Сделка без последствий. Обновление

[pooka]

Автор: Serenada aka Sapfir
Название: Сделка без последствий
Фэндом: Weiss Kreuz
Рейтинг: R
Жанр: romance/angst
Пейринг: Шульдих/Ран
Disclaimer: они не мои. А жаль.
Предупреждение: ООС, AU, death-fic. Ах да, самое страшное: банальность.))

Так как записи почему-то не поднимаются, выкладываю продолжение в новый пост, а все предыдущие части лежат здесь

***
Солнце поглаживало нежными лучами лицо Шульдиха, и это было неправильно. В его комнате по утрам никогда не было так светло, что телепата вполне устраивало. Он не любил просыпаться от того, что под закрытыми веками вспыхивают оранжево-красные цветы.
Впрочем, ему потребовалась всего пара секунд, чтобы понять: на солнце он зря обиделся, потому что разбудил его негромкий, но настойчивый голос, раздававшийся в недрах черепной коробки:
- Шульдих, просыпайся. Шульдих!
Кроуфорд, черт бы его побрал… Никогда не даст выспаться по-человечески. Недовольный телепат приоткрыл один глаз… и забыл о Брэде напрочь.
Во сне Ран повернулся к нему лицом и отодвинулся, избегая прикосновений, от которых ему, наверное, было слишком жарко ночью. Он безмятежно спал, подложив руку под голову, забавно приоткрыв рот. Шульдих улыбнулся, все еще сонно, и почувствовал умиротворение. На одну секунду.
Потом он вспомнил, почему спит в комнате Рана, вспомнил весь вчерашний вечер, вспомнил скрученное болью тело под своими руками… Солнце как-то странно поблекло, будто подернулось пеленой облаков.
- Шульдих, подъем, я сказал! Мы опоздаем на встречу, - снова напомнил о себе Оракул холодным голосом в голове.
Телепат протянул руку и невесомо коснулся волос Рана, убирая несколько прядей с его лица.
- Да встал я уже, встал! Одеваюсь, - буркнул он, чтобы отвязаться от Кроуфорда. Следующая реплика Брэда его удивила – прежде всего, саркастичным тоном:
- У меня, может, и есть проблемы со зрением, но не до такой же степени.
Шульдих приподнял голову с подушки, обернулся и увидел, что Брэд стоит в дверях комнаты и с любопытством смотрит на них.
- Ой, - только и выдал телепат. Потом собрался и задал очень занимавший его вопрос – по-прежнему не раскрывая рта: - А почему ты говоришь мысленно?
- Хочешь, чтобы я его разбудил? – повел бровью Кроуфорд. – Живо собирайся, через двадцать минут чтобы был готов.
Не дожидаясь ответа Шульдиха, он вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
Было в этой ситуации что-то, выходящее за рамки нормальности, но немец плюнул на все и неохотно выбрался из постели, отчаянно зевая. Как бы осторожно он ни старался двигаться, Ран зашевелился, а через несколько секунд одарил Шульдиха недовольным взглядом фиолетовых глаз. Спустя еще пару мгновений взгляд стал удивленным, а потом губы Фудзимии сложились в такую ядовитую ухмылочку, что рыжий поперхнулся очередным зевком. Он быстренько представил, что сейчас созерцает Ран, и гордо вскинул голову, на которой – и в этом можно было не сомневаться – творилось черт знает что. Было у его волос такое малоприятное свойство: после сна его прическа превращалась в настоящий хаос, срочно требующий вмешательства расчески.
- Не могу же я выглядеть стильно и элегантно круглосуточно, - вальяжно потягиваясь, прокомментировал Шульдих.
Ран беззвучно фыркнул и завозился, чтобы встать, но немец быстро наклонился к нему, коснулся губами складки, оставшейся от подушки на его щеке, и шепнул, укутывая разум Айи своим даром:
- Поспи еще, либэ, куда тебе торопиться?
Ран пару раз моргнул и послушно закрыл глаза, погружаясь в спокойный, крепкий сон еще как минимум на пару часов.
Шульдих вздохнул, задернул шторы, чтобы поубавить прыть солнца, и тихо вышел из комнаты, стараясь не смотреть на спящего Рана.

