подумать только, о чем нынче пишет пресса! А он еще считал это приличным изданием. Похоже, в погоне за сенсацией у журналистов, грубо говоря, снесло крышу. На первой странице в глаза бросался яркий заголовок: “Конец Света в 2012 году - глупая выдумка или суровая реальность?»
Аска взглянула на него, очевидно, удивленная столь бурной реакцией, затем накрыла его пальцы своими, как бы успокаивая:
- С чего ты так разозлился?
- Просто меня раздражает, что люди ради дешевой популярности и рейтинга печатного издания идут на все. Вот, к примеру, человек, давший интервью этой газете, гордо называет себя ясновидящим и на полном серьезе предсказывает гибель планеты. Одно из двух - это либо псих, либо человек, решивший нагреть руки за счет людской глупости.
Аска подняла упавшую на пол газету и принялась внимательно читать статью. Йоджи в это время задумчиво пил кофе. Статья о предвидении будущего пробудила какие-то смутные воспоминания, отчего сразу же заболела голова.
- Но здесь утверждается, что этот таинственный провидец действительно предсказал падение тех самолётов в Европе, причем с точностью до часа, и кучу других событий. Его дар не может заглянуть только далее 2012 года, как будто там пустота. «После 2012 я не вижу ничего», - процитировала она.
Поймав укоризненный взгляд Йоджи, молодая женщина рассмеялась:
- Успокойся, я же шучу. Мне ли не знать, как осторожно ты относишься к авторскому слову, с тех пор, как сам работаешь редактором. Понимаешь, многие сейчас обеспокоены глобальным потеплением климата, которое может привести к непредсказуемым последствиям. Может, в этом причина популярности подобных статей. В случае катастрофы неизвестно, кому суждено уцелеть поэтому…
- … и появляются пророки, - закончил за неё Йоджи, чуть усмехнувшись.
Аска подошла к нему и обняла за плечи:
- Даже если это- правда, Конец Света меня не волнует. Самое главное - это то, что я тебя люблю, и нет человека счастливее меня. А ты любишь меня?
Изумрудные глаза лукаво прищурились:
- А как ты сама думаешь?
- Просто порой мне хочется это услышать. Ты ведь так и не сказал мне этих слов, постоянно увиливая от ответа. - Аска легонько прикоснулась губами к его щеке.
- Если б не любил, разве я женился бы на тебе? - вкрадчиво заметил Йоджи.
Жена пожала плечами:
- В последнее время мне всё чаще приходит в голову, что когда мы познакомились, ты просто нуждался в человеке, которому мог доверять. Может, не следовало так поспешно оформлять наши отношения? Возможно, если бы память к тебе вернулась…
- Вряд ли это случится, ты же помнишь, что сказал врач. Мне повезло, что я до сих пор жив. Послушай, ты нужна мне, неважно веришь ты мне или нет. - Йоджи устало вздохнул.
Потеря памяти была для него очень болезненной темой. Он до сих пор не мог забыть свой последний визит в Токийскую больницу, когда врач, отводя глаза, сообщил ему, что потеря памяти, вызванная сильным стрессом или болевым шоком, может быть необратимой.

Глава 2.
Айя очнулся оттого, что кто-то бережно перебирал его волосы. Прошло несколько секунд, прежде чем глаза привыкли к красноватым отблескам камина, и он смог рассмотреть небольшую, хорошо обставленную комнату. Невольно покраснев, он заметил, что лежит, обнаженный по пояс, на большом мягком диване. Живот был перебинтован, а плед, видимо предназначавшийся, чтобы укрыть его, валялся на полу.
Чья-то рука продолжала гладить его волосы:
- Спящая красавица проснулась, - декламировал чей-то довольный голос за его спиной. Айя тут же дернулся в строну, но замер, почувствовав крепкую руку, сжавшую его запястье. Судя по голосу, его собеседником был не Шульдих.
- И где проклятый немец? - прошипел он, слегка повернув голову, чтобы увидеть лицо сидящего за спиной человека. Желтый глаз подмигнул ему в ответ:
- Он ушёл, я за него. Понимаешь, он и так проторчал целую неделю в больнице, пока тебе ставили капельницы. Потом внезапно позвонил Брэд и потребовал приехать в какую-то глушь… Но с тобой мне совсем не скучно.
Айя попробовал пошевелиться, но каждое движение отдавалось тупой болью в перевязанной ране:
- Ксо, - выругался он, уклоняясь от ласкающих его пальцев. - Тебе что - делать нечего? Или ты - фетишист?
Ирландец громко фыркнул:
- Знаешь, шути со мной поосторожнее, я не - Шульдих, спасающий бездомных котят. Меня просто попросили с тобой посидеть. Но я не стал бы этим заниматься, если б не видел в этом выгоды. Ты знаешь, в последнее время моя жизнь -такая скука… - он выдохнул эти слова прямо в ухо Айи, отчего тот поморщился. - Знаешь, у тебя неестественные волосы. Таких не бывает. Чем ты их красишь?
- Это природный цвет, хотя не понимаю причины, по которой должен объяснять это тебе.
Шварц внезапно отпустил его волосы и плюхнулся рядом на диван:
- Брось, сейчас ты - не боец. И мы можем неплохо развлечься, - почти промурлыкал ирландец, - а другим мы ничего не скажем.
Огонь в камине взметнулся вверх и, рассыпавшись мелкими искрами, погас. Вскрикнув от боли, Шварц отшатнулся от Айи, с изумлением рассматривая свои ладони, светившиеся в темноте голубым сиянием:
- Как ты это сделал? Я думал, что разучился чувствовать боль…
* * *

Когда они с Аской поженились, он взял её фамилию - Ито. Все равно после несчастного случая у него ничего не осталось, даже фамилии. Да, конечно же, он любил свою жену, ведь она придала его жизни смысл. Редкий человек не боится одиночества, но для Йоджи, лишенного всего – памяти, семьи, друзей, оно было особенно страшным. Он бы не смог жить один.
Аска первой заметила в нем литературные способности, и послала пару его рассказов в журнал. Благодаря ей, он поверил в собственные силы и начал жить, не оглядываясь постоянно назад, в пустоту.
И все же порой Йоджи был готов променять свою новую спокойную жизнь на разгадку тайн прошлого. Например, почему его нашли в обвалившемся здании с катаной в руках? Разве он умел обращаться с оружием?
Но единственное, что молодому человеку удалось выловить из серой мутной пелены, которая затянула его прошлое, было его собственное имя. И оно звучало удивительно правильно.
Закончив редактировать статью, Йоджи отвернулся от монитора. Его взгляд упал на стоявшую в углу катану, и рука сама потянулась к оружию. “Может, я когда-то занимался в школе кендо?» Но попытка вспомнить хотя бы один боевой прием оказалась безуспешной и лишь вызвала новую головную боль. Йоджи вздохнул, подумав, что, скорее всего ему не удастся вернуть свою память, и пора уже с этим смириться. У него есть любимая работа, свой дом, Аска – разве этого недостаточно? Может, не стоит ворошить прошлое?
… Йоджи ещё издали заметил стройную фигурку жены, которая быстро двигалась в толпе, возвращающихся с работы людей. Взявшись за руки, Йоджи и Аска свернули в узкий переулок, где почти не было слышен шум машин. Жена, улыбаясь, начала рассказывать о своей работе, Йоджи молча кивал.
Казалось, этот вечер ничем не отличался от десятка других, когда он выходил встречать Аска, но Йоджи было как-то не по себе. Он спиной чувствовал чей-то пристальный взгляд, хотя на улице не было ни души. Ощущение близкой опасности усилилось, когда они пересекли освещенную часть улицы.
Что спасло ему жизнь – рефлексы или простое везение – Йоджи так и не узнал. Когда прозвучали выстрелы, он инстинктивно дернул к себе жену и упал на землю, прикрыв ее собственным телом.
«Черт, надо же так по-глупому подставиться!» - Йоджи взглянул на Аску: дышит, но без сознания. Наверное, ударилась головой о мерзлую землю. Он быстро оглядел двор, пытаясь определить лучший путь отступления, когда из-за угла показался человек. Незнакомец приближался медленно, спокойно, уверенный в беспомощности своих жертв, когда с ближайшей крыши в воздух поднялся тяжелый снежный ком.
- Кажется, мы не опоздали.
- Ты перестарался, Наги. А если бы Йоджи убило? Или сказывается застарелая неприязнь к Вайс?
- Просто так даже проще. Сомневаюсь, что он пошел бы с тобой добровольно, будучи в сознании, а времени на долгие уговоры у нас нет.

