Сайд-стори

[Serenada]

Итак, хотела я вчера написать проду к "Сделке...", но несколько расфокусированный коктейлем моск нарушил мои планы и взялся за осуществление идеи, которая уже
долго жрала его.)) В итоге появилась она - сайд-сторюшка к "Сделке без последствий", которой никогда не было, не будет и быть не может.)))
Это просто фантазия на тему, просто маловероятный вариант событий, ничем не заканчивающийся. И Брэд все-таки не такая паскуда в фике.)))
При желании можно воспринимать как отдельную историю. Хотя это действительно хулиганство и не более.))

Название: "То, чего не было" (Гаршин, прости, я плагиатчик )
Автор: йа.)
Рейтинг: R
Пейринг: ну это как сказать...))
Примечание: сайд-стори к фику "Сделка без последствий". *нет бы дописала его сначала, а потом сайды ваяла))))*

***
Еще не войдя в дом, Шульдих чувствует, что что-то не так.

Сваливая принесенные им документы на диване в гостиной, он прислушивается к эмоциональному фону здания. Брэда он никогда не чувствует – слишком сильные у мнительного Оракула щиты; Наги дома нет, Фарфарелло, запертый в подвале этим утром, в ярости, выворачивая руки, пытается развязать смирительную рубашку. Все это – мимоходом, песком сквозь пальцы, черно-белыми пятнами по сравнению с алыми, вспыхивающими в пульсирующей темноте ощущениями Рана. Чудовищное, обостренное до предела унижение, намертво сплетенное с разрывающей на куски болью и искрами удовольствия, прорывающимися в сознание вопреки разуму.

Шульдих знает, что это такое. Он знает, хотя мечтает ошибиться.

Одна только секунда тупого оцепенения в разделенном с Раном аду. Одно мгновение ошеломленности – как чертова вечность.

Словно в бреду, на пределе своих возможностей, он преодолевает коридор – огненной, разъяренной молнией, готовой убивать, готовой уничтожать целые миры, чтобы это отвращение к самому себе его мальчика растворилось в мертвой тишине огромного дома.

Кабинет Кроуфорда, и дверь не закрыта. Обостренный до предела слух сливается с даром, обрушиваясь на Шульдиха едва различимым – громыхающим, разрывающим барабанные перепонки – дыханием. Хриплым, срывающимся, тяжелым.

Шульдих знает, что лучше исчезнуть – ради себя. Ему уже больно, но эгоизм на этот раз не срабатывает, и шаг к двери – шаг на казнь. Они не услышат – телепат беззвучнее тени. Бестелесный разум, просачивающийся в светлый, дорого обставленный кабинет.

Огромный письменный стол – бог этого помещения, вместе со своим хозяином. Богам – самое лучшее. Жертвоприношения.

Как агнец, Ран распластан на гладкой, нагретой полуденным солнцем столешнице. Огненный мальчик в золотых лучах. Он просто лежит, не в состоянии даже опираться на руки, бессильно уронив на них голову. Он быстро, прерывисто дышит сквозь стиснутые зубы, потому что он не простит себе ни одного стона. Он мечтает умереть прямо сейчас. Он мечтает о восхитительной тяжести катаны в руке. Он мечтает о хрупком горле под своими пальцами. И он знает, что мечты – это то, на что у него уже нет права.

Кроуфорд, спокойный, сосредоточенный, размеренно и сильно врубается в податливое тонкое тело, натягивая его на себя, придерживая за бедра сильными белыми пальцами. Они оба одеты – Брэд только снял пиджак и чуть распустил галстук. Ран – в обтягивающей черной майке и джинсах, спущенных до колен. Унизительно.

Среди оттенков этого чувства при желании можно различить оплавляющийся стыд того, что его имеют, просто наклонив над столом, содрав штаны, на скорую руку, как последнюю шлюху.

При желании – можно различить. Но у Шульдиха нет такого желания. У него вообще нет желаний. Воздух, застрявший в горле, вытесняет собой все желания, все помыслы, все намерения. Он смотрит только три секунды, ощущая их ударами своего сердца. Только три секунды – и отшатывается, не помня себя, зато помня каждую деталь происходящего в кабинете. Самоуверенные движения Кроуфорда. Вздрагивающее тело Рана.

Он ведь не сопротивляется. Если бы Шульдих увидел хотя бы намек на борьбу, хотя бы слабую попытку вырваться… он бы без раздумий уничтожил Брэда. У него достало бы сил. Всей мощью дара навалиться на неподготовленное сознание Оракула, проломить его щиты, ворваться в сознание, размалывая его в прах, превращая блестящего Кроуфорда в беспомощного идиота.

Но Ран не сопротивляется.

Шульдих на ощупь бредет по коридору, окружая свой разум высокими непроницаемыми стенами, чтобы не чувствовать и не слышать. Может, дар начинает сбоить, а может, у него просто галлюцинации… Экраны не помогают. Внутри его раскалывающейся головы Кроуфорд вламывается в послушного, безответного Рана.

На полпути Шульдих поворачивает назад.