***
Во время встречи, на которую они с Брэдом поехали вдвоем, телепат изо всех сил старался не дать повода Оракулу снова чувствовать себя правым, но получалось у него неважно. Даже когда ему казалось, что он полностью сосредоточен, Шульдих вдруг обнаруживал, что совершенно не понимает, о чем идет речь и что ему следует делать с мыслями плотно сбитого низенького пожилого японца, которые он прилежно сканировал. Взять себя в руки и сконцентрироваться на работе никак не получалось, хотя немец едва ли смог бы сказать, о чем он думал все это время. Или о чем пытался не думать. Так или иначе, пользы от его присутствия было немного, и Кроуфорд имел законное право рвать и метать… но он почему-то этого не делал. Брэд только пару раз мысленно одернул его, указывая на ключевые моменты беседы и давая задание скорректировать жизненные представления клиента в целом и взгляды на вопросы бизнеса – в частности.
Когда они закончили, Шульдих чувствовал себя выжатым, а потом еще и пропущенным через кухонный комбайн лимоном. Кроме того, он ждал нотаций от Кроуфорда, которые в сжатом и упрощенном виде выражали бы мысль «А я тебя предупреждал…». Однако Брэд только бросил на него хмурый взгляд и немного раздраженного произнес «Домой», окончательно повергая телепата в шок.
Нравоучений, выговора и распекания Шульдих так и не дождался.

Оказавшись у себя в комнате, немец распластался на постели с таким чувством, будто его накачали свинцом, а перетаскивание себя с места на место превратилось в адский, непосильный труд. В голове, словно комок червей, копошились мысли, от которых хотелось избавиться. Они шептали все громче и громче, и Шульдих щелкнул пультом от музыкального центра, лишь бы заглушить их. Услышав первые звуки песни, телепат порадовался, что не поменял диск: старый добрый Rammstein сейчас был уместен как никогда. Низкие хрипловатые голоса сплетались с тяжелой музыкой и заполняли комнату, опутывали его собой. Шульдих машинально произносил слова песен, а перед ним металось что-то большое и темное, от чего он отворачивался, как испуганный капризный ребенок. Время, отпущенное на существование защитной брони, истекло. Шульдих с устрашающей ясностью понял, что рядом с ним находился человек, который должен был умереть. Его Ран. Его нежный котенок.
Он знал это вчера, знал и сегодня утром. Это знание было рядом с ним постоянно, но сейчас оно вдруг обрело плоть, обросло мясом, превратилось в нечто осязаемое. Как будто старая знакомая Смерть, такая привычная и обыденная, обзавелась новым лицом, как будто Шульдих впервые посмотрел на нее. Он принес ей в жертву столько жизней – легко, не задумываясь, выполняя приказы… но сейчас она требовала невозможного, выцарапывала кривыми когтями, а он не мог помешать.
Когда Шульдих вернулся домой, он собирался зайти к Рану, который должен был уже проснуться. Собирался, но не смог. Придумал себе какую-то отговорку. Лежа на постели с закрытыми глазами, слушая жесткую музыку и раз за разом прокручивая в голове одну и ту же мысль, он понимал, что дико испуган. Шульдиху никогда не приходилось терять что-то важное, чужая смерть всегда воспринималась им просто как благословенная тишина после гула запутанных мыслей. А Ран нарушал все правила и выбивался из привычной системы координат. Смотреть на него сейчас – значило напоминать себе о грядущей боли, еще незнакомой ровно бьющемуся сердцу. Это предчувствие, предугадывание страдания вгоняло в ступор, сталкиваясь с желанием быть рядом с ним, защитить его любой ценой. Шульдиха как будто разрывали на части, и он не понимал, что ему нужно делать. Именно поэтому он лежал, раскинув руки, и подпевал ребятам из Rammstein.
Он в полутрансе выговаривал второй куплет из «Spiel mit mir»:

Vor dem Bett ein schwarzes Loch
Und hinein fallt jedes Schaf
Bin schon zu alt und zähl sie doch
Denn ich find keinen Schlaf*

Как раз в этот момент открылась дверь.
- Что, громко? Я убавлю, - проговорил телепат, не открывая глаз, и потянулся к пульту.
- Что ты делаешь, Шульдих?
В голосе Кроуфорда прозвучала непривычная для него усталость пополам с раздражением, и немец все-таки повернул к нему голову, поднимая чугунные веки:
- Музыку слушаю. Нельзя?
Брэд ничего не говорил – просто смотрел на него, привалившись плечом к косяку. Шульдих испытал чувство дежа вю и не удержался от вопроса:
- Ты уже второй раз за день приходишь ко мне лично, вместо того чтобы обратиться мысленно. Почему?
- Хотелось тебя увидеть.
- Влюбился? – слабо хмыкнул Шульдих.
- Упаси меня боже, - ответил Брэд так серьезно, что только хорошо знавший его телепат мог оценить всю глубину сарказма этой фразы.
- Ну вот… никому-то я не нужен, - вздохнул рыжий, закладывая руки за голову.
- Никому?
От одного слова Шульдих дернулся и закусил губу. В нем уже не было ни грамма шутовства, когда он задал следующий вопрос:
- Ты с самого начала знал, да?
- Когда ты пришел ко мне за разрешением, я не знал.
- Какая разница… узнал потом. Почему ты не рассказал мне? Тебе было забавно за мной наблюдать?
- Я не вижу в этом ничего забавного, Шульдих. Сказал бы я тебе или нет – от этого бы ничего не изменилось. Что ты собираешься делать?
Телепат вяло пожал плечами, разглядывая узор на подвесном потолке:
- Не знаю. Я ничего не знаю, - он помолчал, а потом добавил с сердитой насмешкой: - А вот ты-то как раз в курсе, не правда ли? Я тебя насквозь вижу, Брэд. Ты уже давно осведомлен, чем это закончится. Провидец, мать твою.
- Возможно.
- Ладно, Брэд… спасибо, что заглянул посмотреть, насколько мне хреново, а сейчас не мог бы ты оставить меня в покое? – не видя смысла в продолжении этого диалога, попросил Шульдих.
- Ты собираешься весь день тут проваляться? Сходил бы куда-нибудь… развлечься, - вдруг предложил Кроуфорд.
- Думаешь, поможет?
- Ну… можно и так сказать, - уклончиво ответил Оракул и собрался выполнить просьбу телепата, а именно – убраться. Остановил его еще один вопрос:
- Брэд, а почему ты разрешил мне привести его, если ты знал, что из этого получится?
Кроуфорд взглянул на него с легкой улыбкой:
- Во-первых, мой запрет тебя бы не остановил, а во-вторых… он делает тебя лучше. Как это ни странно.
Кроуфорд ушел, а Шульдих остался – со своими мыслями, со своим страхом и с пустотой, распирающей сердце.