* * *

Шульдих то и дело морщился: неприятный запах в салоне не перебивал даже дорогой очиститель воздуха.
Приехав в указанный Кроуфордом отель, он некоторое время не мог понять, что их оракул, привыкший к удобству и роскоши, мог здесь забыть. Мало того, что пришлось сорваться с места, оставить «Белоснежку», как он мысленно окрестил Айю за необычный для японцев светлый цвет кожи, на попечение берсерка, и ехать в такую отдалённую часть штата как Вудсток. Видимо с их обожаемым лидером что-то случилось во время этой таинственной поездки, и он теперь вынужден скрываться. Разве иначе он взял бы другое имя, и выбрал бы настолько непрезентабельный отель?
Сидевшая за стойкой девушка презрительно поджала губы, сообщив, что «мистер Адамс остановился в номер 22”.
Он был сильно удивлен, когда дверь ему открыл худой мужчина в довольно грязной одежде и с перевязанной головой. В нем было нелегко узнать всегда подтянутого, обладавшего безупречным вкусом лидера Шварц.
- Ну, и как ты докатился до жизни такой, а, Брэд? - вопросил телепат, открывая ветровое стекло, чтобы впустить в салон свежий воздух. Он покосился в зеркало заднего вида и с удовольствием отметил, как американец бросил в его сторону испепеляющий взгляд, но промолчал. Казалось, он что-то мучительно обдумывал. Шульдиху пришло в голову, что оракул развлекался с каким-то неизвестным противником, а о том, чтобы все Шварц поучаствовали в веселье и, наконец, размялись, вредный Кроуфорд как-то не подумал. Интересно, что на этот раз? Неужели их разыскали Эстет?
- Молчишь? - рассердился Шульдих. - Тогда я тебе ни слова не скажу о своей новой игрушке.
- Ты, часом, говоришь не о японце с красными волосами? - не удержался Кроуфорд, удобнее устраиваясь на сиденье. Если бы телепат в этот момент обратил внимание на его руки, то заметил бы, что они чуть дрожат.
Шульдих остановил машину и развернулся к нему:
- Видение?
Кроуфорд кивнул:
- Я не одобряю то, что он сейчас находится в нашем доме. И мне кажется, тебе следовало дать ему умереть.
Телепат нервно тряхнул рыжими волосами. Похоже, шутки кончились. В таком тоне шеф обычно отдавал приказы. И только что вполне четко прозвучало, что Фудзимия не должен остаться в живых. Шульдих негромко спросил:
- Предлагаешь избавиться от него, пока он в ослабленном состоянии?
Кроуфорд с минуту молчал, потом ответил:
- Для начала я хочу с ним поговорить. Боюсь, мы не имеем права на ошибку.
- Да в чем дело, Брэд? Хотя бы скажи, кто тебя так отделал? - Шульдих волновался, но понимал, что пытаться пройти сквозь мысленные щиты оракула бессмысленно. Судя по всему, тот не слишком сильно пострадал, или же быстро восстановился.
Кроуфорд задумчиво посмотрел на медленно кружащиеся за окном хлопья снега:
- Как много в этом году снега в Америке. Говорят, это первый случай за всю историю штата Нью-Йорк. Странно…
Телепат молчал, нетерпеливо постукивал костяшками пальцев по рулю.
- Хорошо, я попытаюсь объяснить, - наконец произнес оракул. – Меня пытались устранить, организовав взрыв на заправочной станции. Я не смог этого предвидеть, однако у меня создалось впечатление, что те, кто за этим стояли, не были обычными людьми. Самое странное, что за минуту до взрыва я увидел тебя и Фудзимию, словно эта ваша встреча была важнее, чем забота о собственной шкуре. Я не слишком сильно пострадал, но остался без машины и почти без денег. Мобильник заработал, только когда я добрался до окраин Вудстока. Пытался связаться с тобой мысленно, но ты был погружён в заботу о найдёныше Вайс, и у меня в первый раз в жизни не получилось. Как ты думаешь, что это значит?
Шульдих растерянно пожал плечами. Он не мог себе представить, почему телепатическая связь впервые дала сбой.

Глава 3.
Йоджи резко повернулся и открыл глаза. Возвращение к реальности отозвалось неприятным ощущением в пояснице - видимо он слишком много времени провёл в одной позе - и пульсирующей болью в голове. Поскольку он практически не употреблял спиртного с того момента, как у них с Аской состоялся серьёзный разговор по этому поводу, то справедливо рассудил, что голова раскалывается по другой причине.
Неловко сев на кровати, Йоджи безуспешно пытался понять, где оказался, когда дверь, скрипнув, отворилась.
- Ну и что вам от меня надо? - мрачно буркнул бывший Вайс, подозрительно косясь на темноволосого, стройного, с виду такого обычного парня, скользнувшего в комнату вслед за молодым Такатори.
И вдруг Кудо негромко выдохнул, закрыв лицо руками:
- Черт, Оми, я вспомнил… Надо же, столько времени принимать лекарства, выполнять все процедуры, а нужен был всего лишь удар по голове…
Мамору обменялся выразительным взглядом с Наги. Такого поворота он не ожидал. Приходилось импровизировать на ходу, ведь тщательно разработанная для Ре-сан история абсолютно не годилась для Кудо Йоджи.
- Рад, что ты в порядке. Извини за грубость, но у нас не было времени. Ещё пара минут и ты бы попал в лапы Критекер.
- Странно слышать это от тебя, - хмыкнул Балинез, и непроизвольно потянулся к запястью на руке, только чтобы мысленно чертыхнуться: часы с леской, естественно, отсутствовали. А жаль, в противном случае он не был бы так беспомощен в переулке.
Такатори вздохнул, прекрасно понимая его настроение. Он бы сам с удовольствием вцепился кому-нибудь в глотку. Как могла его жизнь так измениться за последний месяц? Кто создал ему оппозицию, и откуда ждать следующего удара? Он прекрасно понимал, что ему удалось спастись лишь благодаря чуду, или, вернее, преданности Наги.
- Что с Аской? – голос Йоджи прервал его размышления.
- Аска? А, твоя жена. Она жива, сейчас находится в больнице с сотрясением мозга. Но, пока тебя нет рядом, ей ничего не грозит. Они охотились за тобой.
- Интересно, кому понадобилось убирать бывшего оперативника, к тому же потерявшего память, - Йоджи напрягся, ему казалось, что собеседник чего-то недоговаривает.
- Думаю, тебя не собирались убивать, а, скорее, использовать, как заложника, чтобы иметь возможность давления на меня… или кого-то еще, - Мамору чуть виновато улыбнулся, вдруг становясь похожим на прежнего Бомбейца. – Несколько месяцев назад я узнал о новом, строго засекреченном, проекте «Эсхато». Кое-какие детали заставили насторожиться, хотя бы то, что в нем задействованы параномы. В общем, когда о моей личной заинтересованности стало известно, меня попытались по-тихому убрать.
Йоджи перевел взгляд на Наги, застывшего у стены, точно изваяние, и вспомнил, какой чудовищной силой обладал этот хрупкий на вид парень.
- Тебе повезло с телохранителем, - бросил Йоджи, вглядываясь в бесстрастное лицо Наое. Таким же несокрушимым спокойствием обладал только один человек. Только кто? В памяти всплыли идеальные черты лица, волосы цвета темной крови, тонкие пальцы, сжимающие рукоять катаны… Йоджи закрыл глаза, на мгновенье забыв, как дышать. Катана - изящное, смертоносное оружие, единственная вещь, к которой его друг был привязан, так долго была у него в руках, а он никак не мог понять, почему при каждом взгляде на нее его сердце болезненно сжимается.
- Чёрт возьми, а что стало с Айей??

* * *


Айя стоял у окна, вглядываясь в темноту. Грустная полуулыбка тронула его губы: странная штука жизнь - раньше он и представить себе не мог, что будет умирать в одиночестве, и жизнь ему спасет Шварц. Ирландец, заметив его задумчивый вид, хитро ухмыльнулся и вместо того, чтобы метнуть дротик в стену, бросил его в сторону Абиссинца. Благодаря отличной реакции Айя избежал ранения, пострадала только купленная Шульдихом рубашка. Выдернув дротик из шелковой ткани, Абиссинец беззлобно заметил:
- Ты все-таки решил меня убить, несмотря на приказ начальства?
- Скажем, ты мне не нравишься. - Фарфарелло сверкнул жёлтым глазом и медленно провёл заточенным лезвием по дорогой обивке кресла. – Знаешь, даже Шульдих порой боится лезть ко мне в голову, мало ли что он может там увидеть. Я же психически не стабилен, и Кроуфорду это прекрасно известно. Как думаешь, на что рассчитывает оракул, заставляя меня следить за тем, чтобы ты не сбежал?
- Выглядишь вполне нормально, - сузил глаза Айя, не зная как отделаться от мерзкого ирландца. Он и сам не понимал, зачем он нужен Шварц и почему до сих пор жив. Хотя…
… Кроуфорд снял очки, и сразу стал выглядеть моложе. Седина, тронувшая его волосы, контрастировала с цепким взглядом карих глаз. Айя так и не понял внутреннюю сущность этого человека: как можно видеть будущее, возможно, не один раз собственную смерть и при этом остаться в здравом уме? В любом случае, он не мог забыть ни одной их схватки, когда американец был телохранителем Такатори. Никто другой не мог голыми руками остановить удар его катаны. За одно это лидера Шварц стоило уважать. И ненавидеть.
- Давно следовало придушить Шульдиха…
Айя удивлённо поглядел в тёмные глаза, на долю секунды полыхнувшие смесью раздражения и неприязни. Однако, почувствовав замешательство собеседника, оракул взял в себя в руки, не преминув, впрочем, ехидно добавить:
- И, уж конечно, избавиться от Рана Фудзимии. Ты - точно чума, появляешься из ниоткуда, и разрушаешь все, к чему прикасаешься. Стоило ли затрачивать столько усилий, чтобы выбраться из тонущей крепости, чтобы затем… - Брэд вдруг замолчал, спохватившись, что разговаривает с противником, хоть и бывшим. И почему он так зол? Чем его так раздражает этот красноволосый японец, ухитряющийся в самой невероятной ситуации остаться в живых? Разве не сам Кроуфорд виноват в том, что в прошлый раз в битве с клонами поставил на карту не только дар, но и жизнь? И едва не проиграл.
Айя молчал, его мысли были заняты другим. Он обдумывал возможность сбежать из этого мрачного дома и отправиться на поиски друзей, которым, судя по всему, грозила серьезная опасность. И не похоже, что от Шварц - следовательно: можно на время о них забыть.
- Ты слушаешь меня? - вдруг вкрадчиво поинтересовался оракул, и Айя поспешно кивнул. Не хватало ещё, чтобы Кроуфорд пригласил телепата для лучшего контакта. Айя не видел его с того момента, как очнулся у Шварц.
- Ирландец сказал, что у тебя появилась некая сила. На мой взгляд, полный бред. Чтобы стать параномом, кроме врожденных способностей необходимы длительные тренировки. Свою команду я набрал сам, поэтому хорошо знаю их возможности.
- Ты набрал психов, - тихо произнёс Айя.
- Так или иначе, невозможно, чтобы к берсеркам возвращалась чувствительность, - продолжил Кроуфорд, проигнорировав его замечание. – Они – идеальные машины для убийства, не способные чувствовать боль. И если Эрро действительно обрёл способность чувствовать…
- Нет у меня никаких способностей, - устало вздохнул Айя, – я нормальный человек, а вашего берсерка не мешает проверить у хорошего психиатора. Но, боюсь, вряд ли поможет.
Внезапно оракул усмехнулся.
-Значит, нет? Ну, время покажет. Тебе придётся здесь задержаться. Благодаря тебе мы снова во что-то вляпались, и я не позволю тебе уйти, пока не разберусь, что происходит.
* * *