Он стоит рядом с кабинетом, навалившись всем телом на стену, закрыв глаза. Он не хочет ничего видеть или слышать, но дар, будто отделившись от хозяина, блуждает по комнате за стеной, тянется к искрящемуся, замученному сознанию Рана и как-то незаметно сливается с ним как раз в тот момент, когда Кроуфорд, резко и глубоко вздохнув, кончает, сильно сжимая пальцы на его бедрах. Вместе с Раном телепат чувствует, как из тела уходит большое, чужеродное, причиняющее боль. Вместе с ним на дрожащих руках поднимается со стола. Вместе с ним оказывается в небрежных объятиях Кроуфорда, который, улыбаясь уголками рта, снисходительно тянется к губам Рана – искусанным, ярко-красным – и между короткими легкими поцелуями тихо говорит что-то ему – им обоим. – выдыхая в горящее румянцем стыда лицо запах кофе.

Как испорченный телевизор, Шульдих воспринимает только картинку и не слышит ни слова. Глазами Рана он смотрит в спокойное, почти доброжелательное лицо Брэда – и первая волна удушающей неприязни спадает. По мере того как Ран приводит себя в порядок, Шульдих успокаивается – насильно успокаивает себя. Телепат вспоминает, кто он есть. Вспоминает о положении Рана. Вспоминает, что работает на Кроуфорда Вспоминает, что помимо убийства существуют и другие способы решения проблемы.

Когда Шульдих слышит, что Ран выходит из кабинета, он почти спокоен – неестественным, болезненным спокойствием. Он знает, что быть здесь сейчас – жестоко. Он знает, что наносит помятому, раздавленному котенку еще один удар. Но ему тоже больно, и в нем просыпается эта тяжелая, слепая жестокость.

Прямой, как струнка, Ран появляется в коридоре – бесстрастный, с окаменевшим лицом. Натыкается взглядом на подпирающего стену немца. В больших глазах мелькает что-то сродни отчаянию – и тут же исчезает. Не говоря ни слова, он проходит мимо, изо всех сил стараясь избежать скованности движений.

Шульдих втягивает в себя плотный, горький воздух и запрещает себе думать о нем. Отталкиваясь от своей подпоры, он заходит в кабинет.

Как будто ничего не было… Брэд уже восседает за столом, как всегда безупречный. Только несколько прядей выбились из идеальной прически. Шульдих впивается в них взглядом, чтобы не смотреть в глаза Кроуфороду, и тихо, отчетливо спрашивает:

- Зачем ты это сделал?

Брэд не выглядит удивленным. Даже не пытается. Он внимательно, изучающе смотрит на Шульдиха, и телепата посещает простая, в общем-то, мысль:

- Ты ведь знал, что я приду, да? Ты даже дверь не закрыл. Зачем, Брэд?

- Может, у него спросишь? – спокойно предлагает Оракул, включая ноутбук.

- Может, сам снизойдешь до объяснения, долбаный садист?! – взрывается, разлетается клочьями спокойствие Шульдиха.

- Успокойся, - сурово роняет Кроуфорд. – Ты заметил, что я его силой удерживал? Я – нет. Это наше дело, и тебя оно не касается.

Шульдих сжимает виски руками, зажмуриваясь, еле сдерживая накатывающую на него истерику.

- Черт тебя возьми, Брэд, ты же знаешь… ты… ты все прекрасно знаешь, и, несмотря на это… Зачем?.. Зачем, зачем, зачем… Как ты мог так поступить – с ним, со мной?

- Я посчитал это возможным.

- Он тебе даже не нравился никогда, - совершенно нелогично заявляет Шульдих.

Брэд слегка – как недавно – улыбается:

- С чего ты взял? Ран – очень красивый мальчик, ты и сам прекрасно знаешь.

- Сукин сын…

- Шульдих, осторожнее. Вместо того чтобы кидаться на меня, обратись с вопросами к нему, - чуть заметно хмурится Кроуфорд, начиная выходить из себя. Помолчав, он добавляет: - Мы все делаем то, что должны. Так или иначе.

Шульдих подскакивает к столу, опирается о него руками, нагибаясь к Кроуфорду максимально близко, зло шипит в равнодушное лицо:

- Избавь меня от своего тошнотворного пафоса пополам с прагматизмом. Потому что звучит это крайне неубедительно!

- Я тебя уговаривать не собираюсь. И объяснять тоже ничего не буду. Ран здесь вообще находится на положении почти пленника, если ты не забыл, а уж если тебе вдруг вздумалось поиграть в защитника умирающего котенка, так лучше пойди и вытри ему слезки.

Шульдих, побелевший, доведенный почти до припадка, смотрит на Оракула остановившимся взглядом, потом медленно отступает. Его губы кривятся в болезненную ухмылку, которой он почти не ощущает:

- Надо же, я почти забыл, какой тварью ты умеешь быть, Брэд. Мы с тобой еще побеседуем на эту тему. Позже.

Он уходит, тихо притворив за собой дверь. Кроуфорд смотрит ему вслед почти с грустью и качает головой. Уже через несколько минут он полностью сосредоточивается на работе.

