БакаНеко =^__^=
Мфм...
Вот и заполучили вы себе кавайного зверя-психа....
Мфм....
И - мое творение.
For E121
Название: "La Luna asoma" (Луна восходит)
Фандом: "Белый крест"
Автор: Ptrasi
Бета: не бечено
Пейринг: упоминание - Кроуфорд/Шульдих, Кроуфорд/Фудзимия, Шульдих/Фудзимия (как вариант - Фудзимия/Шульдих)
Жанр: angst, romance, OOC
Дисклеймер: я никого не имею
Предупреждения: Фудзимия, по словам заказчика, "псих ненормальный", потому и ООС, так же, как и Кроуфорд, но мне всегда казалось, что он именно таков. Так что я считаю - ООС там нет. Но мое дело маленькое.
читать дальше …А теперь я стою с пустыми руками в шелесте устья.
Неважно, что с каждой минутой
Новый ребенок вздымает веточки вен
И роды змеи, развернувшиеся под ветвями,
Успокоят кровожадных любителей наготы.
Важно одно: пустота. Одинока вселенная. Устье.
Не-заря. Бессильная сказка.
Одно только это: устье.
Это мой серый коралл.
Это мое перерезано горло.
Это моя большая река.
Это мой ветер в темных пределах.
Это моей любви заостренный, жестокий клинок!
Федерико Гарсиа Лорка. «Рождество на Гудзоне»
….Я лежал на кровати и смотрел в потолок. Выкрашенный белой краской гипсокартоновый потолок…..
Окно было открыто. Меня уже полчаса донимал какой-то комар, но я не собирался его убивать.
Ночью всегда прохладно. Легкий холодок окутывает с ног до головы, покалывает кожу…… Я сжимаю рукоять моей катаны. Если бы в мире было счастье…. Оно было бы здесь.
******
Утром болело все тело, хотя бы только потому, что я опять метался на кровати. Кошмары преследуют меня ежедневно… вернее, еженощно. И нет ничего страшнее этих кошмаров, ибо в них – одна зияющая, ноющая, рвущая душу на части пустота. Безумная чернота, высасывающая все силы….
Иногда мне снилась моя сестра. Она лежала на дороге, раскинув в стороны руки, платье разорвано, ноги неестественно вывернуты… Лицо все в грязи и пятнах крови…. Сумка разодралась, вокруг разбросаны окровавленные учебники, порванные тетради, несколько сломанных ручек….
Часто сны подменивали реальность. Они обманывали меня, издевались надо мной.
Я сижу на кровати. Перед глазами проплывают темные круги. Руки стискивают катану. Она – единственное реальное в этой жизни; единственное, что поддерживает меня.
Надо идти будить Кудо, Оми и Хидаку.
*****
Я ударяю в дверь Йоджи. Удивительно, но она не заперта. От пинка дверь распахивается, и я вижу смятую кровать, Йоджи и какого-то паренька. При ближайшем рассмотрении «пареньком» оказывается Хидака.
Они не реальны, и я знаю это.
Они – это часть моего сна.
Кен поднимает голову и смотрит на меня.
- Что, уже утро?
Его голос гулким эхом отдается в комнате.
Йоджи ворочается, одеяло сползает с него. Хидака бережно ловит одеяло и укрывает Кудо. Я подхожу ближе.
- Что-то случилось, Фудзимия?
Я дотрагиваюсь до плеча Кена. Оно еще влажное от пота, гладкое и горячее.
Хидака непонимающе смотрит на меня и повторяет:
- Что-то случилось, Фудзимия?
Голова опять начинает болеть.
- Что-то случилось, Фудзимия?
Его голос становится все более четким и ясным.
- Что-то случилось, Фудзимия?
Темные круги перед глазами, все расплывается…
- Что-то случилось, Фудзимия?
Голос Кена заполняет все пространство, и я, задыхаясь, открываю глаза.
- Что-то случилось, Фудзимия?
Хидака встревожено смотрит на меня.
Я сижу на полу у двери своей комнаты. Кен держит меня за плечо и заглядывает в глаза.
- Я… что…?
- Я шел в ванную, а ты спишь под дверью своей комнаты. Все в порядке?
Мотаю головой.
- Все… в порядке.
- Ты уверен? Ты сегодня не пришел нас будить. Я не могу достучаться до Йоджи, он заперся и дрыхнет, наверное. Оми уже в магазин пошел. Ты точно хорошо себя чувствуешь?
Киваю и, опираясь рукой о стену, ухожу.
В ванной я включаю холодную воду и быстро умываюсь.
Потом опускаю руки под струю воды и замираю, приходя в себя.
Что со мной творится?
Подобных тем сны никогда не затрагивали. Да даже не в Йоджи и Кене дело…. Дело в том, что они из моей команды.
Если сны начали менять их…. То что остается реального?
****
Если долго смотреть в потолок, то начинает мерещиться она. Айя.
У нее разбиты губы, порвано платье, ссадины на щеках.
Как больно смотреть на ее лицо. Что-то сжимается глубоко внутри, и начинают слезиться глаза, и щипать в носу, и щеки начинают пылать.
Потому что ей больно – значит, больно мне, ведь мы единое целое.
****
Я пошел в супермаркет. Еда в квартире закончилась.
Пожалуй, если бы я не столь серьезно относился к своей работе, то и не было бы всех этих ужасных снов.