Грэг Маккейн никогда не считал себя фанатиком. Это слово звучало слишком категорично. Кто такие «фанатики»? Люди, всей душой преданные выдуманной кем-то идее и готовые ради нее на любые жертвы.
Грэг же всю жизнь доверял лишь себе, считаясь только со своими прихотями. Друзей у него не было, о своей семье он предпочел ничего не знать. Хотя и нелегко было забыть предательство матери, которая с радостью отдала сына незнакомым людям, испугавшись его способностей.
Будни в школе жизни Розенкройц наложили на его душу особый отпечаток. «Убивать, чтобы жить», - вот единственное правило, которому там обучали. Однако, участвуя в смертельных спаррингах, совершенствуя свои врождённые способности, ученики по-прежнему оставались заложниками неизвестной верхушки, чьи конечные цели не знал никто. В академии убийц невозможно было поддерживать даже дружеские отношения - завтра твои слабости могли использовать против тебя. Честолюбие абсолютно не приветствовалось, только тупое желание угодить вышестоящим. Системе были нужны не лидеры, а исполнители, лишенные человеческих чувств, своего рода машины для убийства…
Грэг долго выбирался из той ямы, в которой оказался по воле случая. Или родителей. Постепенно он понял, что дар воздействовать взглядом на внутренние органы человека не единственная его способность. В какой-то момент, вытирая с рубашки кровь незнакомого телекинетика, его посетило видение о будущем. Однако он так и не сообщил о своей проснувшейся способности Розенкройц...
Мужчина задумчиво провёл пальцем по черно-белой фотографии, выпавшей из папки на стол. Он хорошо помнил день, когда всё руководство было в ярости из-за того, что одна из боевых групп, названная как «Шварц» таинственно исчезла из поля зрения Розенкройц. Этот день также ознаменовался гибелью верхушки Эстет и бегством одного паранома из академии. Последнее событие прошло почти незамеченным – слишком мелкая сошка, кроме того в тот момент все были заняты переделом власти.
Брэд Кроуфорд - лидер Шварц, единственный человек, решившийся бросить открытый вызов Розенкройц. Его пророческий дар был редкостью даже среди параномов, поэтому ему многое прощалось…
Мужчина презрительно фыркнул, пробегая глазами отчёт оперативника, в котором говорилось, что оракул Шварц погиб в заминированной машине. Сейчас он уже точно знал, что Кроуфорд живее всех живых, и им ещё предстоит встретиться.

* * *

Телепат бродил за Айей по пятам, безумно раздражая этим красноволосого. Словно мало ему было ирландца, бесшумно преследующего его по всему дому и сверлящего спину жёлтым кошачьим глазом! Но у того хотя бы было оправдание -приказ начальства.
Айя всегда чувствовал потребность в личном пространстве, в одиночестве он чувствовал себя лучше всего, и постоянное присутствие немца давило на психику. Привыкнуть к нему было невозможно, как невозможно жить в одной комнате с бомбой. В очередной раз вздохнув, абиссинец подумал, что если бы пришлось выбирать между Шварц и шинигами, он с большим удовольствием остался бы с последними.
Взяв с полки первую попавшуюся книгу, он сел в кресло и попытался начать читать. Однако, почувствовав за спиной тяжелое дыхание, он не выдержал и обернулся:
- Тебе не надоело дышать мне в затылок?
Протянув к нему руки, Шульдих с наигранной радостью провозгласил:
- О, наконец-то его ледяное высочество обратило на меня внимание. Кстати, где благодарность за спасение твоей пропащей души?
После непродолжительной паузы Айя обречённо кивнул головой:
- Спасибо.
- И это всё, котёнок? - в глазах немца блеснула злость. – Что ж, получу свое, не спрашивая у тебя разрешения.
Примостившись на подлокотнике, Шульдих с силой прижал пленника к спинке кресла, собираясь поцеловать. Отвернувшись, Айя поморщился от боли в животе, ему показалось, что рана снова открылась. Ну почему всё это происходит с ним?!
Внезапно телепат поднялся и пересел на диван. В синих глазах промелькнуло нечто, похожее на обиду.
- Не люблю сломанные игрушки, - наконец, произнёс он, неловко затягиваясь сигаретой.
Лидер Вайс скрипнул зубами: сравнение с игрушкой его разозлило, и если бы сейчас рядом с ним была катана, да что там катана - любое холодное оружие, - то жизни Шульдиха угрожала бы серьёзная опасность. От кровожадных мыслей его отвлёк неслышно вошедший в комнату Кроуфорд:
- Фудзимия, вижу тебе и так не скучно. А я пришёл предложить тебе «миссию»…Или как вы, белые, это называете? Думаю, тебя заинтересует. Возможно, ты узнаешь что-то о своих друзьях.
Глава 4.


Йоджи искоса поглядывал на напарника, которого ему навязал Цукиено. Чем-то тот ему с первого взгляда не понравился - слишком много улыбается, без умолку болтая на отвлеченные темы – словно смотришь на собственное отражение в зеркале, вернее, таким Кудо был когда-то. Но сейчас Йоджи хотелось просто посидеть в тишине и подумать, и его раздражало, даже когда парень обращался к нему с банальными вопросами о самочувствии (чертов Оми, неужели нельзя было не акцентировать внимание на его временной потере памяти?) Кроме того, Хлоэ заменил его в Вайс, пускай, даже тогда в команде не было Айи.
Наконец, к ним подошла стюардесса и, излишне низко склонившись к Хлоэ, спросила, не желают ли они чего-нибудь прохладительного. Отрицательно качнув головой, Йоджи отвернулся к иллюминатору. Голова раскалывалась от мыслей об Аске и Айе. Как глупо вышло: он действительно обрел покой, его мечта о перерождении сбылась, но вернувшиеся воспоминания принесли столько боли! Хотя, нет, он все же тогда не хотел забывать…
Йоджи решительно снял кольцо с безымянного пальца, тут же почувствовав на себе осуждающий взгляд.
- Что-то не устраивает? – неожиданно для себя взорвался бывший балинез, - Да, это обручальное кольцо, но если бы не потеря памяти…
- Разве я что-то сказал? – на удивление мягко возразил напарник и отвернулся, демонстративно разглядывая стройные ножки стюардессы, разносившей по салону сок. – Хотя, вот что мне действительно интересно. Пока мы вместе, я имею право знать, за что рискую головой. Вчера мне приказали наведаться к тебе домой и кое-что забрать. Это было, нелегко, знаешь ли… Я завалил твое бывшее жилище цветами…и трупами. А теперь скажи, зачем такие сложности ради какой-то старой катаны?
Кудо сжал пальцы с такой силой, что хрустнули суставы:
- Я бы сам за ней сходил, но Оми запретил… Но я не могу встретиться с Айей, если не верну ему то, что он мне оставил. Эта катана принадлежит ему. Поэтому…
- Все ясно, можешь не продолжать. – Улыбнулся Хлоэ и закрыл глаза. – Разбуди меня через два часа, когда мы долетим до Нью-Йорка.


* * *

Оказавшись в Американском музее естественной истории, Айя внимательно огляделся.
Удивительно, как легко телепат мог манипулировать людьми. В связи с найденными древностями, охрана музей была усилена, и, естественно, их сразу же остановили. Айя только успел подумать, что, работай он как прежде в Вайс, ни за что бы не пошел сюда так открыто, когда Шульдих повернулся к нему, притянул за кисть руки, и, ухмыльнувшись охраннику, нагло поцеловал его запястье.
Айя был так поражен, что не сразу отдернул руку, но, секунду спустя, на его бледных щеках вспыхнули багровые пятна; потемневшие от гнева глаза встретили спокойный оценивающий взгляд бывшего врага:
- Айя, это просто плата. Раз уж ты не удосужился купить билет, я принимаю плату, чем хочу.
Пялившийся на них охранник вдруг глубоко вздохнул и начал медленно оседать на пол.
- Убью, - коротко ответил Айя, отдергивая руку, и уже собирался выполнить обещание, когда стоявшая неподалеку иномарка засигналила. Кроуфорда явно не устраивало уменьшение состава Шварц на одну единицу.
Воспользовавшись передышкой, Шульдих бесцеремонно втащил Айю в темный холл музея.
- Ксо, - выругался Айя, начиная сомневаться в правильности своего решения принять участие в этой вылазке. Что бы там не говорил оракул, трудно было надеяться встретить здесь кого-нибудь из бывших Вайс, особенно плейбоя, который сейчас, скорее всего, принимает участие в чайной церемонии. Вместе с женой.
Шульдих пристально смотрел на него, прикидывая возможность прижать задумавшегося красавчика к стенке, снова вдохнуть горьковатый аромат водяных лилий, которыми пахли волосы Айи и…Очень кстати оказался мысленный пинок Брэда, который ехидно посоветовал ему не умирать, пока задание не выполнено.
Вздохнув, Шульдих направился к лестнице, ведущей на второй этаж. Но ведь общаться с котенком ему не запрещали:
- Фудзимия, держу пари, свидания в музее у тебя еще не было! Впрочем, о чем это я…Знаешь ли ты, что такое свидание? Ну, почему молчишь?
- На идиотские вопросы не отвечаю.
- Да брось ты, - поморщился телепат, - когда у тебя будет еще одна такая памятная ночь? Ты, кстати не смотрел «Ночь в музее»? Ожившие экспонаты – это действительно жутко, - он не стал добавлять слово «смешно», чтоб не портить впечатление, в конце концов, красноволосый вряд ли оценит комедию.
- Может мне обратиться к древним святыням, чтобы заставить тебя заткнуться, или мне поможет оживший скелет Тираннозавра? – Фудзимия обогнал его, ускорив шаг. Они как раз проходили зал палентоологии. – А лучше забудем о романтике, и ты, наконец, скажешь, что мы здесь ищем.
Шульдих беззлобно фыркнул, но ответил:
- Ты в детстве не играл в индейцев? Держу пари, нет, ты же вырос в семье банкира. Такие плебейские игры не для наследника Фудзимии. Короче, мы здесь, чтоб покопаться в индейских табличках.
Несмотря на то, что зал было темно, он заметил, как напрягся Айя:
- Надеюсь, не те, что были потеряны после падения Эстет? Не желаю участвовать в этом фарсе.
- Нет, что пропало, то пропало, а участвовать тебе придется, при чем я уверен - в главной роли, иначе Брэд давно тебя лично убрал. У оракула было видение, что письмена на этих табличках связаны с последними событиями, в частности, с покушениями на тебя и Брэда. Археологи привезли их из старого индейского захоронения в Долине Смерти, что в Южной Калифорнии…. Сегодня, к полуночи, они должны быть расшифрованы. Мы должны опередить всех.
«Как удобно быть оракулом, - подумал Айя, сворачивая за телепатом в очередной коридор, - надеюсь только, что он не ошибся».
- Брэд сказал, закрытый зал должен быть где-то рядом, - спустя полчаса Шульдих остановился в узком коридоре. Айя жалел, что заранее не изучил карту музея, не представляя, как они найдут дорогу назад. «На мысленный голос Кроуфорда, что ли, идти?»
Резкий выстрел разорвал тишину. Айю спасли давние инстинкты: пригнувшись, он скользнул в угол, увлекая за собой Шульдиха:
- Это - предупреждение. Выходите с поднятыми руками, - несмотря на угрозу, голос звучал довольно нервно, - не знаю, как вы здесь оказались, но дальше вы не пройдете!
- Я думал, ты обо всех позаботился, - хмыкнул Айя в сторону телепата, который уязвлено скривился.
- Иногда встречаются устойчивые экземпляры! – бросил Шульдих, прикрывая глаза и сосредоточиваясь на мыслях другого человека. – Да и ты таких знаешь…
Когда голова охранника безвольно свесилась набок, а тело потеряло равновесие, телепат подошел и ударил его по затылку ребром ладони:
- Чтоб наверняка, - объяснил он Айе, который только пожал плечами. Проигрыш Шварц людям без особых способностей порой объяснялся просто. Что там Кроуфорд говорил про дар? Если его тренировать, можно добиться небывалых высот. Но у медали есть и обратная сторона. Привыкнув рассчитывать на сверхсилу, легко стать небрежным и упустить важную мелочь. Да и постоянно слушать мысли незнакомых людей не так уж приятно…
Телепат, тем временем, присел на корточки перед охранником и разжал его пальцы, чтобы спустя мгновение помахать перед носом Айи пластиковой карточкой:
- Все-таки хорошо, что мы его встретили. А то я не представляю, как бы мы проникли туда. – Он махнул рукой в сторону металлической двери в конце коридора. – Кажется, у тебя открылись параномальные способности после того покушения. Могу предположить, что это контроль над электроэнергией. Но ты не готов принять новые возможности, ты цепляешься за прошлое. Нельзя проводить инициацию, пока ты отвергаешь свой дар, последствия могут быть необратимы, а то и смертельны... К тому же, обесточив музей, мы можем потерять и то, зачем пришли. Поэтому сейчас ты – просто моя подстраховка…
* * *