***
Шульдих проходит мимо двери ванной, за которой льется вода, не останавливаясь. В комнате Рана нет кресла, и он падает на кровать, потому что сидеть нет сил. Он закрывает глаза и ждет, проматывая в голове мотив какой-то дурацкой песенки, заглушающий мысли.

Ран не стоит под душем час, он просто быстро смывает с себя прикосновения Кроуфорда и уже через пять минут заходит в комнату. Может быть, он ждал появления Шульдиха. Может быть, ему просто плевать.

- Уйди, - холодно, без интонации говорит он и оставляет дверь открытой.

Шульдих лениво приоткрывает глаза, вырываясь из апатичной полудремы.

- Как негостеприимно...

- Ты что-то хотел?

- А если да, то что? – резко садится, а потом встает телепат. Подходит к замершему посреди комнаты Рану и с ожесточенностью безысходно страдающего человека бьет наотмашь: - Дашь мне это без разговоров?

Во взгляде почерневших от расширенных зрачков глаз что-то вспыхивает и застывает.

- Тебе ведь даже спрашивать не нужно, правда? – глухой, обреченный голос – это не голос гордого, недосягаемого Абиссинца. Это не он. Это не может быть он. Неправильно, ненормально...

Фудзимия смотрит на него, но, кажется, не видит. Развернувшись, он деревянной походкой идет к двери, даже не понимая, что он делает. Три шага разверзаются в пропасть, отдаляют его на немыслимое расстояние – так, что тонкая фигурка теряется в дали. Так, что сердце обрывается от страха.

На Шульдиха словно вылили ведро ледяной воды. Сдергивая себя с места, немец догоняет его уже у выхода, хватает за запястье, тянет на себя настойчиво, но мягко.

- Ран… Ран, прости… котенок, прости, прости меня, я… я не имел в виду… я не то хотел… - твердит он шепотом, обрывая сам себя.

Далекий, чужой в его руках, Ран слабо, машинально вырывается, его голос наслаивается на голос Шульдиха беспомощным речитативом:

- Отпусти. Хотя бы сейчас. Опусти, Шульдих, отпусти, отпусти…

Телепат не слышит его, не понимает тихих слов, продолжая удерживать, и в итоге Ран устало подчиняется, замирая в судорожных объятиях немца. Его руки плетьми висят вдоль тела, голова бессильно опустилась на плечо Шульдиха – тряпичная кукла, которую рука телепата бережно гладит по волосам.

- Что он сказал тебе? Тогда… в конце, - неловко спрашивает Шульдих, вспугивая бархатную тишину, вкравшуюся в комнату.

- Дату и время. Что еще мог сказать мне Оракул?

- Айя-тян? – с горькой усмешкой догадывается Шульдих. И почему ему в голову не пришло раньше выяснить причину?.. Это ведь так просто. На свете существует только одна вещь, способная толкнуть Рана на любой поступок, заставить принести любую жертву, забыв о самом себе. Не так давно, обратившись к телепату за помощью, Абиссинец это доказал. А теперь его ахиллесовой пятой воспользовался Кроуфорд. Циничность Брэда в самом деле не знает границ. – Что он там тебе напророчил?

- Сказал, что она погибнет. Скоро. Но не настолько скоро, чтобы я смог ее защитить., - по-прежнему не шевелясь, говорит Ран.

- Предупрежден – значит, вооружен? – спрашивает Шульдих, гоня прочь мысли о том, что значит это «не настолько скоро», изо всех сил не думая о смерти самого Рана – слишком близкой, слишком ощутимой. – Что ты должен сделать, чтобы спасти ее?

- Два звонка. Всего лишь два звонка оставят ее в живых. Как легко, когда знаешь нужный момент… - почти беззвучно произносит Ран, поднимая голову, глядя в глаза Шульдиху.

- А если он… солгал тебе?

- А если нет? – серьезно и спокойно отвечает вопросом на вопрос Фудзимия и высвобождается из объятий телепата, отходит от него. – Я подумал об этом. Я ведь не могу проверить, правду ли он говорит или нет. Но это все, что я еще могу сделать для Айи перед тем, как оставлю ее. Думаешь, я смог бы спокойно прожить оставшиеся дни, зная, что, возможно, своей гордостью убил сестру? Это просто тело, Шульдих. Отдать пятнадцать минут унижения за долгие годы ее жизни – не такая уж большая цена.

Шульдих смотрит на него и не знает, что сказать. Логика тверже железа, ему нечего ответить на эти слова брата, защищающего сестру. Но… почему же тогда так больно? Нахмурившись, телепат просто констатирует:

- В любом случае он ублюдок.

- Я это всегда знал, - откликается Ран.

Шульдих снова подходит к нему, он не может быть далеко. Проводит ладонью по щеке Рана и произносит единственное, что может сейчас иметь значение:

- Обещаю, котенок, если с ней что-то случится, несмотря на сегодняшнее… я отправлю Кроуфорда к тебе в гости в тот же день.

Ран выглядит уставшим, подавленным, но благодарным, а его губы неуверенно, боязливо улыбаются.

Шульдих осторожно касается губами этой робкой улыбки Рана и чувствует, что он возвращается.

End