Я потер лоб. У меня паранойя.
Супермаркет. Я должен идти в супермаркет. Замороженные продукты, модифицированные продукты, запакованные в пластиковые пакеты продукты….
Почему нельзя брать с собой катану?..
****
На улице было прохладно. Накрапывал мелкий дождик, асфальт был мокрым и темно-серым.
Возле супермаркета был припаркован черный BMW. Тонированные стекла скрывали все….
Я прохожу мимо, не оглядываясь.
Вдруг сзади раздаются быстрые шаги, и меня кто-то хватает за руку.
- Фудзимия-сан.
Оборачиваюсь так резко, что начинает болеть шея, и слезятся глаза.
- Добрый вечер. Я хотел бы с вами поговорить.
…И почему я не взял катану?
Чертов Кроуфорд. Гребаный хакуджин! Хотя, впрочем, я не питаю к нему особой ненависти. Личной неприязни у меня к нему нет.
- Чего тебе надо, хакуджин?
Он хмыкает и поправляет очки.
- Отчего же так сразу грубо – хакуджин? Я же вас не называю «желтой куклой» или «желтым красавчиком»…
- Еще бы.
Я прошипел это ему в лицо, и попытался вырваться. Но Кроуфорд чересчур крепко держал меня.
- Отпусти меня немедленно.
- Господин Фудзимия, мне необходимо с вами поговорить.
- Не о чем.
- Вы ошибаетесь.
- Заткни хлебало ногой.
- Господин Фудзимия, нам действительно необходимо поговорить. Это очень важно…. Если вы хотите сохранить «Weiß», то вам все-таки стоит со мной переговорить.
- Нет»
***
«Чертов упрямый японец! Чертов мальчишка! Я же ради него… Ну, то есть…То есть, в создавшейся ситуации существует определенная выгода и для него…. Вот черт. Я же видел это, я же знаю, что он согласится, но как его убедить?
Разве что только…»
***
«Я же все видел!
Я видел все это, я помню…. И если это случится…
Мальчишка покупает цветы своей матери - синие колокольчики, берет сдачу, выходит на улицу, оборачивается, - и окно разбивает бомба, осколки летят во все стороны, а мимо идет Шульдих…. Крыша разваливается, пламя сжигает все…. На улицу взрывной волной вышвыривает обуглившееся тело Оми… а Шульдих падает там же, в горле у него осколок, кровь льется фонтаном, а Критикер бросают все новые и новые бомбы, и уже горят рыжие волосы, и синие глаза уже сожжены….
Завтра.
Я не позволю.
Забрать.
Моего Шульдиха.»
***
«Его улыбка, чуть насмешливая, но такая теплая, его нежная, гладкая кожа, пахнущая ванилью и чем-то удивительно родным.
Хрупкое тело, узкие плечи, веснушки…
Горячие поцелуи, торопливые, долгие, ласковые…
Прикосновения пальцев, быстрые и легкие, восхитительные движения его бедер….
Шепот…
Его слова.
«Брэд», произнесенное хриплым голосом.
Тихие стоны, сплетенные руки, худые стройные ноги…..
Смятые простыни, и рыжие волосы на белой подушке.
Я не позволю.»
***
«Парк опустел.
Солнце садится, окрашивая верхушки деревьев в желто-красно зеленый цвет.
Как я люблю вот так просто сидеть на скамейке, держа в руке томик Гарсии Лорки. Он на английском, я не могу перевести ни слова, но эти буквы, строчки, прыгающие по страницам, словно играющие в чехарду – короткая – длинная – длинная - короткая….
Магазин закрыт.
А я.. я просто отдыхаю…
Не умолкая, стрекочут кузнечики и цикады, прямо передо мной бродят голуби. Влажная жара медленно уходит, уступая ночь свежей прохладе.
Господи, как хорошо.
Здесь меня никто не преследует, никто от меня ничего не хочет, здесь нет страшных снов, здесь я здоров, здесь я могу дышать.
А стоит выйти из парка – я задыхаюсь.
- Господин Фудзимия…»
***
«Первое правило Оракула – не вмешиваться в ход событий, иначе можно так все испортить….
Но у меня нет выбора.»
***
«Я не двигаюсь с места.
Провидец стоит сзади, я чувствую его упрямо пристальный взгляд.
Он внезапно садится рядом на скамейку и устало закрывает лицо ладонями.
- Послушай, Фудзимия… Ты когда-нибудь любил?
Я удивленно смотрю на него. Вид у Кроуфорда измученный, какой-то…надломленный, что ли. И его вопрос…
- Любил.
- Скажи, ты хотел бы потерять свою любовь?
Глупо, ведь она и так потеряна….
Но вновь и вновь вспоминая….
- Нет.
Он вдруг поворачивается ко мне, глаза пылают, и на щеках выступил румянец:
- Тогда помоги, помоги мне, не дай мне потерять…. Мою любовь.
С какой стати я должен тебе помогать? Твои проблемы – сам решай, мистер Кроуфорд.
- Нет.
- Да пойми ты, Фудзимия! – он срывается в истерику, почти кричит, в глазах стоит безумие. – Пойми, завтра – да, да, да, уже завтра! – наступит конец твоей команде, конец, конец всему, конец Шульдиху….»
***
« И в этот момент….