Сидевшие за пультами сотрудники мирно спали.
Айя внимательно рассматривал находившиеся под стеклом каменные таблички. Значки хорошо сохранились, хотя язык не узнаваем. Но рука сама потянулась прикоснуться к этим осколкам прошлого….
- Не смей, тут же сигнализация! - Шульдих с силой оттолкнул его в сторону, так, что Айя с трудом удержался на ногах. – Фудзимия, ты, что, решил собрать здесь всю полицию Нъю-Йорка? Даже мне может оказаться не по силу такое количество стражей порядка!
Айя растерянно взглянул на него: он и сам не понимал, что на него нашло. Когда-то он работал учителем истории, пусть и под прикрытием, и порой древние артефакты сводили его с ума. Скажем, его старая катана. Но ничего подобного этим камням ему видеть не приходилось…
- Если тебя, как и Эстет, интересуют прошлое, лучше прочитай текст на экране, пока я передаю информацию оракулу. На мой взгляд, полный бред.
Айя подошел к находившемуся на возвышении компьютеру, невольно испытывая восхищение к людям, сумевшим расшифровать загадочные письмена. Впрочем, понять удалось немногое:
- Мы, чье имя давно забыто, приветствуем своих далеких потомков и просим выслушать последнее слово. В треугольнике - три угла, три священных шестерки, наследие солнцеподобной Аматересу - снова проснутся ото сна, разбуженные смертью, запятнавшей чистоту одного из них. Каждый из углов несет в себе несокрушимую убийственную мощь, уничтожающую все на своем пути в случае пробуждения. Эту силу, пришедшую в движение, способен контролировать лишь тот, в чьих жилах течет наша кровь. Соединять наследие Аматерасу опасно, но также глупо оставлять шестерки друг без друга. Только мудрость откроет врата в грядущее, иначе - необратимый Апокалипсис. Но прежде найдите священные шестерки…
Если вы читаете это послание, то будьте готовы к Началу Конца, ибо ничто живое не вечно.
Первым знаком погибающего мира будет вода. Когда кровь нечестивого сердца оскорбит дух священной шестерки …
Да отчистятся ваши души от скверны, да пребудет с вами благословение Небес.
Кроуфорд с силой сомкнул ладони на руле, стараясь не слушать продолжавшего мысленно возмущаться Шульдиха. Все оказалось гораздо хуже, чем он думал.
«Эй, оракул, это какая-то глупая шарада, лучше бы ты выбрал миссию, где можно от души пострелять. И какого черта ты сказал, что мы встретим здесь Вайс? Теперь рыжик сомневается в твоей компетентности и считает, что мы его просто используем…»
Кроуфорд поправил очки на переносице:
«Ты хочешь сказать, Кудо и его напарника вы там не встретили? Невероятно, чтоб мои видения обманывали…Скорее, это какой-то временный сбой, разобраться бы еще, что его вызывает...»
Перед глазами все поплыло, выступившая на теле испарина и сильная дрожь, как тогда, перед взрывом. Черт возьми, как же не вовремя!
…Огромное здание с зеркальными стенами венчал стеклянный колпак. Слышались громкие голоса, сверкали вспышки фотоаппаратов...
- Смотрите, прибыл мэр Лос-Анджелеса! Он проведет церемонию открытия?
…Ребенок лет десяти уцепился за руку стройной блондинки:
- Мамочка, ну пошли, посмотрим на это чудо! Такая огромная башня! Спорю, самая высокая в мире!
- Да, не зря ее назвали «Сад Жизни», - восклицает корреспондентка, беря в руки микрофон.
…Здание поражает не только размерами, но и оригинальным дизайном: чаша фонтана оформлена в виде человеческого сердца, увеличенного в десятки раз, по сосудам поднимается жидкость, окрашенная в красный цвет. И это только один из фонтанов...
…Кто-то восхищенно хлопает в ладоши:
- Этот фонтан затмит великолепие Bellagio, который пока на реконструкции! Кстати, он совсем близко отсюда, но, к сожалению, мы сможем увидеть его только летом.
…Радостную суету прерывают громкие крики…
…Треск разбитого стекла, дрожь земли под ногами. Люди бросаются в разные стороны… .
Вода вперемешку с острыми осколками и кровью… Фонтан - сердце разлетается на куски…Вода, вода повсюду…..
«Кроуфорд, вот только не надо хрипеть вместо того, чтобы мне ответить. У тебя там какие-то проблемы? Хотя погоди-ка… Кажется, нам пора срочно сваливать. У нас гости, и это вовсе не котята. Я чувствую присутствие еще одного телепата».
«Выбирайтесь оттуда немедленно, вы должны быть в Лас-Вегас через два дня, иначе нам уже ничто не поможет. Кажется, я знаю, где искать первую шестерку», - измученный видением оракул отключил ментальную связь…
Шульдих с улыбкой обратился к Айе:
- Кажется, нам все-таки придется драться.
Четверть часа спустя Айя устроился на заднем сиденье, довольно небрежно поддерживая полуживого телепата, который, все это время пытался защитить их разумы от навязанного неизвестным параномом желания сдаться. Кроме этого, прибывший телепет никак себя не проявил. «Молокосос», - презрительно высказался Шульдих в его адрес. Айя вырубил парочку людей на выходе, сломав одному шею, а другого, ударив поддых. Охранная сигнализация музея сработала, едва они сели в машину, но Кроуфорд отчаянно рванул с места, успев скрыться до прибытия полиции…

* * *

Остановив машину на пустынном холме, они наблюдали за музеем, окруженным десятком машин.
- Там полно полицейских, мы опоздали, - сказал Хлоэ, – интересно, что случилось?
Йоджи, который мирно курил в сторонке и думал о чем-то своем, убедившись в крахе миссии, включил в машине радиоприемник. Женский голос сообщил:
- Сегодня ночью группа неизвестных устроила налет на музей. Грабителей не интересовали исторические ценности, зато последняя экспозиция, которая должна была стать главным событием года, безвозвратно потеряна. Сочувствуем профессору Н. и его ассистентам.
- Мрак, - вздохнул Йоджи, когда увидел на своем мобильном сообщение от Цукиено:
«Кроуфорд связался с Наги с помощью мысленной связи. Срочно выезжайте в Лас-Вегас на открытие нового развлекательного Центра. Кажется, нам угрожает что-то серьезное.
PS: с ними – Айя»

5 глава в комментарии

@темы: Фанфики

---

[Aya.]

weisskreuzai.rolka.su

weisskreuzai.rolka.su
Всем доброго времени суток!
Открылась новая ролевая по Белому кресту. В ней требуются как каноничные персонажи так и не каноны)))
Итак. Сюжет таков. Действие происходит примерно через полгода, после попадания Айи в Вайсс. К этому времени команда уже спелась, вроде бы все дружат, все хорошо... В это время Шварц работают на Такатори, а заодно следят за Лаамой,(не канон) их косвенная задача-уговорить ее работать на Эсцет. Но девушку пока не интересуют ни Критикер, ни Эсцет-ей нравится дружить с командой Вайсс. Тайно, она влюбляется в Айю, но тот девушку не замечает. А дальше... Миссии... Жизнь.
С нетерпением ждем Вас! Игра обещает быть интересной)))

weisskreuzai.rolka.su - дублирую ссысль, если с верхней что-то не так, эту надо набрать в адресе..)))
Если какие-то вопросы вы свободно можете написать мне на мыло [email protected]



Так же на форуме существуют разделы для публикации работ как текстов так и фан-арта
ЖДЕМ ВАС!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

weisskreuzai.rolka.su

@темы: Фанфики, Яой, Weiss kreuz, фан - арт, Ролеве гры

---

[Scarlet Charlotte]

Название: Две сигареты
Автор:  Scarlet Charlotte
Пэйринг: Айя/Наги
Рейтинг: NC-17
Жанр: AU, PWP, deathfic
Disclaimer: Ну, вы знаете, кому принадлежат персонажи… Я на время одолжила
Размещение: С разрешения автора
Summary: Действие происходит в финале Глюэна – перед отъездом Айи в Америку


"Совы не то, чем они кажутся."
Дж.Линч "Твин Пикс"


- Ран, Ран, иди к нам! – Айя смотрит прямо ему в глаза, не отрываясь ни на мгновение.
Он стоит на невысоком холме, сверху глядя на сестру и Оми. Взгляд Айи такой тяжелый, что он не может долго его выдержать. Он отворачивается. Но куда бы Айя ни смотрел, глаза сестры преследуют его. Мурашки бегут по коже. Как это возможно? Как?
Айя с Оми, взявшись за руки, кружатся в танце. И смеются, смеются…
Айя часто смеется теперь, но Оми… Айя уже забыл, когда в последний раз слышал смех своего бывшего товарища по команде. Оми теперь Мамору – деловой человек, ему не пристало смеяться по любому поводу.
Сестра продолжает звать его. Она снова выглядит шестнадцатилетней – такой, как в день
трагедии, изменившей его жизнь. И этот Оми намного моложе – таким он был в Вайсс.
Они кружатся, кружатся… Начинается снег – снежинки медленно падают, устилая землю белым покрывалом.
Айя замечает, что сестра разута. И Оми тоже. Но они будто не чувствуют холода, продолжая танцевать. Его пробирает озноб. Он опускает глаза и видит, что сам стоит босиком на снегу. Холод щиплет кожу. Айя обнимает себя руками – он раздет по пояс. Становится все холоднее.
Сестра вдруг отпускает руки Оми, поворачивается к нему и каким-то чужим голосом спрашивает:
- Почему ты не идешь к нам, брат? Ты больше нас не любишь?
И начинает взбираться на холм, на котором стоит Айя. Оми следует за ней.
Айю накрывает волна паники. Он хочет убежать, но не может пошевелить ни рукой, ни ногой - на него будто надели смирительную рубашку. Он хочет закричать, но не может издать ни звука. Он пытается закрыть глаза, но и это ему не удается.
Айя и Оми уже на вершине. Оми поднимает голову и Айя наконец-то слышит собственный крик – вместо глаз у Бомбейца пустые глазницы, из которых сочится кровь. Оми смеется.