***
Он почти не помнил, как прошел день. Время как будто застряло на месте, и Шульдих не понимал, почему стрелки на часах все равно двигаются. Несколько раз он выходил из комнаты, чтобы зайти к Рану, но каждый раз оказывался где угодно, только не у него. Телепат поблекшей тенью слонялся по дому, раз пять побывав на кухне, повалявшись на диване в гостиной, заглянув к Фарфарелло и чуть не сунувшись сдуру к Брэду в кабинет. В конце концов он засел у себя в комнате.
К ужину Шульдих не спустился, зато попросил Наги отнести Рану его порцию. Телекинетик сначала глубоко возмутился в духе «я тебе не официант», но потом что-то в интонациях немца – хотя они и говорили телепатически - заставило его передумать.
Шульдих чувствовал себя мерзко. К страху начало примешиваться чувство вины, как будто он кого-то обманывал. Ближе к ночи рыжий был на взводе и не находил себе места. У него начала болеть голова, сомнения приняли гипертрофированный вид, ему хотелось бежать из этого дома, из Токио, из проклятой Японии… В конечном счете Шульдих решил воспользоваться советом Кроуфорда и отправиться в клуб. Лихорадочно натягивая на себя белые брюки и яркую обтягивающую майку без рукавов, – первое, что попалось под руку, - он думал о том, что хотя бы один раз он может позволить себе по-настоящему напиться. Так, чтобы забыть обо всем. Чтобы исчезнуть из этого мира на время. Да… он будет танцевать и пить, пить и танцевать, выламывая тело под жесткую клубную музыку. Потом он снимет какого-нибудь смазливого японского мальчика, затащит его в одну из верхних комнат и будет грубо трахать, впечатав лицом в подушку. А потом ему будет плохо, так плохо, что захочется умереть - когда посетители клуба всем скопом поимеют его своими липкими, пьяными, обдолбанными мыслями, и он не сможет защититься, потому что сам будет пьян, потому что не удержит щиты. И этому танцующему стаду тоже будет некомфортно – всю грязь Шульдих вернет им сторицей, щедро транслируя свои ощущения, одаривая ими каждого, находящегося рядом. А мальчику, который будет с ним в этот момент, очень повезет, если он не сойдет с ума. Потому что у Смерти уродливое лицо. Потому что ей нужен Ран.
Наспех повязав на голову белую бандану, Шульдих кубарем скатился с лестницы и по темному коридору почти побежал к входной двери, как будто за ним гнались черти из ада.
Вдруг он резко остановился, словно налетев на прозрачную стену. В гостиной работал телевизор.
Это не мог быть Кроуфорд. Наги предпочитал общество своего компьютера. Фарфарелло спал у себя в комнате, накачанный успокоительным.
Шульдих медленно, стараясь не издать ни звука, вернулся обратно и заглянул в комнату.
Верхнее освещение не было включено, единственным источником света являлся огромный плазменный телевизор, по экрану которого сейчас метались вооруженные до зубов самураи. Ран сидел на диване, обхватив руками согнутую в колене ногу, и явно был поглощен фильмом.
В первое мгновение Шульдих чуть было не отшатнулся, ощутив, как болезненно сжалось сердце. Поколебавшись, телепат сделал глубокий вдох и прошел в гостиную, не отрывая взгляда от точеного профиля Рана. Тот заметил его не сразу, а когда почувствовал движение в темноте, то немедленно опустил ногу с дивана и выпрямился, словно приготовившись к нападению.
- Что смотришь? – с фальшивой веселостью спросил Шульдих.
- Классика японского кинематографа, - не вдаваясь в подробности, ответил Ран.
- А… классика – это здорово, - выдал общую фразу немец и замялся.
Ран окинул его быстрым взглядом и безразлично поинтересовался:
- Уходишь?
Шульдих испытывал серьезную потребность сказать «да» и исчезнуть. Но еще сильнее ему хотелось остаться рядом с сосредоточенным, задумчивым Абиссинцем – здесь, в темноте этой комнаты, наедине со старым японским фильмом. Радужная перспектива провести ночь в клубе померкла на фоне строгого бледного лица с сияющими бархатно-фиолетовыми глазами. Шульдих сел на диван, достаточно близко от Рана, и беззаботно проговорил:
- Нет, лучше присоединюсь к тебе. Брэд уже давно достает меня тем, что я, живя в Японии, недостаточно хорошо знаю ее культуру. Вот, буду просвещаться.
- Ты уже полфильма пропустил, - заметил Фудзимия, впрочем, без раздражения. – Я тебе сейчас пересказывать ничего не буду.
- Как скажешь, котенок, - не задумываясь, согласился Шульдих, облокачиваясь о спинку дивана.
- Какая покладистость… - дернул бровью Айя, не поворачивая головы от экрана. – Игрушка оказалась бракованной, и играть с ней уже неинтересно?
Шульдих вздрогнул, как от прикосновения холодного железа к коже. Он дотронулся до руки Фудзимии, и тот все-таки взглянул на него – печально и спокойно.
- Не надо так, Ран, - отчетливо проговорил телепат. – Это неправда, и ты это знаешь.
Айя хотел что-то возразить, но только вздохнул и сказал, снова отворачиваясь:
- Давай смотреть фильм, Шульдих.
Какое-то время немец действительно наблюдал за происходящим на экране и пытался вникнуть в суть сюжета. Иногда он задавал вопросы, на которые Ран отвечал предельно коротко, чтобы не отвлекаться. Однако фильм интересовал Шульдиха далеко не так сильно, как сам Ран. Он все чаще смотрел на него, цепляясь взглядом за пряди темно-красных, почти черных в темноте волос, изгиб губ, высокий лоб… Ему вдруг стало спокойно и тепло, как будто это не он целый день метался по дому и не находил себе места. Острая тоска притупилась, в душе заворочалось что-то пушистое и ласковое. Ему уже не хотелось убежать отсюда и не хотелось причинять боль себе или другим. Время, глубоко вздохнув, вернулось в свое русло и потекло широкой тихой рекой.
- А это что за парень? – спросил Шульдих, на секунду посмотрев в телевизор и снова возвращаясь взглядом к лицу Рана.
- Слуга императора, который должен… - Айя запнулся, потому что в этот момент повернулся к Шульдиху, на лице которого ясно отражалось все, что он испытывал сейчас. Телепат задумчиво рассматривал его, подперев голову ладонью, и Ран, слегка покраснев, тихо закончил: - …убить главного героя. Ты совсем не смотришь.
Телепат покачал головой. Айя устремил было взгляд на экран, но через несколько секунд вновь обернулся: Шульдих по-прежнему смотрел на него, смотрел с такой грустью и болью, что они ощущались почти физически.
Все, чего хотел сейчас немец – прикоснуться к нему, почувствовать его живое тепло, как прошлой ночью. Если бы только это было возможно… если бы он позволил… Задумавшись, Шульдих сначала не заметил даже, что Ран немного наклонился к нему, а заметив – не поверил глазам. Сначала. А потом наплевал на все и подался вперед, вовлекая робкие губы в осторожный поцелуй. Ран не отстранился, и на вкус он был как сладкое крепленое вино, сразу ударяющее в голову.
Шульдих не торопился. Все происходящее казалось ему сном, который исчезнет, стоит только моргнуть. Словно его накачали воздухом, словно он может взлететь, оттолкнувшись от земли. Ему хотелось быть нежным – и он был нежен, так нежен, как ни с кем прежде, никогда. Шульдих никогда не думал, что способен испытывать такие чувства, от них кружилась голова – и от ласковой податливости Рана. Он не просто подставлял губы – он целовал его, мягко и немного несмело.
Чувствуя, как внутри все сжимается и замирает, Шульдих обнял Рана за талию, придвигаясь ближе, и скользнул языком в горячий, приоткрывшийся навстречу рот. Айя не возражал, только взглянул на него из-под густых опущенных ресниц.
Только через несколько минут Шульдих дал ему передышку, потому что ему самому уже трудно было дышать от разрывающей грудь нежности. Ран рассеянно посмотрел на экран всеми забытого телевизора и пробормотал:
- Ну вот… мы пропустили самое интересное.
Шульдих тихо рассмеялся, провел ладонью по его щеке:
- Ты мне потом обязательно расскажешь.
Ран улыбнулся. Шульдих, не удержавшись, слизнул с его губ эту улыбку – и больше уже не отпускал.
Стоило признать, что своевременным советом «сходить развлечься» Брэд вернул хорошее к себе отношение рыжего телепата.
Более чем.
__________________
* В этой кровати черная дыра,
И туда падает каждая овечка.
Уже слишком стар, но по прежнему их считаю,
Потому что не могу заснуть.