Знакомое ощущение искривления пространства, несильный поворот в другую сторону… но это значит, что будущее уже изменилось.
Только теперь я боюсь, потому что я не знаю этого будущего.
И что случится – тоже не знаю.
Негромкое, до боли знакомое хмыканье Шульдиха, появившегося откуда-то из-за кустов.
- Хе, Брэд, вот не думал, что ты так развлекаешься…
И в этот момент…
Будущее настигло меня.»
***
Шульдих, кривя губы, вытягивает вперед руку.
Айя, прикрыв глаза, опирается на нее, и в следующий момент они уже стоят в полу-обьятии, полу-доверии, полу-жажде друг друга. Еще не полностью опьяневшие от близости, но уже давно перешедшие границы стеснений.
Латинский клуб.
Начальные ноты сальсы…
Страсть в каждом движении, откровение в каждом прикосновении…их позы почти порнографически, а танец в их исполнении превратился в бесстыдное соблазнение. Музыка и их тела живут едино, они пылают, доводят до оргазма, и снова возбуждают…
Их поцелуи в танце – жадные, ненасытные, необузданные, нетерпеливые. Каждый хочет большего, но музыка не пускает, музыка заставляет двигаться, порождая между ними огонь.
Танец окончен.
Из тени выходят молодые люди, они восхищенно хлопают… их глаза хищны и полны желания.
- Спасибо за прекрасный танец, Ран.
- И тебе…любимый.
Шульдих, услышав сей эпитет, вдруг обнимает Айю.
Я не слышу его шепота, я буквально ощущаю его кожей.
- Люблю тебя….
***
Началось все….
- Началось все так….
Шульдих, пьяный, - как редко бывает он в таком состоянии, - сидит в «Котенок в доме» и рассказывает Айе о нас.
Айя молча слушает его.
Он не говорит ничего.
Смотрит, - внимательно, немного напряженно, ловя случайный взгляд Шульдиха, впитывая каждую гримасу его лица, запоминая все – запах его кожи, все оттенки рыжины его волос, игру света на щеках…
Я – будущий я – стою на улице, следя за ними из-за витрины.
Ран сочувствующе дотрагивается до руки Шульдиха.
Тот вздрагивает….
И обнимает Рана.
Прочное слияние, полное соединение двух тел. Морально. И без помощи телепатии…
***
Легкое прикосновение руки…
Ладонь, скользящая под футболкой, миллиметр за миллиметром познающая кожу – тактильно, на ощупь, ориентируясь по вздохам наслаждения.
Пальцы, словно невзначай коснувшиеся ремня брюк – и спустившиеся ниже, получив в вознаграждение тихий, приглушенный стон, - пальцы, ласкающие лен – нетерпеливо и печально – потому что нельзя прикоснуться к коже….
Электричка не остановится, не поймет всю их жажду.
Полупустой вагон…
Словно сама собой расстегнувшаяся ширинка, и длинные пальцы, зарывшиеся в рыжие волосы.
Судорожные вдохи, закушенная губа, фиолетовые круги перед глазами…
И короткое –
- Шульдих.
Словно обещание, словно молитва, словно вечность. Таким голосом произносят «аминь».
Улыбка одними уголками губ – и поцелуй, дарующий надежду.
Надежду на сегодняшний вечер на Саипане.
***
- Улыбнись.
И он подчиняется.
Это Берлин.
Родина.
Его квартира.
Футболка, решительно скинутая, обнажающая резко выступающие ребра и впалый, накаченный живот.
Палец, очерчивающий впадину пупка, и медленно спускающийся вниз по нежной коже, - ремень, не желающий так быстро расстегиваться, как того требуют обстоятельства.
Брюки, стянутые быстрым движением, и боксеры, давно уже не нужные.
Руки, ласкающие бедра, губы, обжигающие своими прикосновениями….
Стоны удовольствия.
Шульдих, без сил падающий на кровать и увлекающий за собой Рана – еще одетого, но это ненадолго.
Алчные, невыносимые поцелуи, - и никакого подчинения.
Никакой телепатии.
Ничего.
Только неизведанное чувство, жгучее, остро пахнущее сексом и Agent Provocateur – «страсть».
***
Жадные ласки, ногти, царапающие кожу, впивающиеся в нее, оставляющие глубокие следы – следы желания.
Прикосновения, изучение тел – раз за разом, жажда большего, невозможного – но, глядя на них, кажется, что это реально.
Сплетенные ноги, тесно прижатые бедра, судороги возбуждения – словно впервые и словно в последний раз. Поцелуи – нежные, ласковые, мягкие….
И грубое вторжение в тело – категорическое, резкое, пронзительное, вызывающее – но оно не инициирует сопротивления. Его ждут, его желают, его хотят, о нем мечтают, все время, каждую секунду, с каждым вздохом – все глубже, все полнее.
***
- Просто, Брэдли, я больше не могу так. Меня уже достало. Может, лучше пойти в Вайс?
Шульдих улыбается и смотрит на меня – на будущего Брэда Кроуфорда – мягко и как-то сочувствующе.
И уходит.
С Фудзимией.
***
«- Просто, Брэдли, я больше не могу так. Меня уже достало. Может, лучше пойти в Вайс?
Шульдих улыбается и смотрит на меня мягко и как-то сочувствующе.
Я понимаю, что это будущее уже наступило.