***

Айя просыпается в холодном поту. Включает ночник. Пытается успокоиться - это был всего лишь сон. Ему давно не снились кошмары… Со времен Сендая… Он бросает взгляд на часы на прикроватной тумбочке – второй час ночи.
В комнате холодно… Как во сне…
Он просто идиот – окно не закрыл. День был теплым, но уже не лето и ночи холодные. А он заснул в одних джинсах. Замерз, вот и кошмар приснился.
Айя поднимается с постели и подходит к окну. Прохладный воздух холодит влажную от пота кожу, треплет короткие волосы. Он еще не привык к новой прическе. Под влиянием порыва отрезав катаной косу, он будто бы выпустил на свободу все то, что несколько лет было туго сплетено внутри, подобно этой косе. Коса была символом его контроля. А теперь приходилось постоянно заправлять за уши неровно обрезанные пряди.
Взгляд падает на лежащую на тумбочке початую пачку «Mild Seven». Он мучает ее уже второй месяц. Открывает пачку – осталось три сигареты. Теперь две – щелкает зажигалкой, затягивается. Вертит пачку в руках – любимая марка Йоджи. Он забрал эти сигареты из Конеко, после того, что произошло в Мэйфу. Забавно – большинство своих вещей оставил, а сигареты Кудо взял. На память. Ведь Йоджи Кудо больше нет. Айя усмехается - он бы еще как сентиментальная барышня соорудил себе медальон с прядью волос любимого. Любимого… А вот это вранье – никогда любви между ними не было. Просто привычка – как к никотину. Эти пару месяцев ему очень не хватало Йоджи. Ему? Или его члену? Они с Кудо трахались несколько лет. В основном после миссий, когда адреналин зашкаливал. А потом придурок чуть его не убил – ради очередного призрака. Ну, что ж – теперь он, должно быть, счастлив.
Айя докуривает сигарету, выбрасывает окурок в открытое окно и закрывает его. Курить он так и не научился. Йоджи говорил, что он только сигареты переводит. Хоть сам его и приохотил – любил поделиться сигаретой после секса.
Черт бы побрал этот сон – он никак не может успокоиться. На душе скребет, словно в предчувствии чего-то дурного. С чего вдруг он стал таким мнительным? Вероятно, все дело в Айе. Ему до сих пор трудно поверить, что она очнулась и с ней все в порядке. Надо бы ей позвонить. Но ведь уже ночь и, она, скорее всего, спит. Да и напугает ее лишний раз – она и так слишком за него беспокоится.
И все же, позвонить надо. Если он не убедится, что она жива и здорова, спать спокойно не будет.
Айя берет мобильник и набирает номер сестры. Трубку долго никто не берет, потом заспанный голос отвечает:
- Алло.
- Это я, сестренка.
- Ран! Что случилось? Почему ты звонишь так поздно? – в ее голосе тревога.
- Айя, Айя – успокойся. Все в порядке.
- Но почему…
- Сон дурной приснился.
- Ран… - Она облегченно вздыхает. – Ты напугал меня. Ты, знаешь, я теперь тоже реагирую на всякие знаки и предчувствия – стала такой трусихой. Я очень за тебя боюсь, брат.
- Я знаю, Айя. Я знаю… - Они оба, наверное, никогда не сумеют избавиться от этого чувства – будто над ними постоянно висит темная туча, готовая в любой момент разразиться страшной грозой.
- Обещай мне, что будешь очень осторожен, Ран.
- Обещаю. – В тысячный раз говорит он, зная как важно это слышать сестре. Он и сам
много раз просил ее быть осторожной. Они оба параноики. Жизнь их такими сделала.
- Спокойной ночи, Айя.
- Спокойной ночи, брат.
Он кладет телефон на тумбочку. И как он скажет ей, что уезжает из Японии? Но оставаться нельзя. Оми… Мамору абсолютно прав – так будет лучше всего.
Айя вспоминает Оми из сна – жуткий призрак, плачущий кровавыми слезами. Оми он бы и в лучшие времена звонить не стал, чтобы узнать в порядке ли он. А сейчас о таком смешно и подумать. К тому же он видел Мамору этим утром. Такатори передал ему новые документы и билет на самолет до Нью-Йорка. Он улетает через четыре дня. Мамору поднял семейные связи и договорился с Советом Ста – американским аналогом Критикер. Айя будет заниматься тем же, что и в Вайсс. Только один. Интересно, как это – работать одному? Он всегда считал себя одиночкой, но, при этом, у него всегда была команда. Он научится. Как научился многому в своей жизни. Пришлось.
Черт, выпить хочется… Но в этой паршивой гостинице мини-бары в номерах не предусмотрены. Придется спуститься вниз.
Он натягивает черную водолазку, которую вчера, раздеваясь, швырнул в кресло, надевает носки, ботинки, хватает куртку и, сгребая с тумбочки пачку сигарет, зажигалку и мобильник, выходит из номера, захлопывая за собой дверь.

***

Айя входит в бар на первом этаже гостиницы и садится за стойку. Посетителей немного – заняты всего пара столиков, да какой-то парень расположился за стойкой недалеко от него.
- Двойной виски. Со льдом. – Бросает он в ответ на вопросительный взгляд бармена.
- Фудзимия.
Он оборачивается на смутно знакомый голос. Шварц. Нет - теперь телохранитель Мамору.
Сказать, что Айя был удивлен, когда в ходе миссии узнал, что бывший Шварц работает на Оми – значит, ничего не сказать. И продолжалось это явно уже давно. Вряд ли Мамору рассказал бы Вайсс об этом, если бы не крайняя необходимость. Как он мог доверять бывшему врагу – у Айи в голове не укладывалось.
- Наоэ. – Айя с неожиданным для себя любопытством разглядывает парня – в Мэйфу он видел его мельком. И один раз встретились у Мамору в кабинете. Забавно – Оми их тогда официально представил друг другу, будто бы раньше они и не встречались. Айя поразился такому лицемерию. Маска Мамору все глубже врастала в кожу, скоро она полностью скроет под собой лицо маленького Оми.
Шварц, забирая свой стакан, подсаживается ближе. Не сказать, чтоб Айю обрадовало такое соседство. Он делает глоток из собственного стакана и молчит. Он не собирается начинать разговор. Это делает Наоэ.
- Плохая ночь, Фудзимия?
- С чего ты взял?
- А чего ради тащиться в такое время в пустой бар? Так делают только те, кому больше некуда и не к кому идти.
- Ты и о себе сейчас говоришь?
- И о себе.
Айя смотрит, как Наоэ отпивает из своего стакана. Красивый парень, думает он. Темная челка наполовину скрывает правую сторону лица. Цвет глаз в таком свете не разберешь – толи голубые, толи зеленые. Айя помнит его еще подростком – очень опасным подростком. Сколько ему тогда было? Он, наверное, младше Оми.
- Сколько тебе лет? – Под влиянием порыва спрашивает Айя.
- Девятнадцать. Трахаться уже можно. – С усмешкой отвечает Наоэ.
- А пить - еще нет. – Айя кивком головы указывает на стакан, который парень держит в руках.
- Это содовая. Мне в любом случае больше пары глотков спиртного нельзя. А свою сегодняшнюю норму я уже выпил.
- Почему нельзя? – Спрашивает Айя.
- А ты подумай.
- Это из-за твоих… - Айя пытается подобрать слово, - твоей… силы?
- Точно. Телекинетик, потерявший контроль – это катастрофа.
- А ты когда-нибудь терял контроль?
- Много хочешь знать, Фудзимия. – Делает глоток и все-таки продолжает: - Терял. Один раз.
Айя не хочет спрашивать, почему, но вопрос вертится в голове. Наоэ смотрит на него и, словно в ответ на невысказанный вопрос, отвечает:
- И не спрашивай почему. Тебя это не касается.
- Ты и мысли читать умеешь? – Не сказать, чтобы Айю удивила такая возможность.
- Это не обязательно - все написано на твоем лице. Но, да, я умею читать мысли. Я не Шульдих, конечно, но кое-что уловить могу.
Шульдих… Айя помнит рыжего ублюдка, который заставил Сакуру стрелять в него. Будь выстрел чуть более метким, он не сидел бы сейчас здесь.
- Не лезь в мою голову.
- Очень надо. Вряд ли там есть что-нибудь для меня интересное. И я же сказал – я не Шульдих, это он был любитель поиграть. Мне хватает проблем и в собственной голове, чтобы еще лазить и по чужим.
Айя заказывает еще виски и достает из кармана куртки пачку «Mild Seven» и зажигалку. Берет одну из двух оставшихся сигарет и закуривает.
- Мне не предложишь? – спрашивает Наоэ, указывая кивком головы на сигарету.
- Я не думал, что ты куришь. – Айя протягивает ему пачку, и парень достает оттуда последнюю йоджину сигарету.
- Вообще-то, не курю. Но сегодня можно. – Телекинетик прикуривает от рановой зажигалки и, выпуская дым, продолжает: - Отличные сигареты. Ты всегда куришь эту марку?
Айя не отвечает. Наоэ бросает на него внимательный взгляд и, помолчав с минуту, продолжает:
- Я с пятнадцати лет не курил. Таскал тогда сигареты у Шульдиха, а однажды с горя выкурил целую пачку. Какая-то девчоночья гадость – супер-слимс, но мне и этого хватило. Два дня потом с трудом разговаривал.
- Это не то же самое горе, от которого ты потерял контроль над силой?
Наоэ, не глядя на него, отвечает, сминая в руках пустую пачку:
- Зришь в корень, Фудзимия.
Айя не реагирует на замечание, вместо этого снова спрашивая:
- И что происходит, когда телекинетик теряет контроль?
- Зависит от того, какого уровня телекинетик.
- Уровня?
- Да. Ты же не думаешь, что все паранормы одинаковы по силе. Среди нас есть и сильнее, и слабее.
- А ты насколько силен?
- Врага надо знать в лицо – так, Фудзимия? Ты видел, на что я был способен четыре года назад – с тех пор моя сила возросла. Девять баллов из десяти возможных.
- И каким образом это измеряют?
- В Розенкройц свои методы.
- Розенкройц? – Айе кажется, что он уже где-то слышал это слово.
- Это научно-исследовательский институт. И школа при нем. Там учат таких, как я. – Наоэ усмехается. – Суперменов. Вот только красные трусы нам не выдают.
Айя хмыкает: кто бы мог подумать – у Темной Твари есть чувство юмора.
- И долго ты был в этой школе?
- Недолго. Меньше года. Брэд сумел убедить начальство, что мне больше нечему учиться.
- Брэд?
- Кроуфорд. Лидер Шварц. Ты должен его помнить, Фудзимия.
Айя хорошо помнил высокого черноволосого гайдзина, все стычки с которым оборачивались для него сплошным позором.
- Я помню. Просто имя не знал.
- Забей, Фудзимия. – Несмотря на обещание, парень, похоже, снова прочитал его мысли. - Ты должен понимать, что там не было ничего личного. Вы нам мешали, мы пытались от вас избавиться.
- Но у вас не получилось.
- Жаль тебя разочаровывать, но вы, Вайсс, до сих пор живы только потому, что у Брэда оказались на вас другие планы.
- Я тебе не верю.
- Твое право. Я не собираюсь тебя ни в чем убеждать.
Наоэ заказывает еще содовой.
- Почему ты стал работать на… Мамору? Все равно, какой Такатори – один или другой?
- Не тебе об этом говорить, Фудзимия. Ты сам всю жизнь работал на Такатори.
- Это другое. Я не знал.
- О Шуичи не знал. А что насчет Мамору?
- Мы были товарищами по команде – это так просто не забывается.
- Твоим товарищем был Оми Цукиено. – Наоэ высказывает вслух то, о чем не раз думал сам Айя. - Его давно уже нет. Поверь мне, я это знаю лучше кого бы то ни было.
- Давно ты работаешь на Мамору?
- Почти два года.
- Почему ты ушел из Шварц?
- Шварц распались сами собой – нас просто больше ничего не объединяло.
- И где твои приятели сейчас?
- Фарфарелло в Ирландии. Псих женился, представь себе. – Наоэ смеется. – Жаль, что в Розенкройц ему не сделали вазэктомию. Теперь мир наполнится маленькими психами-альбиносами – ирландцы очень плодовиты, знаешь ли.
- А остальные?
- Кроуфорд и Шульдих не так давно были здесь. В Мэйфу.
- Зачем?
- Старые долги. Где они сейчас, понятия не имею.
- Почему Оми… Мамору согласился с тобой работать?
- Мамору умный мальчик, и знает, что для него будет выгодно.
- Не очень-то ты уважаешь своего хозяина.
- Напротив, я очень уважаю Мамору. В свои годы он гораздо умнее многих поживших людей. У него только один недостаток: он считает, что может оставаться Оми и Мамору одновременно. Думает, что одну личность можно снять как костюм и повесить в шкаф до лучших времен, а в это время носить другую… Думает… - Наоэ делает какое-то странное ударение на этом слове, глядя на свой стакан. – Не понимает, что, пытаясь быть Оми, он выглядит волком в овечьей шкуре.
Айя рассматривает телекинетика в профиль и думает о том, что не будь он Шварц, он бы попытался его снять. В штанах становится тесно – у него уже два месяца не было никого, кроме собственной правой руки.
Наоэ поднимает голову и, глядя на Айю, говорит:
- Я не против.
- Я же просил не лезть мне в голову.
- Это и не нужно. Ты слишком громко думаешь. – Он усмехается чему-то своему. Потом спрашивает: – Ты меня боишься?
- А должен?
-Да, если не дурак.
- Пошли. – Айя поднимается. – У меня номер наверху. – Кидает на стойку банкноты – прямо на скомканную пачку "Mild Seven" и зажигалку.
Наоэ присоединяет к ним свои и встает со стула. Он такого же роста, как и Айя, только более худой. Весь в черном, узкая кожаная куртка застегнута под самое горло, как панцирь.
Айя усилием воли заставляет себя не думать о том, что скрывается под этой оболочкой. Скоро он все узнает.

***

Они поднимаются на лифте на восьмой этаж. Айя ключом открывает дверь номера, пропуская Наоэ вперед. Заходит следом. Дверь захлопывается сама собой, с тихим щелчком.
Номер небольшой – только ванная и одна комната, большую часть которой занимает кровать.
Айя включает ночник на тумбочке и скидывает куртку. Стягивает водолазку через голову, и вдруг пуговица на джинсах резко отлетает в сторону. Молния расстегивается.
- Прости, перестарался. – Улыбается телекинетик, раздеваясь. Он быстро управляется со своей одеждой и поворачивается к Айе, который так и не снял джинсы.
- Почему ты не воспользовался своей силой, чтобы раздеться?
- Мне нравится все делать руками. И именно потому, что для меня в этом нет необходимости. Я разочаровал тебя? Извини, но если хочешь увидеть фокусы, сходи лучше в цирк.
Айя раздевается, наконец, и, сидя на краешке кровати, разглядывает стоящего перед ним Наоэ. Он очень красив – стройный как тростинка, но совсем не по-женски, кожа фарфорово-белая. В сочетании с темными волосами это дает изумительный эффект. С такой внешностью парень мог бы сделать карьеру модели. Если бы не был мутантом-убийцей… Суперменом, приходит в голову его собственное определение.
Наоэ, видимо, устав быть объектом созерцания, подходит ближе и легко толкает Айю на кровать, а сам опускается на колени между его ног и берет член в рот. Вот так просто, без всяких прелюдий. Он сосет с большим знанием дела – Айя с трудом удерживается от того, чтобы не вцепиться ему в волосы и не начать трахать в рот. Одна рука телекинетика лежит у Фудзимии на животе, другая двигается по стволу члена. То усиливая, то ослабляя давление губами на член, Наоэ периодически отвлекается, чтобы поласкать языком яички. И откуда у мальчишки такие навыки – кажется, даже Кудо не делал минет лучше, а Балинез был опытной шлюхой. Интересно, Наги этому в Шварц научили? В таком-то возрасте… – Телекинетик выпускает член изо рта, захлебываясь смехом. Айя задыхается от резко прерванного минета.
- Не надо мелодрамы, Фудзимия. Может, Шварц и уроды, но педофилов в нашей команде не было.
- Ты опять…
- Читаю твои мысли? Да. И мне это совсем не нравится. Если ты сейчас вообще о чем-то думаешь, значит, я плохо делаю свое дело.
Он облизывает два пальца и засовывает их в задницу Айи. Тот выгибается, одновременно от боли и удовольствия, а Наоэ, не вынимая пальцы, снова заглатывает его член.
Пальцы двигаются внутри, то и дело задевая простату, язык и губы скользят в такт. Айя чувствует, что близок к разрядке. Телекинетик тут же резко выдергивает пальцы и отстраняется.
- Ты как любишь, Фудзимия – сверху или снизу?
- Без разницы. – Отрывисто бросает Айя. Ему и в самом деле все равно, лишь бы кончить.
- Хорошо. Тогда я – сверху.
Невидимая сила приподнимает Айю и осторожно укладывает на кровать – так гораздо удобнее, чем когда его ноги свисали на пол.
Наоэ забирается сверху.
- Черт! – И почему об этом вспоминаешь всегда так поздно?
- Можно обойтись без презервативов и смазки. Безопасный секс – всего лишь выдумка рекламщиков.
Наоэ седлает его бедра, сплевывает себе на пальцы и смазывает собственный анус.
И, прежде чем Айя успевает что-нибудь понять, одним резким движением насаживается на его член. Глаза Наоэ закрыты, губа закушена. Он начинает двигаться – сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, слегка вскрикивая. Айя чувствует легкие прикосновения к соскам, как будто по ним проводят пером - но телекинетик не трогает его руками. Сила легко ласкает грудь и живот Фудзимии, а член пульсирует во влажной и горячей глубине – это сочетание лишает Айю остатка мозгов. Он хватает Наоэ за бедра и начинает резко толкаться навстречу - тот вскрикивает еще сильнее. Несколько сильных толчков и Айя кончает, выплескиваясь в Наоэ. Парень, не дожидаясь, пока он придет в себя, сам доводит себя до оргазма и со стоном кончает ему на живот. Сползает с Айи, перекидывая через него ногу. Ложится рядом.
- Забавно, я получил то, о чем всегда мечтал Мамору.
- О чем ты? – спрашивает Айя, глядя в потолок.
- О том, чем мы сейчас занимались.
Фудзимия приподнимается на локте, заглядывая Наоэ в глаза.
- Ты хочешь сказать…
- Именно.
Айе подобное и в голову не приходило. Оми никогда не проявлял к нему интерес больше, чем к остальным Вайсс. Вот только почему-то сразу вспомнились и странные взгляды, которые Цукиено бросал на Йоджи – об айиных с Кудо отношениях Кен и Оми знали - и то, как однажды Айя случайно увидел, как они ругались, точнее, ругался Оми, а Йоджи ржал как конь. Наверное, Кудо узнал про Оми и прикалывался над ним. С него, придурка, станется.
Странно, но Айя ни на миг не усомнился в словах Наоэ. Теперь все вставало на свои места – именно Мамору настоял на том, что бы, как он выразился, «оставить Йоджи в покое» после Мэйфу. Его доводы были настолько убедительны, что они с Кеном прониклись. «Спасение для Йоджи», сказал Мамору. Спасение… Волшебное слово для Вайсс, и они, как дураки, повелись. Но зачем он настаивал на ЕГО отъезде из Японии? С глаз долой? Да, так, наверное…
- Ты абсолютно прав, Фудзимия.
- Ты-то откуда знаешь?
- Знаю.
- Читал мысли Мамору?
Наоэ не отвечает.
До Айи начинает понемногу доходить.
- Ты спал с Мамору?
- Не ТАК, Фудзимия. Я спал с ОМИ. В постели Мамору Такатори нравилось быть маленьким мальчиком. – Наоэ усмехается. – Он вспоминал счастливые вайссовские времена и представлял, что это ТЫ трахаешь его. Знаешь, Мамору считал, что мы с тобой чем-то похожи. Поэтому… - он молчит некоторое время, потом продолжает, - решил убрать с глаз своих не только вас с Кудо. Он хотел начать новую жизнь, в которой бы не было ни одного напоминания о ТЕБЕ…
- Заткнись. – Перебивает его Айя. У него все это еще в голове не уложилось. Он одного понять не может – почему Оми ему даже намеком не дал понять. Они хотя бы поговорили и все выяснили…
- Ты себе льстишь, Фудзимия. Ты хоть раз пытался поговорить с кем-нибудь и расставить все точки над «и»? Мамору понял, что между вами никогда ничего не будет после того, как ты отреагировал на то, что он Такатори. Он слишком хорошо тебя знал, чтобы тешиться иллюзиями.
А ведь он прав – в тот самый день, когда выяснилось, кто такой на самом деле Оми Цукиено, Бомбеец пытался с ним поговорить, но Айя его прогнал. А после едва терпел его присутствие. Все улеглось только после того, как Айя очнулась, но осадок остался. А потом Оми стал Мамору.
- Стоило тащиться в этот захолустный бар, чтобы увидеть твое лицо сейчас. – Смеется Наоэ.
Айя хватает его за руки, собираясь вышвырнуть из постели, но парень вцепляется в него изо всей силы и заваливает на себя, одной рукой обхватывая член. Начинает двигать рукой по стволу. Айя так и лежит на нем, чувствуя, что снова возбудился.
- Трахни меня, Фудзимия. – Не просит, а требует телекинетик и широко раздвигает ноги.
- Ты урод. – Зло бросает Айя.
Наоэ в ответ смеется.
Айя приподнимается над ним.
- Перевернись. – Он не хочет видеть его лицо.
Наоэ переворачивается на живот, продолжая смеяться.
Айя входит в него, не чувствуя сопротивления – внутри еще влажно. Начинает двигаться резко и быстро, телекинетик вскрикивает от каждого толчка. Кровать бьется о стенку. Наоэ подвывает, уткнувшись лицом в постель и сжимая руками простыню. Айя чувствует приближение оргазма, но кончить не может. Наверное, этот ублюдок что-то с ним сделал. Телекинетик хрипло смеется. Айя продолжает толкаться в податливое тело, засаживая так глубоко, как только возможно. Кровать начинает вибрировать. Айе становится страшно. И в этот момент Наоэ с протяжным стоном кончает – Айя чувствует как сжимается вокруг его члена кольцо тугих мышц. Лампочка в ночнике разлетается на сотню мелких осколков – один царапает Айе плечо. Тонкая струйка крови стекает по руке. Наоэ мелко дрожит под ним. Айя так и не кончил. Внезапно он чувствует, как что-то входит в него сзади – мальчишка, похоже, не хочет остаться в долгу. Сила заполняет его, двигаясь подобно тому, как он сам только что двигался внутри Наоэ. И как только она касается его простаты, Айя кончает. Он выходит из Наоэ и падает на спину. Телекинетик тоже переворачивается.
- Понравилось? – В его голосе слышна насмешка.
- Мудак. – Отрывисто бросает Айя.
- Я напугал тебя?
Айя молчит.
- Такое иногда бывает. Это значит, что секс очень хорош – настолько, что мозги отказали напрочь.
Айя снова поворачивается к нему лицом.
- Ты так и не рассказал, что бывает, если телекинетик перестанет контролировать силу.
Наоэ молчит некоторое время. Потом отвечает:
- Я помню, что мать как-то сказала мне, что в тот день, когда я родился, в местности, где мы жили, случилось землетрясение. Тряхнуло всего один раз, но очень сильно. Родители сочли это дурным знаком – и оказались правы. Наверное, когда я умру, тоже случится что-то подобное.
- Где твоя семья сейчас?
- Надеюсь, что не в аду – не хотелось бы снова с ними встретиться.
- Тяжелое детство?
- Можно и так сказать. Но я мало что помню из тех времен - до Шварц.
- Тоже амнезия? У вас с Оми много общего.
- Больше, чем ты можешь себе представить.
Наоэ переворачивается на живот, подтягивает к себе подушку и зарывается в нее лицом.
Айя думает о том, что глупо вот так засыпать рядом с настолько опасным человеком – он надеялся, что тот уберется сразу после секса. Но выгонять его нет ни сил, ни желания. Айя поворачивается набок – спиной к телекинетику, и натягивает на себя одеяло.