И выбора нет.
Да, я… обманывал себя, я не люблю по-настоящему Шульдиха, но я к нему слишком привык, он слишком много для меня значит, я не могу.
- Нет!
Я вскакиваю со скамейки.
Изменения будущего. Острые уколы секунд, заменяющих друг друга, неизведанное, затягивающее в себя….
- Не смей… Лучше я покину нашу команду…»
***
Это я.
Я.
В будущем.
Совсем другой.
Я стою рядом с Раном на улице.
Льет дождь – сильный, упрямый, рыдающий. На улице совсем темно – вечер, или даже ночь.
Мы стоит под витриной закрывшегося магазина.
Айя смотрит на меня.
Его глаза – темные сейчас, почти черные, бездонные, влажно мерцающие. Он улыбается одними глазами, и робко касается моей руки своею.
Я крепко сжимаю его холодную ладонь.
Мы переплетаем пальцы.
Умиротворение. Нежность. Доверие.
Я и не знал, что могу все это ощутить….так ярко, так ослепительно – и так жаждать этого.
***
Квартира – не знаю, чья, но, кажется… наша квартира.
Я жду, и жду уже достаточно долго – нетерпеливо, изматывая нервы.
Скрежет ключа.
Я резко дергаю на себя дверь, и прижимаю к себе Айю. От него пахнет табаком, порохом и потом.
- Так долго….
Слова не желают произноситься правильно, так как надо – как произносят это в кино, или в книгах – слова кажутся лишними, голос срывается то на крик, то на сиплый шепот.
- Прости, любимый.
Его голос звучит мягко и нежно, успокаивающе, как-то даже…по-матерински. Совсем тихо…
Он обнимает меня одной рукой, другой закрывает дверь.
- Ран…
Он отстраняется, чтобы взглянуть мне в глаза. Чтобы молча спросить – как умеет только он, только мой милый, дорогой Айя Фудзимия.
Я ловлю его губы – сухие, горячие, шершавые… Язык у него слегка солоноватый от сигарет, но на вкус он такой же – чуть горьковатый шоколад.
***
Солнце пробивается сквозь плотные шторы.
Я медленно провожу рукой линию его позвоночника, чуть задерживаясь на каждом позвонке, и большим пальцем отсчитываю выступающие ребра.
Он переворачивается и прижимается ко мне всем телом.
Жарко, горячо, невыносимо, и хочется еще…
Влажная дорожка вниз по животу, стоны…
Пальцы, переплетенные вместе, волосы, мокрые от пота, глаза, затуманенные чем-то таким…знакомым, но знакомым для меня – знакомым только благодаря Айе. Любовью, желанием, страстью.
***
Calvin Klein. Этот запах витает в воздухе – невозможно, нестерпимо…
Точно так же, как невозможно больше ждать.
Последний поцелуй – я прошу прощения, он извиняет.
И я вторгаюсь в это совершенное тело, в его жар, расплавляюсь в его огне, задыхаюсь, сгораю без остатка, впитываю в себя его стоны, ловлю малейшее напряжение его мышц… Невозможно думать, невозможно говорить, невозможно не кричать – стонать его имя, хрипло вышептывать «любимый» - только ему.
А потом лежать, обнявшись, сплетаясь телами, и медленно умирать в этой волшебной неге, в его чудесной ласке…
***
Сидеть на этой же самой скамейке в парке – сидеть рядом с ним, прижавшись к нему плечом, и читать Гарсию Лорку.
Он внимательно слушает. На его лице – наслаждение…
Водить пальцем по строчкам, и ощущать все тот же аромат Calvin Klein, его запах, впитавшийся в страницы….
- Это мой серый коралл. Это мое перерезано горло.
Айя вскидывает голову и улыбается.
Как ему идет эта улыбка – легкая, мгновенная, открытая, такая счастливая…
Я сглатываю – на меня снова находит это странное чувство – чувство покоя и любви….
- Это моя большая река. Это мой ветер в темных пределах.
Айя закрывает глаза и кладет голову мне на колени. Сжавшись в комочек, он совсем не похож на наемного убийцу, на холодного Абиссинца с катаной.
Я поглаживаю его волосы, пальцем провожу по тонкой шее, чувствуя, как он реагирует на эти прикосновения…
- Это моей любви заостренный, жестокий клинок!
Ран чуть поворачивает голову и смотрит на меня.
- Я люблю тебя.
Наконец я смог сказать это….
***
«Я отшатываюсь от Шульдиха и смотрю на Фудзимию.
Он кажется каким-то отрешенным, и абсолютно непричастным к происходящему – в будущем он выглядел иначе…
- Идиоты.
Айя поворачивается и уходит.
Что-то кольнуло в груди – резко и жестоко. Просто я понял, что будущее, мое будущее с Раном – это то, чего мне всегда не хватало, и я не смогу, я не должен его потерять.
- Подожди!
Удивленно оборачиваюсь.
Мы крикнули это хором.
Шульдих… смотрит на меня почти вызывающе.
И я улыбаюсь.
Телепат подмигивает мне – и в следующее мгновение мы вместе бежим за нашей мечтой, за нашим, только нашим – Раном Фудзимией.
Где-то за деревьями взошла луна.
Конец.
Вот и заполучили вы себе кавайного зверя-психа....
Мфм....
И - мое творение.
For E121
Название: "La Luna asoma" (Луна восходит)
Фандом: "Белый крест"
Автор: Ptrasi
Бета: не бечено
Пейринг: упоминание - Кроуфорд/Шульдих, Кроуфорд/Фудзимия, Шульдих/Фудзимия (как вариант - Фудзимия/Шульдих)
Жанр: angst, romance, OOC
Дисклеймер: я никого не имею
Предупреждения: Фудзимия, по словам заказчика, "псих ненормальный", потому и ООС, так же, как и Кроуфорд, но мне всегда казалось, что он именно таков. Так что я считаю - ООС там нет. Но мое дело маленькое.
читать дальше …А теперь я стою с пустыми руками в шелесте устья.
Неважно, что с каждой минутой
Новый ребенок вздымает веточки вен
И роды змеи, развернувшиеся под ветвями,
Успокоят кровожадных любителей наготы.
Важно одно: пустота. Одинока вселенная. Устье.
Не-заря. Бессильная сказка.
Одно только это: устье.
Это мой серый коралл.
Это мое перерезано горло.
Это моя большая река.
Это мой ветер в темных пределах.
Это моей любви заостренный, жестокий клинок!
Федерико Гарсиа Лорка. «Рождество на Гудзоне»
….Я лежал на кровати и смотрел в потолок. Выкрашенный белой краской гипсокартоновый потолок…..
Окно было открыто. Меня уже полчаса донимал какой-то комар, но я не собирался его убивать.
Ночью всегда прохладно. Легкий холодок окутывает с ног до головы, покалывает кожу…… Я сжимаю рукоять моей катаны. Если бы в мире было счастье…. Оно было бы здесь.
******
Утром болело все тело, хотя бы только потому, что я опять метался на кровати. Кошмары преследуют меня ежедневно… вернее, еженощно. И нет ничего страшнее этих кошмаров, ибо в них – одна зияющая, ноющая, рвущая душу на части пустота. Безумная чернота, высасывающая все силы….
Иногда мне снилась моя сестра. Она лежала на дороге, раскинув в стороны руки, платье разорвано, ноги неестественно вывернуты… Лицо все в грязи и пятнах крови…. Сумка разодралась, вокруг разбросаны окровавленные учебники, порванные тетради, несколько сломанных ручек….
Часто сны подменивали реальность. Они обманывали меня, издевались надо мной.
Я сижу на кровати. Перед глазами проплывают темные круги. Руки стискивают катану. Она – единственное реальное в этой жизни; единственное, что поддерживает меня.
Надо идти будить Кудо, Оми и Хидаку.
*****
Я ударяю в дверь Йоджи. Удивительно, но она не заперта. От пинка дверь распахивается, и я вижу смятую кровать, Йоджи и какого-то паренька. При ближайшем рассмотрении «пареньком» оказывается Хидака.
Они не реальны, и я знаю это.
Они – это часть моего сна.
Кен поднимает голову и смотрит на меня.
- Что, уже утро?
Его голос гулким эхом отдается в комнате.
Йоджи ворочается, одеяло сползает с него. Хидака бережно ловит одеяло и укрывает Кудо. Я подхожу ближе.
- Что-то случилось, Фудзимия?
Я дотрагиваюсь до плеча Кена. Оно еще влажное от пота, гладкое и горячее.
Хидака непонимающе смотрит на меня и повторяет:
- Что-то случилось, Фудзимия?
Голова опять начинает болеть.
- Что-то случилось, Фудзимия?
Его голос становится все более четким и ясным.
- Что-то случилось, Фудзимия?
Темные круги перед глазами, все расплывается…
- Что-то случилось, Фудзимия?
Голос Кена заполняет все пространство, и я, задыхаясь, открываю глаза.
- Что-то случилось, Фудзимия?
Хидака встревожено смотрит на меня.
Я сижу на полу у двери своей комнаты. Кен держит меня за плечо и заглядывает в глаза.
- Я… что…?
- Я шел в ванную, а ты спишь под дверью своей комнаты. Все в порядке?
Мотаю головой.
- Все… в порядке.
- Ты уверен? Ты сегодня не пришел нас будить. Я не могу достучаться до Йоджи, он заперся и дрыхнет, наверное. Оми уже в магазин пошел. Ты точно хорошо себя чувствуешь?
Киваю и, опираясь рукой о стену, ухожу.
В ванной я включаю холодную воду и быстро умываюсь.
Потом опускаю руки под струю воды и замираю, приходя в себя.
Что со мной творится?
Подобных тем сны никогда не затрагивали. Да даже не в Йоджи и Кене дело…. Дело в том, что они из моей команды.
Если сны начали менять их…. То что остается реального?
****
Если долго смотреть в потолок, то начинает мерещиться она. Айя.
У нее разбиты губы, порвано платье, ссадины на щеках.
Как больно смотреть на ее лицо. Что-то сжимается глубоко внутри, и начинают слезиться глаза, и щипать в носу, и щеки начинают пылать.
Потому что ей больно – значит, больно мне, ведь мы единое целое.
****
Я пошел в супермаркет. Еда в квартире закончилась.
Пожалуй, если бы я не столь серьезно относился к своей работе, то и не было бы всех этих ужасных снов.
Я потер лоб. У меня паранойя.