***

Его будит какой-то звук. Айя выныривает из сна и понимает, что звонит мобильник. Он кидает взгляд на другую половину кровати – она пуста.
Он поднимается – назойливый звук доносится из кармана куртки, валяющейся на кресле. Порывшись в карманах, он, наконец, достает телефон – на дисплее высвечивается номер сестры.
- Алло. – Отвечает он.
- Ран… Ран… - Айя плачет.
Его сердце стремительно обрывается и падает куда-то вниз.
- Айя, что случилось? – Он старается говорить спокойно.
- Ты, что, еще не знаешь? – Она всхлипывает. – Я сама только что увидела…
- Айя, Айя, да скажи же, что произошло?
- Новости, Ран – с самого утра показывают…
Он кидает взгляд на электронные часы, стоящие на прикроватной тумбочке – 11:30. Но так ведь он и заснул уже под утро. ОНИ заснули…
- Айя… - он снова пытается добиться от сестры связного ответа.
- Включи телевизор, Ран – любой новостной канал. Мамору… - Она снова всхлипывает.
Айя отключается и оглядывает комнату в поисках пульта от телевизора - телевизор в отличие от мини-бара есть даже в его номере. Пульт обнаруживается на подоконнике.
Ему везет – он попадает сразу на новостной канал.
- … было обнаружено тело Мамору Такатори – главы корпорации «Такатори Индастриз». По словам его личного секретаря, которая и нашла тело, она заподозрила неладное, когда шеф не появился на работе – он был очень пунктуальным и никогда не задерживался без предупреждения. Не сумев до него дозвониться, женщина поехала прямо к нему домой. И, когда на звонок никто не открыл, потребовала от службы безопасности здания взломать дверь. Мамору Такатори обнаружили мертвым в собственной спальне.
До Айи не сразу доходит все услышанное. Он вслушивается в слова корреспондентки и, глядя на экран, понимает, что съемка ведется у здания, на крыше которого расположен пентхаус Мамору. Он замечает Рекс на заднем плане – она дает интервью какому-то журналисту.
- По предварительным данным господина Такатори убили – смерть наступила около полуночи в результате удушения. Секретарь господина Такатори подозревает в убийстве шефа его телохранителя – Наги Наоэ, которого со вчерашнего дня никто не видел.
На экране возникает фотография телекинетика. Корреспондентка продолжает:
- Если вы видели этого человека сегодня позже полуночи, позвоните, пожалуйста, по одному из этих телефонов.
На черном экране высвечиваются несколько номеров.
- Пресса снова заговорила о «проклятии Такатори». - Говорит журналистка. – Четыре года назад при не до конца выясненных обстоятельствах погибли четверо членов этого клана – отец, дядя и двое старших братьев господина Мамору. Похоже, что эту семью преследует злой рок. Единственный оставшийся в живых член семьи – Сайдзе Такатори, дед погибшего, от комментариев отказался. Пока это все, что можно сказать о происшествии. Оставайтесь на нашем канале - мы будем держать вас в курсе расследования.
Сюжет заканчивается, и диктор в студии, поблагодарив корреспондентку, говорит:
- А теперь к другим новостям. Природа вновь удивила ученых – сегодня около девяти часов утра на Йокогаму обрушилось невиданное по силе цунами. Одна-единственная разрушительной силы волна. Точный размер ущерба, нанесенного ею, и количество жертв сейчас выясняются. Ведущие специалисты Токийского Центра Климатических исследований признали, что это привело их в тупик. Неясна причина, вызвавшая цунами. В этом районе не было зарегистрировано признаков какой-либо сейсмической активности. Также ученые заявили, что поражены тем фактом, что за первой волной не последовали другие – это не свойственно такому явлению, как цунами. Еще одна загадка, которую предстоит разгадать…
Айя выключает телевизор. Оглядывается в поисках сигарет, но вспоминает, что ночью в баре они с Наоэ выкурили последние. Его взгляд падает на небольшой листок бумаги, лежащий на тумбочке. Записка. Он быстро пробегает глазами написанное. Всего несколько слов. Айя словно слышит насмешливый голос:
«Твои сигареты, Фудзимия. Подумай о них».
Скомканная пачка «Mild Seven» - та, что осталась на барной стойке, лежит рядом с запиской.

Конец.

@темы: Фанфики, Айя/Наги

---

[Tsuna Sawada]

Название: Гипс
Автор:  Troika
Жанр: яой, драббл, романс, юмор(?)
Рейтинг: PG
Пейринг: Брэд/Шульдих
Предупреждения: пожалуй, ООС)))

читать дальше

@темы: Фанфики

---

Приветствие

[Хиса (Фэа)]

Эм... Рискнуть, что ли? Вдруг новенькую тапками не закидаете?))
Автор: Хиса (Фэа)
Название: Внимание
Пейринг: Ран/Оми
Рейтинг: почти G
Жанр: флафф чистой воды
- А кто сегодня дежурит в магазине? – устало осведомился Кен, открывая дверь дома.
Вайсс только что закончили очередную миссию, отнявшую почти все часы, которые у нормальных людей предназначаются для сна.
- Не я, - быстро среагировал Йоджи, а потом начал вспоминать, - так, вчера была очередь Кена, значит… Оми, - он улыбнулся и посмотрел на самого младшего. – Сочувствую.
- Но… - попытался возразить юноша, не спавший дольше всех.
- Ничего не поделаешь, - Кудо поспешил смотаться спать, Кен последовал его примеру.
Цукиено разочарованно вздохнул. Хоть бы спасибо сказали, что он так старался план здания найти…
- Оми, - окликнул его Фуджимия. - Иди спать. Я сегодня открою магазин.
- Айя-кун… - блондин удивленно взглянул на него.
- Ты почти не спишь уже третью ночь, хотя это не помешало тебе выложиться на миссии. Сейчас тебе необходимо отдохнуть, - логично, но не равнодушно или отстраненно.
- Спасибо, Айя-кун, - младший вайсс просиял и убежал отсыпаться. Он и не надеялся, что его вклад заметят.
***
Оми спустился в магазин, думая, что хотелось бы поспать подольше. «Вот Йоджи и Кен еще и не думают просыпаться» - промелькнула мысль. Но он сам так поступить не мог, в конце концов, сегодня его очередь смотреть за магазином, значит, он и должен это делать. Айя и так подменил его на утро. Чувство ответственности потребовало не наглеть и не сваливать свою работу на другого.
- Доброе утро, Айя-кун! – улыбнулся Оми.
- Доброе, - отозвался Фуджимия. «Для кого-то…»
- Спасибо, что подменил меня. Иди спать.
- Ты сам-то хоть выспался? Или совесть помешала? – поинтересовался рыжеволосый юноша.
- Иди, - дружелюбно, - ты на ходу спишь. Тебе тоже надо отдыхать, Айя-кун.
Тот отстраненно подумал, что, если бы это сказал не Оми, он был бы недоволен вмешательством в личное пространство. Но младший вайсс раздражения у Рана не вызывал. Цукиено всегда было до него дело, просто потому что он существовал. «У Оми такой характер, здесь ничего не поделаешь».
***
Очередная миссия. Оми почти догнал мужчину, которого им поручили убить. Коридор повернул, юноша схватился за угол, чтобы удержать равновесие на бегу, но рука напоролась на что-то острое. Он выругался, но бега не замедлил. Это подождет.
Главный коридор закончился, Оми хотел метнуть дротик, пока мужчина не скрылся из виду. Но из одного из боковых коридоров вдруг выскочила девочка лет пяти и бросилась к жертве Вайсс.
- Не трогайте папу! – отчаянно закричала она, плача от страха.
- Убегай, Наоми! – воскликнул мужчина.
Цукиено невольно опустил руку с дротиками. Да, его нужно убить, но это… Он ведь был отцом этой девочки… Оми не мог решиться сейчас.
Фуджимия неслышно возник рядом с мужчиной и одним точным ударом оборвал его жизнь. Девочка вскрикнула и потеряла сознание. Ран выпрямился и спокойно убрал катану.
- Айя-кун… я не понимаю, как ты никогда не сомневаешься, - растерянно проговорил Оми.
- Я думал, твои сомнения в прошлом, - старший юноша пристально посмотрел на него.
- Я уверен, то, что мы делаем необходимо, но… Когда я своими глазами вижу, что они тоже люди, меня это сдерживает… но не останавливает.
Ран подошел к младшему вайсс:
- Но ты совершаешь меньше ошибок, - тихо. – Лучше сомневаться, чем знать, что, если ты оступишься, то не увидишь этого и вряд ли признаешь.
- Айя-кун… - пораженно взглянул на него Оми.
- Пойдем, - не стал смотреть в голубые глаза Фуджимия и включил переговорник, - Йоджи, Кен, мы закончили миссию.
***
Оми посмотрел на свою пораненную ладонь. «Кровь уже подсохла, теперь снимать перчатку будет крайне неприятным занятием» - вздохнул он.
- Сильно поранился? – юноша, подпрыгнув от неожиданности, развернулся и увидел стоящего в дверном проеме кухни Рана.
- Ты меня напугал, Айя-кун, - дружески улыбнулся Оми. – Ты же пошел спать?
- А ты – нет. Я решил узнать, почему, - Фуджимия подошел к младшему вайсс. – Дай посмотрю.
Цукиено послушно протянул руку. Рыжеволосый юноша взял его за запястье и другой рукой аккуратно потянул перчатку.
- Ай! – невольно вскрикнул блондин.
- Больно? – голос прозвучал непривычно мягко. Потом Айя наклонился и поцеловал мальчика в висок.
Оми забыл, как дышать. Впервые его кто-то целовал. Это было так ни на что не похоже… Главным ощущением был шок, юноша не мог определить, какие еще чувства вызывает в нем это жест.
Тем временем Ран стянул перчатку. Замерший мальчик этого почти не почувствовал. Ощущая на себе растерянный взгляд голубых глаз, Фуджимия обработал порез и перебинтовал ладонь. Старший юноша чувствовал себя все более неловко. Отпустив руку Оми, он быстро вышел из кухни, даже не посмотрев на блондина.
А тому все еще совсем не верилось, что его поцеловал Айя…
***
«Зачем я это сделал? – думал Фуджимия. – Почему не удержался? Я ведь знал, что нельзя. А теперь? Смогу ли я контролировать себя после этого? Хотя, у меня нет выбора. Вайсс не положено любить».
***
Оми ничего не понимал. После того случая на кухне Айя ни разу не подошел к нему, даже почти не заговаривал. Казалось, рыжеволосый юноша его сторонится. Младший вайсс был в полной растерянности. Почему всегда чуть более внимательное, чем к остальным, отношение к нему так резко изменилось. Оми никак не мог понять, что скрывается за этим явно показным равнодушием.
***
- Айя-кун, - Цукиено наконец удалось застать юношу одного в квартире.
- Оми? – вопросительный взгляд.
Блондин подошел ближе:
- Можно поговорить с тобой? – смущаясь.
- О чем? – настороженно.
- Почему ты меня поцеловал? Почему сейчас ты избегаешь меня, словно меня нет?
Айя вздохнул. «Что ж, когда-нибудь мы должны поговорить»:
- Я поцеловал тебя, потому что мне этого хотелось. Но мы – убийцы. Нам нельзя любить кого-то. Мы недостойны такого. И это подвергает опасности тех, кого мы любим, и всех нас, - твердо и уверенно.
Оми долго вглядывался в его глаза, а потом тихо спросил:
- Айя-кун, ты боишься?
Фуджимия ничего не ответил. Тогда младший вайсс внезапно обнял его за шею и улыбнулся:
- Не надо бояться за меня. Я не хуже, чем ты, справляюсь с нашей работой. Ты не подвергнешь нас большей опасности. Ну, а раз уж ты мне так нравишься, - Оми смутился, - то тебе можно любить меня.
Ран внимательно посмотрел на непосредственного юношу. И притянул его к себе на колени:
- Может быть, ты и прав.
***
Золотистый закат опускался на набережную, подсвечивая все вокруг, словно изнутри. На воде играли блики, а ведущая к заходящему солнцу дорожка была похожа на шелковое озеро. Оми, опираясь на перила, шедшие вдоль набережной, восхищенно смотрел вдаль. Рану, казалось, не было дела до этого каждодневного великолепия, он был столь же невозмутим, как и всегда, только иногда внимательно смотрел на своего спутника.
- Айя-кун… - тихо начал Оми, но был мягко остановлен, когда Фуджимия приложил палец к его губам.
- Ран, - улыбнулся старший юноша.
Цукиено улыбнулся в ответ и продолжил:
- Ран, почему ты влюбился в меня?
- Тебе всегда было до меня дело.
- Как и тебе до меня, - сказал Оми, обнимая его.

@темы: Фанфики

---

[toryk@]

Название: Зависть Кена
Автор:  toryk@
Фэндом: Weisse Kreuse
Рейтинг: R
Пейринг: Айя/Оми/Кен,Кроуфорд/Шульдих
Жанр: Drama
Предупреждения:без беты,без дискламера (просто в лом...)и что-то типа яоя....
Состояние: закончен

Итак,поехали?:

«Холодная простыня. Всегда убранная постель. Все стоит на своих местах: чашки, кресла, стулья…и даже…эээ?»
-что это такое?
Ты подходишь, берешь странную коробочку...и тут входит он. ОН!!! Айя.
Поздоровавшись он спросил, что ты тут делаешь.
-Ничего другого не смог придумать как сказать, что просто хотел спросить как дела?!
И тут Айя заметил у тебя в руке коробочку.
-А это что такое?
-Это? Ничего…
-А ну-ка, покажи?
-Айя…
Он выхватил у тебя коробочку и дав пинка выгнал из своей комнаты.
-Вот урод! Если бы…
Айя раскрыл коробочку и вытащил оттуда резиновую вещь. «Целы! Фух! Повезло! Чертов Оми!»
Вдруг заслышав в комнате Оми звуки драки Айя врывается к нему в комнату:
-Что ты еще натворил?!...О, Боже!
Омисидел на стуле, связанный Шульдихом. И тут появился Кроуфорд. Подставивнож к горлу Оми. Он начал философствовать о том, что будет с «Вайсс»без Оми:
-Вы ничтожны без него! Вас не станет без него...
-Сука! Отпусти его!!!
-Ни за что! Только если распадется «Вайсс».
-Этому не бывать…
В комнату вошли другие наемники.
-Как-то ты не уверенно это говоришь Айя…неуверенно…
Айя не успев повернутся уже был схвачен и обезоружен.
Его посадили в чулан и начали мучить Оми. Айя не мог не слушать криков Оми, молящих о помощи.
-Нет! Нет! Кроуфорд, ты сгоришь в аду вместе со своим дружком Шульдихом!!! Хотя бы…Лиши меня этих звуков…
-Что, Айя? Сильнее пытать? Нет проблем!
Крики усиливаются и усиливаются с каждой секундой…
Айейберет верх ненависть, его глаза стали красными от жажды крови, он думалтолько о двух вещах: об Оми и о том, какой экстаз будет переполнять еготело и душу когда он втыкать во всех этих наемников свой меч! Да! Онотомстит всем! ВСЕМ!!! И даже Персии, так как это из-за него столькостраданий пришлось испытать Оми! И тут ты спокойным голосом сказалфразу:
-Lass mich los, oder…
-Или что?- Кроуфорд подошел к дверии тут дверь вырывается из петель с таким остервенением, что Кроуфордударился головой о стену и проломил череп…
«С одним покончено…»
-Что ты там капаешься?- раздался голос Шульдиха.
-Он просто умер.
-Ччччто???- Шу упал на колени от меча Айи и голова его лежала около тела Кроуфорда, казалось, что Шу плачет...
Около 30 других наемников бросилось на Айю, это была их последняя ошибка…
Айя бросился в комнату Оми, но было уже поздно…его убил Шульдих прежде, чем пойти к Кроуфорду…
-Нееет!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!Я убью!!! Я УБЬЮ ВСЕХ ИХ!!! Всех, кто живет!А потом…я убью себя…и мыбудем вместе, Оми! Ты слышишь? Вместе…
И тут Айя упал…Навсегда…
-Теперь они с Оми вместе…
Сзади стоял Кен…

@темы: Фанфики