Супермаркет. Я должен идти в супермаркет. Замороженные продукты, модифицированные продукты, запакованные в пластиковые пакеты продукты….
Почему нельзя брать с собой катану?..
****
На улице было прохладно. Накрапывал мелкий дождик, асфальт был мокрым и темно-серым.
Возле супермаркета был припаркован черный BMW. Тонированные стекла скрывали все….
Я прохожу мимо, не оглядываясь.
Вдруг сзади раздаются быстрые шаги, и меня кто-то хватает за руку.
- Фудзимия-сан.
Оборачиваюсь так резко, что начинает болеть шея, и слезятся глаза.
- Добрый вечер. Я хотел бы с вами поговорить.
…И почему я не взял катану?
Чертов Кроуфорд. Гребаный хакуджин! Хотя, впрочем, я не питаю к нему особой ненависти. Личной неприязни у меня к нему нет.
- Чего тебе надо, хакуджин?
Он хмыкает и поправляет очки.
- Отчего же так сразу грубо – хакуджин? Я же вас не называю «желтой куклой» или «желтым красавчиком»…
- Еще бы.
Я прошипел это ему в лицо, и попытался вырваться. Но Кроуфорд чересчур крепко держал меня.
- Отпусти меня немедленно.
- Господин Фудзимия, мне необходимо с вами поговорить.
- Не о чем.
- Вы ошибаетесь.
- Заткни хлебало ногой.
- Господин Фудзимия, нам действительно необходимо поговорить. Это очень важно…. Если вы хотите сохранить «Weiß», то вам все-таки стоит со мной переговорить.
- Нет»
***
«Чертов упрямый японец! Чертов мальчишка! Я же ради него… Ну, то есть…То есть, в создавшейся ситуации существует определенная выгода и для него…. Вот черт. Я же видел это, я же знаю, что он согласится, но как его убедить?
Разве что только…»
***
«Я же все видел!
Я видел все это, я помню…. И если это случится…
Мальчишка покупает цветы своей матери - синие колокольчики, берет сдачу, выходит на улицу, оборачивается, - и окно разбивает бомба, осколки летят во все стороны, а мимо идет Шульдих…. Крыша разваливается, пламя сжигает все…. На улицу взрывной волной вышвыривает обуглившееся тело Оми… а Шульдих падает там же, в горле у него осколок, кровь льется фонтаном, а Критикер бросают все новые и новые бомбы, и уже горят рыжие волосы, и синие глаза уже сожжены….
Завтра.
Я не позволю.
Забрать.
Моего Шульдиха.»
***
«Его улыбка, чуть насмешливая, но такая теплая, его нежная, гладкая кожа, пахнущая ванилью и чем-то удивительно родным.
Хрупкое тело, узкие плечи, веснушки…
Горячие поцелуи, торопливые, долгие, ласковые…
Прикосновения пальцев, быстрые и легкие, восхитительные движения его бедер….
Шепот…
Его слова.
«Брэд», произнесенное хриплым голосом.
Тихие стоны, сплетенные руки, худые стройные ноги…..
Смятые простыни, и рыжие волосы на белой подушке.
Я не позволю.»
***
«Парк опустел.
Солнце садится, окрашивая верхушки деревьев в желто-красно зеленый цвет.
Как я люблю вот так просто сидеть на скамейке, держа в руке томик Гарсии Лорки. Он на английском, я не могу перевести ни слова, но эти буквы, строчки, прыгающие по страницам, словно играющие в чехарду – короткая – длинная – длинная - короткая….
Магазин закрыт.
А я.. я просто отдыхаю…
Не умолкая, стрекочут кузнечики и цикады, прямо передо мной бродят голуби. Влажная жара медленно уходит, уступая ночь свежей прохладе.
Господи, как хорошо.
Здесь меня никто не преследует, никто от меня ничего не хочет, здесь нет страшных снов, здесь я здоров, здесь я могу дышать.
А стоит выйти из парка – я задыхаюсь.
- Господин Фудзимия…»
***
«Первое правило Оракула – не вмешиваться в ход событий, иначе можно так все испортить….
Но у меня нет выбора.»
***
«Я не двигаюсь с места.
Провидец стоит сзади, я чувствую его упрямо пристальный взгляд.
Он внезапно садится рядом на скамейку и устало закрывает лицо ладонями.
- Послушай, Фудзимия… Ты когда-нибудь любил?
Я удивленно смотрю на него. Вид у Кроуфорда измученный, какой-то…надломленный, что ли. И его вопрос…
- Любил.
- Скажи, ты хотел бы потерять свою любовь?
Глупо, ведь она и так потеряна….
Но вновь и вновь вспоминая….
- Нет.
Он вдруг поворачивается ко мне, глаза пылают, и на щеках выступил румянец:
- Тогда помоги, помоги мне, не дай мне потерять…. Мою любовь.
С какой стати я должен тебе помогать? Твои проблемы – сам решай, мистер Кроуфорд.
- Нет.
- Да пойми ты, Фудзимия! – он срывается в истерику, почти кричит, в глазах стоит безумие. – Пойми, завтра – да, да, да, уже завтра! – наступит конец твоей команде, конец, конец всему, конец Шульдиху….»
***
« И в этот момент….
Знакомое ощущение искривления пространства, несильный поворот в другую сторону… но это значит, что будущее уже изменилось.
Только теперь я боюсь, потому что я не знаю этого будущего.
И что случится – тоже не знаю.
Негромкое, до боли знакомое хмыканье Шульдиха, появившегося откуда-то из-за кустов.
- Хе, Брэд, вот не думал, что ты так развлекаешься…
И в этот момент…
Будущее настигло меня.»
***
Шульдих, кривя губы, вытягивает вперед руку.
Айя, прикрыв глаза, опирается на нее, и в следующий момент они уже стоят в полу-обьятии, полу-доверии, полу-жажде друг друга. Еще не полностью опьяневшие от близости, но уже давно перешедшие границы стеснений.
Латинский клуб.
Начальные ноты сальсы…
Страсть в каждом движении, откровение в каждом прикосновении…их позы почти порнографически, а танец в их исполнении превратился в бесстыдное соблазнение. Музыка и их тела живут едино, они пылают, доводят до оргазма, и снова возбуждают…
Их поцелуи в танце – жадные, ненасытные, необузданные, нетерпеливые. Каждый хочет большего, но музыка не пускает, музыка заставляет двигаться, порождая между ними огонь.
Танец окончен.
Из тени выходят молодые люди, они восхищенно хлопают… их глаза хищны и полны желания.
- Спасибо за прекрасный танец, Ран.
- И тебе…любимый.
Шульдих, услышав сей эпитет, вдруг обнимает Айю.
Я не слышу его шепота, я буквально ощущаю его кожей.
- Люблю тебя….
***
Началось все….
- Началось все так….
Шульдих, пьяный, - как редко бывает он в таком состоянии, - сидит в «Котенок в доме» и рассказывает Айе о нас.
Айя молча слушает его.
Он не говорит ничего.
Смотрит, - внимательно, немного напряженно, ловя случайный взгляд Шульдиха, впитывая каждую гримасу его лица, запоминая все – запах его кожи, все оттенки рыжины его волос, игру света на щеках…
Я – будущий я – стою на улице, следя за ними из-за витрины.
Ран сочувствующе дотрагивается до руки Шульдиха.
Тот вздрагивает….
И обнимает Рана.
Прочное слияние, полное соединение двух тел. Морально. И без помощи телепатии…
***
Легкое прикосновение руки…
Ладонь, скользящая под футболкой, миллиметр за миллиметром познающая кожу – тактильно, на ощупь, ориентируясь по вздохам наслаждения.
Пальцы, словно невзначай коснувшиеся ремня брюк – и спустившиеся ниже, получив в вознаграждение тихий, приглушенный стон, - пальцы, ласкающие лен – нетерпеливо и печально – потому что нельзя прикоснуться к коже….
Электричка не остановится, не поймет всю их жажду.
Полупустой вагон…
Словно сама собой расстегнувшаяся ширинка, и длинные пальцы, зарывшиеся в рыжие волосы.
Судорожные вдохи, закушенная губа, фиолетовые круги перед глазами…
И короткое –
- Шульдих.
Словно обещание, словно молитва, словно вечность. Таким голосом произносят «аминь».
Улыбка одними уголками губ – и поцелуй, дарующий надежду.
Надежду на сегодняшний вечер на Саипане.
***
- Улыбнись.
И он подчиняется.
Это Берлин.
Родина.
Его квартира.
Футболка, решительно скинутая, обнажающая резко выступающие ребра и впалый, накаченный живот.
Палец, очерчивающий впадину пупка, и медленно спускающийся вниз по нежной коже, - ремень, не желающий так быстро расстегиваться, как того требуют обстоятельства.
Брюки, стянутые быстрым движением, и боксеры, давно уже не нужные.
Руки, ласкающие бедра, губы, обжигающие своими прикосновениями….
Стоны удовольствия.
Шульдих, без сил падающий на кровать и увлекающий за собой Рана – еще одетого, но это ненадолго.
Алчные, невыносимые поцелуи, - и никакого подчинения.
Никакой телепатии.
Ничего.
Только неизведанное чувство, жгучее, остро пахнущее сексом и Agent Provocateur – «страсть».
***
Жадные ласки, ногти, царапающие кожу, впивающиеся в нее, оставляющие глубокие следы – следы желания.
Прикосновения, изучение тел – раз за разом, жажда большего, невозможного – но, глядя на них, кажется, что это реально.
Сплетенные ноги, тесно прижатые бедра, судороги возбуждения – словно впервые и словно в последний раз. Поцелуи – нежные, ласковые, мягкие….
И грубое вторжение в тело – категорическое, резкое, пронзительное, вызывающее – но оно не инициирует сопротивления. Его ждут, его желают, его хотят, о нем мечтают, все время, каждую секунду, с каждым вздохом – все глубже, все полнее.
***
- Просто, Брэдли, я больше не могу так. Меня уже достало. Может, лучше пойти в Вайс?
Шульдих улыбается и смотрит на меня – на будущего Брэда Кроуфорда – мягко и как-то сочувствующе.
И уходит.
С Фудзимией.
***
«- Просто, Брэдли, я больше не могу так. Меня уже достало. Может, лучше пойти в Вайс?
Шульдих улыбается и смотрит на меня мягко и как-то сочувствующе.
Я понимаю, что это будущее уже наступило.
И выбора нет.
Да, я… обманывал себя, я не люблю по-настоящему Шульдиха, но я к нему слишком привык, он слишком много для меня значит, я не могу.
- Нет!
Я вскакиваю со скамейки.
Изменения будущего. Острые уколы секунд, заменяющих друг друга, неизведанное, затягивающее в себя….
- Не смей… Лучше я покину нашу команду…»
***
Это я.
Я.
В будущем.
Совсем другой.
Я стою рядом с Раном на улице.
Льет дождь – сильный, упрямый, рыдающий. На улице совсем темно – вечер, или даже ночь.
Мы стоит под витриной закрывшегося магазина.
Айя смотрит на меня.
Его глаза – темные сейчас, почти черные, бездонные, влажно мерцающие. Он улыбается одними глазами, и робко касается моей руки своею.
Я крепко сжимаю его холодную ладонь.
Мы переплетаем пальцы.
Умиротворение. Нежность. Доверие.
Я и не знал, что могу все это ощутить….так ярко, так ослепительно – и так жаждать этого.
***
Квартира – не знаю, чья, но, кажется… наша квартира.
Я жду, и жду уже достаточно долго – нетерпеливо, изматывая нервы.
Скрежет ключа.
Я резко дергаю на себя дверь, и прижимаю к себе Айю. От него пахнет табаком, порохом и потом.
- Так долго….
Слова не желают произноситься правильно, так как надо – как произносят это в кино, или в книгах – слова кажутся лишними, голос срывается то на крик, то на сиплый шепот.
- Прости, любимый.
Его голос звучит мягко и нежно, успокаивающе, как-то даже…по-матерински. Совсем тихо…
Он обнимает меня одной рукой, другой закрывает дверь.
- Ран…
Он отстраняется, чтобы взглянуть мне в глаза. Чтобы молча спросить – как умеет только он, только мой милый, дорогой Айя Фудзимия.
Я ловлю его губы – сухие, горячие, шершавые… Язык у него слегка солоноватый от сигарет, но на вкус он такой же – чуть горьковатый шоколад.
***
Солнце пробивается сквозь плотные шторы.
Я медленно провожу рукой линию его позвоночника, чуть задерживаясь на каждом позвонке, и большим пальцем отсчитываю выступающие ребра.
Он переворачивается и прижимается ко мне всем телом.
Жарко, горячо, невыносимо, и хочется еще…
Влажная дорожка вниз по животу, стоны…
Пальцы, переплетенные вместе, волосы, мокрые от пота, глаза, затуманенные чем-то таким…знакомым, но знакомым для меня – знакомым только благодаря Айе. Любовью, желанием, страстью.
***
Calvin Klein. Этот запах витает в воздухе – невозможно, нестерпимо…
Точно так же, как невозможно больше ждать.
Последний поцелуй – я прошу прощения, он извиняет.
И я вторгаюсь в это совершенное тело, в его жар, расплавляюсь в его огне, задыхаюсь, сгораю без остатка, впитываю в себя его стоны, ловлю малейшее напряжение его мышц… Невозможно думать, невозможно говорить, невозможно не кричать – стонать его имя, хрипло вышептывать «любимый» - только ему.
А потом лежать, обнявшись, сплетаясь телами, и медленно умирать в этой волшебной неге, в его чудесной ласке…
***
Сидеть на этой же самой скамейке в парке – сидеть рядом с ним, прижавшись к нему плечом, и читать Гарсию Лорку.
Он внимательно слушает. На его лице – наслаждение…
Водить пальцем по строчкам, и ощущать все тот же аромат Calvin Klein, его запах, впитавшийся в страницы….
- Это мой серый коралл. Это мое перерезано горло.
Айя вскидывает голову и улыбается.
Как ему идет эта улыбка – легкая, мгновенная, открытая, такая счастливая…
Я сглатываю – на меня снова находит это странное чувство – чувство покоя и любви….
- Это моя большая река. Это мой ветер в темных пределах.
Айя закрывает глаза и кладет голову мне на колени. Сжавшись в комочек, он совсем не похож на наемного убийцу, на холодного Абиссинца с катаной.
Я поглаживаю его волосы, пальцем провожу по тонкой шее, чувствуя, как он реагирует на эти прикосновения…
- Это моей любви заостренный, жестокий клинок!
Ран чуть поворачивает голову и смотрит на меня.
- Я люблю тебя.
Наконец я смог сказать это….
***
«Я отшатываюсь от Шульдиха и смотрю на Фудзимию.
Он кажется каким-то отрешенным, и абсолютно непричастным к происходящему – в будущем он выглядел иначе…
- Идиоты.
Айя поворачивается и уходит.
Что-то кольнуло в груди – резко и жестоко. Просто я понял, что будущее, мое будущее с Раном – это то, чего мне всегда не хватало, и я не смогу, я не должен его потерять.
- Подожди!
Удивленно оборачиваюсь.
Мы крикнули это хором.
Шульдих… смотрит на меня почти вызывающе.
И я улыбаюсь.
Телепат подмигивает мне – и в следующее мгновение мы вместе бежим за нашей мечтой, за нашим, только нашим – Раном Фудзимией.
Где-то за деревьями взошла луна.
Конец.
@музыка: Мертвые Художники - Радиошторм
@настроение: депрессняковое
-
-
25.08.2007 в 15:44-
-
25.08.2007 в 15:48-
-
25.08.2007 в 16:10сделано, маста! хай, маста!